Андрей Стрельников - Посмертный бенефис
5 августа 1996 года. Керчь, Украина
Дверь бара с шумом отворилась. Какой-то человек быстро прошел по тротуару — и растянулся на дороге, аккурат перед машиной. Костя резко нажал на тормоз и с удовольствием отметил про себя, что очень вовремя поменял колодки. Красавица «Омега» встала как вкопанная. Костя в задумчивости посмотрел на пьяницу и повернулся к Зурабу:
— Сиварь какой-то. Пойди, дай ему пенделя.
— Я, брат, и ходить-то не могу, а ты — пенделя…
Поставщик не появлялся уже две недели. Уличные «дистрибьюторы», сами, как правило, законченные наркоманы, оборвали Косте телефон.
В Керчь пришла большая ломка. Угроз наркоманов Костя не боялся. За ним стоял Брык, а это — силища! Правда, «силища» тоже уже два месяца как не давал о себе знать, но такое случалось и раньше. Костя открыл дверцу, подошел к любителю спиртного.
— Вставайте, граф!
— Брат, дай руку…
Поморщившись, Костя протянул ему руку — и чуть не заорал от боли. Рука его, казалось, попала в железные тиски. «Пьяница», совершенно трезвый парень лет тридцати, деловито, даже как-то «буднично» защелкнул наручники на Костиных запястьях.
— Пойдем, брат Константин, вон в ту машину. — И кивнул в сторону серой «Волги».
Костя обернулся — и совсем сник: Зураб лежал на капоте, руки за спиной, в наручниках, а здоровенный парень вытаскивал из-за ремня «браунинг». Все. Приехали.
Гели будет обыск дома — приехали надолго. А обыск, конечно, будет. Это не простые керченские менты, эти — явно покруче.
5 августа 1996 года. Москва
Султан аккуратно припарковал джип рядом с машинами своих земляков. Внимательно осмотрел площадь перед рынком, снял с заднего сиденья сумку, открыл дверцу, вылез… Зашел в кафе, и, кивнув повару Мамеду, уселся за столик. К нему подошел Гелани, хозяин кафе.
— Салям алейкум, уважаемый!
— Алейкум ассалям, дорогой! Как дела?
— Как семья? Дети?
— На все воля Аллаха, уважаемый Султан! Все в порядке. А у тебя?
— Тоже нормально, хвала Аллаху. Для меня что-нибудь есть?
— Пока нет, но еще рано. Сейчас принесу чай, сыр, лепешки. Посиди, подожди.
В кафе вошли двое, заказали чай, печенье, сели. Русские. Султан поморщился. Нельзя сказать, чтобы он не любил русских, нет. Но любой азербайджанец в Москве знал: Султан — сын очень авторитетного человека, одного из самых богатых людей в республике. А для русских он — пустое место, чурка с рынка. И никакой джип не в силах изменить это отношение.
Время истекло. Уже никто не придет. Султан обернулся — русские тоже уже ушли. Он бросил на стол десять долларов — Гелани любит доллары, — встал и пошел к джипу. Протянул руку к дверце — и вдруг какая-то сила подняла его в воздух и бросила на заднее сиденье.
Он оглянулся. Справа и слева от него сидели двое любителей чая с печеньем. Третий сел за руль.
— Что, уважаемый Султан, много денег в сумке? Сколько же ты, мразь, купил бы на них наркоты?
— В сумке полмиллиона долларов. Она ваша, а я и не приходил на рынок, идет? Берете сумку, вылезайте, а я прямо отсюда уезжаю в Баку.
— Другой расклад, Султан. Сумку-то мы берем, но ты садишься лет на восемь. Как минимум. Уловил?
— Вы что, богатые? Или совсем дурные?
— Мы, Султан, честные. Ты не знаешь, что это такое. В лагере у тебя будет время — возьми словарь, почитай.
— Да вам лечиться надо! А если жена узнает, что от таких денег отказался — не боишься?
— Нас набирают из холостых и неизлечимых.
«Влип, — подумал Султан, — это не менты. С этими ни Аллах, ни отец не помогут».
5 августа 1998 года. Амстердам, Нидерланды
Скоро совсем стемнеет. Эдгар увеличил скорость, оторвался от ехавших сзади машин и притормозил напротив бара.
Бармен опять новый. Но это не страшно. Он все равно ничего не знает. Его задача проста — взять у Эдгара портфель на хранение, а вернуть ему уже другой. Получить деньги за пиво, мило улыбнуться и попрощаться. Все.
Уже третий раз Эдгар проезжает мимо Пара. Что-то ему не нравится, а что — не ясно. Тревожно на душе.
Ладно. Тревога — тревогой, а дело — делом.
Он зашел, поздоровался с барменом, заказал кружку пива. А здесь не пусто… Две парочки — у входа. Возле стойки — два молодых спортивных англичанина, оценивают шансы «Манчестера» в Лите Чемпионов. Ждите, родные, ждите. «Аякс» все равно сильнее.
