Энн Перри - Улица Полумесяца
Суперинтендант огляделся, сам не вполне понимая, что ему хотелось бы найти. Может, Кэткарта убили прямо здесь? Ответ на этот вопрос мог иметь решающее значение. Дом был расположен в очень подходящем месте для того, чтобы спустить плоскодонку на воду и отправить ее дрейфовать до Лошадиной переправы. Но, с другой стороны, на берег Темзы выходят сады множества особняков…
– Он принимал здесь гостей? – спросил Томас. – Устраивал вечеринки?
Служанка в полнейшем непонимании воззрилась на него.
– Развлекался он с гостями? – попытался пояснить полицейский свой вопрос.
Впрочем, судя по безупречно убранным комнатам, было невероятно трудно вообразить, что в них устраивали нечто вроде бала-маскарада с переодеванием в зеленое бархатное платье – конечно, если миссис Геддс не потрудилась, успев все прибрать и вымыть.
– Нет вроде как, – покачала головой женщина, по-прежнему пребывая в недоумении.
– Вам никогда не приходилось наводить здесь особый порядок, мыть кучу грязной посуды?
– Нет, никогда… хотя тут надоть скумекать, смотря какую кучу вы имеете в виду. Скажем, за тремя или четырьмя гостями, бывало, и убирала. А шо ж вы спросили, мистер Питт? Вы ж сказывали, что его, должно, убили! Не могли ли его прикончить на вечеринке, так вы подумали?
– Мы нашли его в маскарадном костюме. – Питт решил сообщить служанке полуправду. – Вряд ли он пошел бы разгуливать по улицам в таком наряде.
– Ну, хлиенты-то его вечно рядились по-дурацки, – запальчиво откликнулась Геддс, – а сам ён – ни в жисть не согласился б! Весьма, понимаете, благоразумный жельтмен, пусть и обслуживал тех, у кого с кумполом натурально не всё ладится.
Вероятно, она многого не знала о жизни мистера Кэткарта, но Томас воздержался высказывать ей свое мнение.
– А может, у него имеется лодка, скажем, на причале за садом? – спросил он вместо этого.
– Ой, не знаю… – Служанка страдальчески сморщилась. – Вы уж разок сказывали про лодку… Шо ли, в ей-то вы его и обнаружили, верно?
– Да, верно. А вчера вы наводили здесь порядок?
– И наводить-то особливо не пришлось. Так, обычная уборка… Ну, малость постирала. Как обычно… токмо вот в кровати никто не спал; оно показалось мне странно, хотя такое и раньше бывало.
Женщина поджала губы. Питт прочел в ее глазах неодобрение.
– Значит, иногда он не ночевал дома? Возможно, оставался у любовницы? А не припомните, есть ли у него что-нибудь зеленое из одежды? – Томас намеренно не уточнил, какую одежду имеет в виду.
– Ну, мне так даже смешно, ежели вы удумаете, что она могла прикончить его, – сердито буркнула миссис Геддс. – Не то штобы я одобряла их отношения – да уж, не одобряла! Но она исчо ничо собе дамочка, могло быть и хужее. Не жадная и не вульгарная, ежели вы понимаете, о чем я сказываю.
– Вам известно, как ее зовут?
– Ну, по мне так, может, и она вам чем и подмогнет. Кличут ее Лили, Лили Мондрелл. Не спрошайте меня, однако, как она пишется, все одно не знаю.
– А где я могу найти мисс Мондрелл? – спросил полицейский.
– Проживает она за мостом, в Челси. Сдается мине, у него где-то прописан ейный адресок.
– Давайте мы с вами пройдем по всему дому, и вы сообщите мне, если увидите что-то необычное, – предложил суперинтендант.
– Уж и не знаю, шо вам надоть найтить, – горестно произнесла служанка, смахнув слезу.
Казалось, что осознание смерти Кэткарта вдруг обрушилось на нее всей тяжестью утраты, с пониманием того, что полицейские теперь будут шастать по всему его дому, будто он уже никому не принадлежит. Будут везде совать свой нос, рыться в разных вещах, в его отсутствие и не спрашивая разрешения.
– Ежели и было чевой-то странное, дык я уж енто заметила б, – добавила она, шмыгнув носом.
– Но раньше вы не обращали особого внимания, – успокоил ее Томас. – Давайте осмотрим нижний этаж, а потом поднимемся наверх.
– Зазря токмо стратите время, – обиженно возразила Геддс. – Поспрошали б лучше в округе! – И она с суровым видом мотнула головой в сторону, воображая где-то за воротами неведомого погубителя. – Там-то вы вернее отыщете следы убивцев.
Тем не менее она направилась в следующую комнату, и Питт последовал за нею.
