Пер Валё - Смеющийся полицейский
— Да, конечно, — сказала она. — В газетах. Однако здесь он выглядит лучше. — Она вернула фотографию со словами: — Бритт не знала этого человека. В этом я могу почти поклясться. Абсолютно исключено, чтобы она позволила кому-нибудь, кроме жениха, проводить себя домой. Это просто было не в ее стиле.
Мартин Бек засунул бумажник в карман.
— Может быть, они дружили и…
Моника энергично покачала головой.
— Бритт была очень порядочная, робкая и, как я уже говорила, почти боялась мужчин. Кроме того, она по уши влюбилась в Бертила и ни на кого другого даже не взглянула бы. Ни на друга, ни на кого другого. К тому же я была единственным человеком, которому она доверяла, кроме Бертила, естественно. Она рассказывала мне обо всем. Мне очень жаль, герр комиссар, но, очевидно, это ошибка.
Она открыла сумочку и достала оттуда портмоне.
— Мне пора возвращаться к моим сосункам. У меня их семнадцать.
Она принялась рыться в кошельке, но Мартин Бек остановил ее движением руки.
— Это за счет государства, — сказал он.
Когда они стояли у ворот больницы, Моника Гранхольм предположила:
— Они, конечно, могли быть знакомы с детства или со школьных времен и случайно встретились в автобусе. Но об этом я могу только догадываться. Бритт жила в Эслёве до тех пор, пока ей не исполнилось двадцать лет. А откуда был родом этот полицейский?
— Из Халстахаммара, — сказал Мартин Бек. — Как фамилия того врача, Бертила?
— Персон.
— А где он живет?
— Гиллербакен, 22. В Рогсведе.
Немного поколебавшись, Мартин Бек протянул ей руку, для надежности не сняв перчатку.
— Передайте от меня благодарность государству за угощение, — сказала Моника Гранхольм, широким шагом поднимаясь по склону холма.
XVI
Автомобиль Гюнвальда Ларссона стоял на Тегнергатан возле дома номер сорок. Мартин Бек взглянул на часы и толкнул входную дверь.
Было двадцать минут четвертого. Это означало, что Гюнвальд Ларссон, который всегда старается быть точным, уже двадцать минут находится у фру Асарсон. И к этому времени он наверняка уже успел выведать все о жизни директора Асарсона, начиная с первого класса школы.
Методика допросов Гюнвальда Ларссона опиралась на правило начинать с самого начала и продвигаться вперед шаг за шагом. Эта методика могла, конечно, оказаться эффективной, но частенько она была всего лишь изматывающей и скучной.
Дверь квартиры открыл мужчина средних лет, одетый в темный костюм и при галстуке серебристого цвета. Мартин Бек назвал себя и показал служебный жетон. Мужчина протянул руку.
— Туре Асарсон, — представился он. — Я брат… умершего. Входите. Ваш коллега уже здесь.
Мужчина подождал, пока Мартин Бек повесит пальто, и вошел впереди него в широкую раздвижную дверь.
— Дорогая Мерта, это комиссар Бек.
Гостиная была большая и довольно темная. На низкой золотистой кушетке длиной не меньше трех метров сидела худощавая женщина в черном трикотажном костюме, с бокалом в руке. Она поставила бокал на стоящий возле кушетки низенький черный столик с мраморной столешницей и подала Мартину Беку руку, изогнув ладонь так, словно ждала поцелуя. Мартин Бек неловко пожал безвольные пальцы и пробормотал:
— Примите мои соболезнования, уважаемая фру.
По другую сторону мраморного столика стояли три низких розовых кресла, в одном из которых с довольно странным выражением лица сидел Гюнвальд Ларссон. Только тогда, когда Мартин Бек после любезного кивка хозяйки сам уселся в такое же кресло, он понял, что угнетает Гюнвальда Ларссона.
Дело в том, что конструкция кресла вынуждала сидящего принять горизонтальное положение, а было бы несколько странно проводить допрос лежа. Гюнвальд Ларссон сложился, как перочинный ножик, что требовало значительных усилий. Лицо у него было красным, он зло глядел на Мартина между торчащих перед ним, как альпийские вершины, колен.
Мартин Бек сначала поджал ноги влево, потом вправо, после чего попытался скрестить их и убрать под кресло, однако оно оказалось слишком низким. В конце концов он улегся в той же позе, что и Ларссон.
Вдова за это время успела опорожнить бокал и подала его деверю для того, чтобы он снова его наполнил. Деверь испытующе поглядел на нее и принес с ночного столика графин и чистый бокал.
— Позвольте предложить вам бокал шерри, комиссар, — сказал он.
Прежде чем тот успел отказаться, он наполнил бокал и поставил перед Мартином Беком.