— Можно, я оставлю у вас на время портфель? — обратился к бармену. — Вечно забываю его под столом.
— Разумеется. Какие проблемы?
Он протянул портфель, и… бармен резко потянул его за руки, а один из «англичан» жестом фокусника защелкнул наручники.
Эдгар понял, что именно его смущало. «Англичане» и «бармен» выглядели «выпускниками одного инкубатора». И тут ему стало плохо.
6 августа 1996 года. Марсель, Франция
Вечер наступал быстрее, чем хотелось бы. Еще только восемь часов, а уже почти темно. Через час должен прийти Хорхе. Мишель еще раз спустился в трюм, проверил снасти. Все готово. Посмотрим, что там нашел этот испанец. Вообще-то Мишель уже два года не выходил в открытое море и сейчас согласился только за компанию. Рыбалка — просто повод. Испанец обещал привести с собой двух мулаток, которых привез то ли с Тринидада, то ли с Бермуд и которыми «угощал» теперь близких друзей. Вот, кстати, и он. Хорош. Настоящий пират. Высокий, здоровенный, загорелый. Только почему-то один.
— Привет, Мишель! Убери пузо, а то девушек перепугаешь!
— Привет, Хорхе! А где те, кого я должен пугать?
— Они на яхте у босса. Мы подберем их прямо в море.
— К чему такие сложности?
— У них же нет никаких документов, не говоря уже о визах. Они и живут на яхте. Между прочим, условия там лучше, чем в «Шератоне».
— Твой босс — большой человек, да?
— Есть и повыше. Господь Бог, например. Или султан Брунея.
Фонарь яхты босса они заметили около двух часов ночи. «Английская королева свою „Британию“ тоже называет яхтой, — мысленно усмехнулся Мишель, — хорошо бы познакомиться с хозяином этой пироги».
Хорхе, закончив махать фонарями, подошел к Мишелю.
— Босс приглашает тебя в гости. Давай швартоваться.
— Месье Лебеф, насколько мне известно?
— Да, месье..? — Мишель вопросительно смотрел на собеседника. Лет тридцать пять-сорок, высокий, спортивного сложения, не француз и, конечно, не испанец. Скорее, американец или немец.
— Называйте меня просто Кирк.
— Тогда я — просто Мишель.
— Ну и прекрасно. Что будете пить?
— Можно немного красного вина?
— Конечно. Только выбирайте сами. Вы француз. А мы, англосаксы, знаем толк только в крепких напитках. О Хорхе не беспокойтесь — он с девушками уже на вашем катере. А у нас с вами будет серьезный разговор.
Мишель насторожился. О чем можно говорить в два часа ночи, в ста милях от берега, с совершенно незнакомым, судя по всему, безумно богатым иностранцем?
— Расслабьтесь, Мишель. Условие только одно: при любом вашем решении все сказанное в этой каюте должно остаться между нами. Речь пойдет о вашем профессиональном мастерстве. Посмотрите на эти фотографии.
Работа. Деньги. Мишель в душе ликовал. При удачном раскладе можно будет выкупить закладную на дом. Может быть, и еще что-то останется.
— Вынужден вас разочаровать, Кирк. Два года назад суд лишил меня права оперировать. Я безработный.
— Если бы Вы догадывались, Мишель, меня интересует только ваше искусство. Надеюсь, вы не разучились оперировать?
— О нет, Кирк! Более того, я так истосковался по настоящей работе, что сейчас могу из крокодила сделать слона!
— Так взгляните на этого крокодила.
Мишель внимательно посмотрел на фото. Южнославянский тип лица, при этом кое-какие семитские, скорее всего еврейские, черты. Волевой подбородок, залысины на крутом лбу.
— Это лицо трудно изменить до неузнаваемости.
— Его нужно изменить до узнаваемости. Вот до этой.
Индоевропеец. Какая-то дикая помесь индуса и галла, индусского больше. Очень, очень сложно, но реально. Надо поторговаться.
Боюсь, Кирк, что это невозможно. Сегодня пластическая хирургия…
— Мишель! Я вас пригласил как профессионала, а не для торга.
— Можно. Но — очень дорого. И — палата, свет, наркоз, инструменты, ассистент. Затем — полтора-два месяца ухода. Потом — следы от швов. Их будет много. Не на лице, конечно, но останутся.
— Я слышал, что после ваших операций таких следов практически не остается.
— Я всегда делал из одного человека другого. Любого другого. И никогда — совсем другого, но очень определенного другого. Это сложно, Кирк, поверьте. Без всякой торговли.
— Верю. Назовите цифру.
— Учитывая все обстоятельства — секретность, незаконность, мой личный риск и так далее — полтора миллиона франков.