Дом отличался соразмерностью пропорций и экзотической обстановкой: похоже, Кэткарт подбирал драпировки и украшения, имея в виду возможные запросы клиентов. В целом, однако, создавалось очень цельное и приятное впечатление. Удлиненный, изящный силуэт египетской кошки контрастировал с богато украшенной золотом русской иконой, написанной в красно-черных тонах.
На лестничной площадке верхнего этажа висела картина одного из малоизвестных прерафаэлитов, изображавшая бодрствующего у алтаря рыцаря, и наивность ее стиля странно подчеркивалась обрамлением из мечевидных листьев. Во всем здесь ярко проявлялась индивидуальность владельца, и у Томаса появилось отчетливое представление о его личности, вкусах, мечтах и идеалах и, возможно, даже о той жизни, что сформировала их. И, как ни странно, осознание утраты стало более ощутимым, чем когда полицейский осматривал покойного в лодке, прибившейся к лестнице Лошадиной переправы, или потом в морге, когда его больше интересовали проблемы опознания и состояние миссис Геддс.
Служанка провела его по всем комнатам, и каждая выглядела безупречно. Все стояло на своих местах; не обнаружилось ни пострадавших столов или стульев, ни помятых подушек, ни порванных портьер. Всюду царила чистота. Невозможно было поверить, что тут проводилась костюмированная вечеринка, где кто-то из мужчин мог бы экстравагантно вырядиться в дамское зеленое платье, и уж точно нигде не было никаких следов яростной драки, во время которой нечаянно убили хозяина.
Напоследок Томас и миссис Геддс поднялись на самый верх и с узкой лестничной площадки попали в просторную комнату, занимавшую целый этаж, с большими окнами и застекленной крышей, создававшими великолепное освещение. Сразу стало понятно, что здесь находилась студия, где Кэткарт обычно делал свои фотографии. Задняя половина комнаты представляла собой изящно обставленную гостиную с окном, выходящим на реку, так что сидевшему там человеку могло показаться, что перед ним нет ничего, кроме неба. Другая же половина напоминала скорее склад, на первый взгляд вместивший в себя странный набор совершенно не сочетаемых предметов.
– Я редко подымалась сюда, – тихо заметила миссис Геддс. – Просто подметала пол, когда ён просил. Поддерживала, значицца, чистоту. Но ничо, упаси боже, не трогала.
Питт с интересом осмотрел коллекцию экспонатов. Ничего не передвигая, он отметил наличие рогатого шлема викингов, полдюжины причудливых деталей средневековых доспехов, множество отрезов бархата разнообразной яркой палитры – красных, пурпурных, золотых оттенков, – а также и более спокойных пастельно-кремовых и серовато-коричневых тонов. Среди прочего, имелись: веер из страусиных перьев, два чучела фазанов, круглый металлический кельтский щит с рельефным орнаментом, несколько мечей, копий, пик и многочисленные военные атрибуты и мундиры разных родов сухопутных и морских войск. Что подразумевала такая коллекция, невозможно было даже представить.
Служанка высказала вслух его растерянные мысли:
– Дык я ж говорила, кое-кому из евонной хлиентуры ндравилося рядицца в дурацкие одёжки.
При более внимательном осмотре суперинтенданту не удалось обнаружить ничего, что могло быть как-то связано со смертью Кэткарта. В большом гардеробе хранились многочисленные платья различной степени вычурности и пышности. И все же, учитывая, что хозяин студии часто фотографировал женщин, их наличие легко объяснялось. Имелись также и мужские костюмы разных исторических эпох, как подлинных, так и стилизованных.
На устойчивых треногах помещались четыре фотокамеры, накрытые черными покрывалами для затемнения. Питту еще не приходилось так близко видеть эти аппараты, и он разглядывал их с особым интересом и осторожностью, чтобы ничего не испортить. Они представляли собой замысловатые ящики из металла и дерева с отделанными складчатой кожей боковинами – очевидно, чтобы можно было увеличивать и уменьшать длину аппарата для изменения размера снимка. Объемом каждая камера занимала примерно кубический фут или чуть меньше, и над двумя из них поблескивали медью начищенные лампы. На полу стояло еще много других светильников с дуговыми лампочками. Томас не заметил нигде в студии запасов газа для светильников, но зато там имелось много каких-то толстых проводов.
– Лестричество, – с гордостью произнесла миссис Геддс. – Ён завел собственную машину для получения света. Динамо-машина, так вот она прозывается. Хозяин сказывал, что у нас тута маловато освещения для хорошей хватографии, разве что летом в солнечный день, да и то, верно, токмо на улице.
Питт с интересом разглядывал новые светильники. Все очевиднее становилось то, что Кэткарт относился к своей работе исключительно трепетно, как к настоящему искусству. Не жалел, короче, ни времени, ни денег.