— Я как раз спрашивал фру Асарсон, знает ли она, почему ее муж в понедельник вечером ехал в том автобусе, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— А я ответила вам то же самое, что сказала субъекту, который был настолько бестактен, что принялся задавать вопросы о моем муже через секунду после того, как сообщил о его смерти. Не знаю.
Она сделала движение бокалом в направлении Мартина Бека и осушила его одним глотком. Мартин Бек попытался дотянуться до своего бокала, но промахнулся и снова упал в кресло.
— А вам известно, где ваш муж был раньше в тот вечер? — спросил он.
Хозяйка поставила бокал, взяла из стоящей на столе зеленой стеклянной шкатулки сигарету с оранжевой гильзой и золотым фильтром, размяла ее в пальцах, несколько раз постучала ею по крышке шкатулки и подождала, пока деверь подаст ей огонь. Мартин Бек заметил, что она не вполне трезва.
— Да, известно, — сказала она. — Он был на собрании. В шесть часов мы пообедали, потом он переоделся и около семи ушел.
Гюнвальд Ларссон вынул листок бумаги и авторучку. Ковыряя ею в ухе, он спросил:
— На собрании? Каком именно и где?
Асарсон посмотрел на невестку и, поскольку она не отвечала, пришел ей на выручку.
— На собрании кружка под названием «Верблюды». Кружок состоит из девяти членов, которые дружат со времен совместной учебы в морской школе кадетов. Они обычно собирались у директора Шёберга на Нарвавеген.
— «Верблюды», — с подозрением повторил Гюнвальд Ларссон.
— Да, — объяснил Асарсон, — они обычно приветствовали друг друга словами: «Как дела, старый верблюд?», отсюда и название «Верблюды».
Вдова бросила на деверя критический взгляд.
— Это содружество на идеологической основе, — сказала она. — Они занимаются благотворительной деятельностью.
— Вот как? — произнес Гюнвальд Ларссон. — Какой именно, к примеру?
— Это тайна, — ответила фру Асарсон. — Даже мы, жены, об этом не знаем.
Мартин Бек, ощущая на себе взгляд Ларссона, спросил:
— Вам известно, в котором часу директор Асарсон ушел с Нарвавеген?
— Известно. Я не могла уснуть и около двух встала, чтобы сделать глоточек на ночь. Тут я увидела, что Гесты еще нет дома, и позвонила Винтику, они так называют директора Шёберга, и Винтик сказал мне, что Геста ушел около половины одиннадцатого.
Она замолчала и положила сигарету.
— Как вам кажется, куда ваш муж ехал в автобусе маршрута № 47? — спросил Мартин Бек.
Асарсон испуганно посмотрел на него.
— Естественно, он ехал к какому-нибудь клиенту. Мой муж был очень энергичным и много работал в фирме. Туре ее совладелец. Нередко мужу приходилось заниматься делами фирмы даже по ночам. Например, когда кто-нибудь приезжал из провинции и должен был только на одну ночь остановиться в Стокгольме и… — Она замолчала, подняла свой пустой бокал и принялась вертеть его в руке.
Гюнвальд Ларссон был занят тем, что делал записи на листке бумаги. Мартин Бек выпрямил ногу и помассировал колено.
— У вас есть дети? — спросил он.
Фру Асарсон подвинула бокал деверю, чтобы тот его наполнил, однако деверь не глядя поставил бокал на ночной столик. Она окинула его обиженным взглядом, с трудом поднялась и стряхнула с юбки пепел.
— Нет, комиссар Пек. Мой муж, к сожалению, не смог подарить мне детей.
Она около минуты глядела горящими глазами в какую-то точку за левым ухом Мартина Бека. Несколько раз моргнула, потом посмотрела на него самого.
— Ваши родители американцы, герр Пек? — спросила она.
— Нет, — ответил Мартин Бек.
Гюнвальд Ларссон по-прежнему писал. Мартин Бек вытянул шею и заглянул в листок. Он был покрыт изображениями верблюдов.
— Прошу прощения, комиссар Пек и Ларссон, мне нужно уйти, — сказала фру Асарсон и неуверенным шагом направилась к двери. — До свидания, мне было очень приятно, — заплетающимся языком пробормотала она и закрыла за собой дверь.
Гюнвальд Ларссон спрятал авторучку и листок с намалеванными верблюдами, выкарабкался из кресла и спросил, не глядя на Асарсона:
— С кем он спал?
— С Эйвор Ольсон, она работает в офисе фирмы, — ответил Асарсон, бросив быстрый взгляд в сторону закрытой двери.
XVII
Вряд ли можно было сказать что-нибудь хорошее о той неприятной среде.
Как и следовало ожидать, вечерние газеты раскопали историю со Шверином и изложили ее в обширных репортажах, нашпигованных подробностями и саркастическими намеками в адрес полиции.
![Пер Валё - В тупике [= Смеющийся полицейский] (журнальный вариант)](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
