Эд Макбейн - Удар молнии
— Да, — раздался женский голос.
— Мисс Ролз?
— Да, я.
— Коттон Хейз.
— Кто-кто?
— Хейз. Из Восемьдесят седьмого. Вы у нас были на прошлой неделе по поводу этого случая изнасилования. Мы перекинулись парой слов...
— А, верно. Привет, Хейз. Рыжий.
— Он самый.
— Ну и как, поймали?
— Кого?
— Насильника.
— Нет. Сегодня во второй половине дня заходила Эйлин Берк. Ее вроде назначили.
— Знаю.
— Но, по-моему, она начинает только завтра.
— Верно. Я просто надеялась, что вдруг молния ударила сегодня или вчера.
— Увы.
Наступило молчание.
— Ну ладно... э-э... Какое-нибудь дело?
Хейз заколебался.
— Алло? — подула в трубку Энни.
— Да-да, я здесь, — он снова помолчал. — Слушайте, вы замужем или как?
— Или как.
Хейзу показалось, что она улыбается.
— Вы уже ужинали? Сейчас начало восьмого, так что, может быть...
— Нет, еще не ужинала. — Теперь-то она точно улыбалась. — Вообще я только вошла.
— Так как насчет... а?
— С удовольствием. Заедете за мной сюда или встретимся где-нибудь?
— В восемь вас устроит? — спросил Хейз.
Они поужинали в китайском ресторане, а потом зашли к Энни домой. Она жила в старом кирпичном здании на Лэнгли Плейс, недалеко от Тридцать первого, одного из старейших участков города, где в подвалах до сих пор топили углем. Она сказала, что, конечно, это благодаря ей, то есть тому, что она живет здесь, за последние три года в доме не было ни одной кражи. Наверняка, заметила она, разливая коньяк, публика прознала, что здесь живет женщина-полицейский.
На ней были простое синее платье и такого же цвета туфли на высоком каблуке. «Вряд ли, — подумал он, — Энни ходит так на работу». На вид она ничем не отличалась от обыкновенной горожанки: темные, коротко стриженые волосы, карие глаза за очками в черной оправе, золотая цепочка и кулон. А впрочем, нет. Простая горожанка не рискнет выйти на улицу с золотой цепочкой на шее. А женщина-полицейский, у которой в сумочке пистолет 38 калибра, позволить себе такое может. Но во всем остальном на полицейского она была не похожа; большинство женщин-полицейских в этом городе имели нечто общее с переносными громкоговорителями на деревенской ярмарке; такие же крикливые и здоровые, с большими пистолетами на боку, обоймами к ним и мощными задами. Энни Ролз была похожа на школьницу. Рассказывали, что она уложила двух грабителей в банке, но Хейз не мог представить себе этого. Не мог представить, как она принимает стойку, наводит пистолет и не убирает пальца с курка, пока эти ублюдки не рухнут на пол. Он попытался вообразить себе эту сцену и перехватывая протянутую рюмку с коньяком, сообразил, что прямо-таки воззрился на нее.
— В чем дело? — улыбнулась Энни.
— Да нет, ни в чем, просто вспомнил, что вы из полиции.
— Иногда мне хотелось бы об этом забыть, — откликнулась Энни.
Она уселась рядом с ним на диване, поджав ноги. Комната была обставлена весьма симпатично: напротив дивана, у стены, камин с кемельским углем, на стенах литографии, в крохотную кухню упирается длинный узкий стол, уставленный многочисленными сковородками и кастрюлями. Мебель, на взгляд, высшего качества. Хейз вспомнил, что как детектив первого класса она зарабатывает в год тридцать семь тысяч девятьсот тридцать пять долларов. Он отхлебнул коньяк.
— Хорош, — заметил он.
— Брат привез из Франции.
— А чем он занят?
— Занимался ввозом рыбы. Только не смейтесь.
— Что за рыба?
— Семга. В основном ирландская. Очень дорогая штука. Что-то порядка тридцати восьми долларов за фунт.
— Ничего себе. А причем тут Франция?
— Что? А-а. Так, более или менее случайная поездка. Нечто среднее между отдыхом и делом.
— Никогда не был во Франции, — с легкой завистью сказал Хейз.
— Я тоже.
— Зато во Франции был Лупоглазый.
— Лупоглазый?
— Фильм «Французский связник» смотрели? Не тот, в котором он отправляется во Францию, это дешевка. А первый.
— Да, тот был настоящий.
— Угу, один стоишь на морозе, да и вообще... Знаете, нечто похожее было с Кареллой.
— А кто такой Карелла?
— Парень, с которым мы расследуем эти убийства. Хороший полицейский.
— И что же с ним произошло?
— Его превратили в наркомана. Он тогда одно дело, связанное с наркотиками, вел, и его посадили на иглу. Как Лупоглазого во второй серии «Французского связника». Только с Кареллой это случилось еще до фильма. Я имею в виду, действительно случилось, не выдумки.
— А сейчас он как?
