Вольф Долгий - Только всем миром
Произошло неожиданное.
— Тут какое-то недоразумение, — сказал вдруг свидетель Гольцев по прозвищу Калымыч. — У порта я не был — ни позапрошлой ночью, ни прошлой, ни на машине, ни пешим способом. Так что, при всем желании, я никого не мог там видеть.
О, тут было чем полюбоваться! Боже праведный, с каким апломбом держался он, сколько благородного, с трудом сдерживаемого негодования в хорошо поставленном голосе было, а на лице вдобавок выражение оскорбленной невинности! При этом на рисунки не удосуживался взглянуть даже…
Не знай Чекалин наверняка, что за субъект находится сейчас перед ним, пожалуй, и поверил бы ему. Хотя нет — в поведении Гольцева было все же что-то настораживающее. Как ни искусно он вел себя, но какая-то фальшь все равно прорывалась. Верно, тут вот что: слишком уж независимо он держался, слишком! По его понятиям, именно так, по-видимому, должен выглядеть невинный человек, будучи вызванным на допрос. Однако как раз здесь он и промахнулся. Чекалин не раз уже убеждался в том, что существует некая психологическая модель поведения человека на допросе. Самый раз невинный человек, волею судеб оказавшийся по другую сторону следовательского стола, чувствует себя напряженно — в большей или меньшей степени, и, уж во всяком случае, не бравирует так демонстративно своею безбоязненностью. Так что тактика, которую рассчитанно выбрал себе Гольцев, изначально оказалась негодной. Перестарались, Евгений Павлович, переиграли…
— У меня есть основания сомневаться в правдивости ваших слов, — сказал Чекалин.
— Я с превеликой охотой готов выслушать вас, — все с той же утрированной своей независимостью, с известной даже светскостью ответил Гольцев.
— Мне не хотелось бы прибегать сейчас к доказательству таких пустяков, — терпеливо разъяснил ему Чекалин. — Я хочу, чтобы вы поняли: меня не интересует, с какой целью вы были в порту. Повторяю, ваши показания необходимы для быстрейшего раскрытия убийства. Если уж так сошлось, что вы находились около порта в тот самый момент, когда там, по нашим предположениям, находился убийца, то не кажется ли вам странной избранная вами позиция? Не торопитесь с ответом, взвесьте все «за» и «против»…
Нет, он, Гольцев, и секундочки не дал себе на размышление.
— Нет! — резко вскинул он голову. — Уверяю, кто- то ввел вас в заблуждение относительно меня! Я не понимаю, почему привлек к своей скромной персоне столь повышенное ваше внимание. — Возвысил голос до пафоса: — Уж не потому ли, что это легче, нежели искать действительно преступника?
Чекалин переждал минутку.
— У меня, к сожалению, нет ни времени, ни желания пикироваться с вами. Был бы вам чрезвычайно признателен, если бы и вы оставили этот свой, гм… порхающий тон: слишком серьезным делом заняты мы сейчас с вами. Я еще раз прошу вас, чтобы вы внимательно всмотрелись в эти рисунки и сказали — не встречался ли вам около порта изображенный на них человек.
Гольцев улыбнулся, с натугой, но все-таки сумел это сделать — растянул губы в некоем подобии улыбки.
— Больше всего мне не хотелось бы сердить вас. Поскольку это совершенно не в моих интересах. Но что поделаешь! Как говорится, Платон мне друг, но истина — дороже… Я не был в порту!
— Буряк здесь? — спросил Чекалин у Исаева.
— Да, в коридоре.
— Послушайте, Гольцев, — сказал Чекалин, — сейчас сюда войдет тот парень, который помог найти вас. Его зовут Александр Буряк. Так получилось, что он попал в круг подозреваемых. Надеюсь, вы понимаете, насколько это серьезно. Ситуация такова, что если подтвердится, что он около ноля часов подходил к вам, когда вы сидели в машине, и о чем-то разговаривал с вами (о чем — сейчас не суть важно), — в этом случае его алиби можно считать установленным. Если этого не было — мы не сможем снять с него подозрение. Подчеркиваю, подозрение в убийстве. Я хочу, чтобы вы до конца осознали: речь идет не о какой-то там абстрактной истине, в данном случае она совершенно конкретна. В ваших руках, если угодно, судьба и жизнь этого человека. — Обернувшись к Исаеву, Чекалин сказал: — Попросите Буряка войти.
Усадив Буряка напротив Гольцева, Чекалин сказал:
— Свидетель Гольцев, вам знаком этот человек?
— Видите ли… Вряд ли это можно назвать знакомством. Где-то, помнится, встречал его. Однажды, кажется, подвозил — вероятно, попутно было.
— Когда вы в последний раз видели его?
— Ну, это трудно сказать определенно. Давно дело было. Месяца два назад, я думаю. Может полтора. Я же говорю — точно не помню.