— Все нормально. Да, он был на крючке, но не так уж долго, и к тому же его заставили, это был не добровольный шаг.
— Словом, все позади?
— Ну да.
— Веселое дело. Работа полицейского, я имею в виду.
— Обхохочешься. А как вы на ней оказались?
— Думала, будет интересно. В общем, так оно и оказалось.
— Не согласен.
— Нет, почему же? Тогда я только что кончила колледж...
— Вы и сейчас выглядите студенткой.
— Благодарю.
— А в самом деле, сколько вам?
— Тридцать четыре, — немедленно откликнулась Энни.
Вот это он и любил в женщинах-полицейских. Никакого кокетства. Задал вопрос — получишь прямой ответ.
— И давно на этой работе?
— Восемь лет.
— Раньше вроде занимались ограблениями?
— Угу. А до того в надзорной службе. Это была моя первая работа в полиции. Затем ограбления, а сейчас изнасилования. А вы?
— О, я уж и не припомню, когда начал работать в Восемьдесят седьмом. Перед этим был в Тридцатом, ну, это, как на курорте.
— Это уж точно, — Энни кивнула и отхлебнула коньяк.
— Я многому научился у себя на окраине.
— Не сомневаюсь.
Они немного помолчали. Ему хотелось расспросить ее, где училась, чем занималась в колледже, не скучно ли было работать на надзоре, где занималась, пока отдел не был распущен. Этот отряд предотвратил сорок четыре вооруженных ограбления, пока начальник полиции не решил, что игра не стоит свеч. Интересно, застрелила она кого-нибудь на этой работе? Да о многом еще хотелось расспросить ее. Вроде бы теперь узнал ее поближе, но вопросы все равно остались, и немало. И тут он вдруг почувствовал себя совершенно легко и свободно и остановился на полуслове. Сказал лишь, словно они друг с другом вечно знакомы:
— Со временем она поглощает тебя. Работа.
— Да, — после продолжительного молчания сказала Энни. — Именно поглощает.
Они смотрели друг на друга.
Наконец Хейз встряхнулся.
— Ну что ж, — сказал он, глядя на часы. — Если у вас день был вроде моего...
— Да уж, досталось.
— Ладно, — и он неловко поднялся. — Спасибо за коньяк. У вашего брата хороший вкус.
— Спасибо за ужин.
Она осталась на месте, глядя на него снизу вверх и по-прежнему сидя, поджав ноги.
— Давайте как-нибудь повторим, — предложил он.
— С удовольствием.
— Допустим... Завтра у меня отгул. Может...
— До четырех я свободна.
— Может... а черт, и сам не знаю. Вы-то что предпочли бы?
— Право, не знаю, — улыбнулась Энни. — А вы?
— Мне нравится этот фильм, «Французский связник».
— И мне.
— На прошлой неделе я опять смотрел его по телевизору.
— И я.
— Да не может быть!
— Честное слово.
— Поздно ночью, да?
— Около двух.
— Вот те на. Сидим в двух разных концах города и смотрим один и тот же фильм.
— Какая жалость.
Глаза их встретились.
— Ладно, — сказал он, — я позвоню утром, идет? Попробую чего-нибудь придумать.
— Ладно, не будем играть в кошки-мышки.
* * *Эйлин Берк была с Клингом в постели.
Они были вместе уже почти восемь месяцев, но сегодня было словно совсем по-новому, словно в первый раз. Совершенно обессилев, они обменялись традиционным заверением в том, что им обоим было замечательно, и Эйлин отправилась в ванную, а Клинг, как был, не одеваясь, открыл окно, через которое в комнату сразу же ворвался уличный шум; затем они снова вернулись в постель и легли, тесно прижавшись друг к другу. Эйлин лениво положила ему руку на грудь, а он нежно поглаживал ее по животу.
Помолчав немного, Эйлин заговорила:
— Я все думаю о работе.
Клинг тоже думал о работе. Он считал, что все эти повешения на территории Восемьдесят седьмого — дело рук Глухого.
— Да нет, я не об этом конкретном деле говорю, — сказала Эйлин. — Не о маскараде под названием «Мэри Холдингс».
— Ну да, эта девушка, которую изнасиловали.
— Я вообще о работе.
— Ты имеешь в виду работу в полиции?
— Мою работу в полиции.
«Это должен быть Глухой, — думал Клинг. — Это его почерк. Давно о нем ничего не слышно, но это, похоже, он. Кому еще придет в голову так облегчать им работу, подбрасывая документы?»
— Я про подсадных уток, — продолжала Эйлин.
Клинг вспоминал времена, когда Глухой впервые всплыл на поверхность. Тогда всем им, полицейским Восемьдесят седьмого, туго приходилось, они словно с тенью сражались. Все что было известно, так это что кто-то пытался наехать на одного мужика. Как же его звали? Мейер принял первое сообщение; в участок пришел человек, который рос еще с его отцом. Как же его звали? Хаскинс? Баскин?