На Саню Буряка страшно смотреть было: лидо пятнами пошло, лоб в один миг покрылся мелкими капельками пота.
— Гнида, — чуть слышно выдавил он из себя, но тишина была полная — слышали это все.
Чекалин понимал: надо пресечь эту выходку. Куда это годится — оскорблять свидетеля в следственном кабинете? Но он сделал вид, что ничего не слышал. Гнида и есть, давить таких… Сказал негромко:
— Спасибо, свидетель Буряк, вы свободны. Подождите, пожалуйста, в коридоре.
Такое редко случалось с Чекалиным. Он был не в силах сдержать бушевавшую в нем ненависть к этому вальяжному человеку, сидевшему перед ним.
— Вы страшный человек, — переведя дух, сказал он, не сводя с Гольцева глаз.
— А мне, знаете ли, безразлично, что вы обо мне думаете. — Гольцев изо всех сил старался казаться спокойным.
Чекалин в упор смотрел на него.
— Можно простить то, что вы мелкий барыга, кусош- ник, — трудно, но можно. Можно понять и ваше желание скрыть эту малопочетную сторону своей жизни. Но вы своим умолчанием, во имя сохранения репутации, по сути, гробите, скорее всего, невинного человека и в то же время даете возможность преступнику лишний день, или пусть даже час, быть на свободе и безнаказанно творить зло… этого не только простить, но даже и просто понять невозможно. Да, есть вещи, которые нормальный разум не в состоянии постигнуть.
— Одну минутку, — сказал Гольцев. — Уж не хотите ли вы, чтобы я в угоду вам дал ложные показания? Подтвердил то, чего не было? Или — чего я не видел? Неужели только в этом случае я смогу избавиться от ваших, простите уж за резкое словцо, пошлых прописей?
— Вам кажется, что вы ведете себя как человек, который действительно ничего не видел и ничего не знает?
— Не понимаю, почему мне это должно казаться? Если так оно и есть.
— Вы все рассчитали, Гольцев, и неглупо рассчитали… кроме одной малости. Человек, которому и впрямь нечего сказать, по крайней мере, не станет оскорбляться по любому поводу. Не говоря уж о том, что такой человек, прежде чем сказать «нет», обязательно посмотрит на портрет, тщательно изучит его, подумает, а не встречалось ли это лицо когда-нибудь раньше. И если он все- таки скажет «нет», то непременно с чувством сожаления. Потому что он хочет помочь расследованию. Потому что у него нет задней мысли — утаить что-то. Вы же пришли сюда с заранее приготовленным «нет» — на все случаи жизни. Потому что вы задались целью скрыть свои делишки, любою ценой скрыть — пусть даже ценою чьей-то жизни. Чаша весов, на которых находится ваше благополучие, явно перевешивает все ценности мира. Понять вас было нетрудно. Поэтому я с самого начала предложил вам своего рода полюбовную сделку: не знаю, мол, и знать не желаю, чем вы там занимаетесь ночью в порту. Но вы и здесь, даже и здесь, повели себя подло… Ну, неужели вам непонятно, что по сравнению с делом, которым мы сейчас заняты, ваши шахеры-махеры копейки не стоят? Не скрою, вы здорово разозлили меня. Меня так и подмывает всерьез заняться вами. Но еще не поздно, я хочу сказать — для вас не поздно: скажите правду — и, даю слово, мы не станем копаться в ваших махинациях. Поймите, время уходит, время!
— Нет, — сказал Гольцев. — Ничего нового я не могу вам сообщить.
— Неаккуратно, а как неаккуратно вы себя ведете, Гольцев! Я еще не встречал человека, который с таким упорством действовал бы себе во вред. Обещаю вам твердо: мы уж постараемся вывести вас на чистую воду!
— Ничего у вас не получится, — сказал Гольцев.
— Почему бы это?
— Показания Буряка, как лица, заинтересованного в том, чтобы выгородить себя, недорого стоят. К тому же, сдается мне, чтобы доказать спекуляцию — надобно взять с поличным. Пока что бог миловал, а в будущем я тем более не дам повода сделать это.
— Резонно, — задумчиво проговорил Чекалин. — Если речь идет о спекуляции, тут, допустим, вас и правда нелегко достать. Но я сейчас не это имел в виду. К ответственности вы будете привлечены за дачу заведомо ложных показаний. Доказать же, что вы все-таки были в порту той ночью, не составит большого труда. Помните солдат, ждавших свой грузовик неподалеку от вас? Они дружно утверждают, что видели вашу машину.
Имеются показания Буряка. Есть еще не разысканные нами три моряка с «Бискайского залива», которые подходили к вам, — мы постараемся их найти, тем более что один из них, возможно, преступник. Не исключено также, что и убийца, когда мы его возьмем, признает в вас того владельца белых «Жигулей», который барышничал водкой… Ну, не приведи, как говорится, господь, чтобы он оказался главным свидетелем против вас!
