Эдуард Фикер - Операция "C-L"
Если Ленк стал жертвой преступления, то совершенно невероятно, чтобы он не заметил какой-либо подозрительной мелочи.
И мой доклад министерству финансов, естественно, вызвал тревогу и беспокойство, когда я написал, что вразрез с нашей прежней версией серия «C-L» не была уничтожена полностью.
Наш сотрудник Трепинский, проделавший геркулесову работу по опросу пассажиров поезда № 2316, почти закончил ее.
Прежде всего он подчеркнул, что все попытки сохранить в тайне пребывание Ярослава Ленка в больнице - курам на смех (хотя сам при этом даже не улыбнулся). В местной больнице, куда доставили Ленка с железной дороги и откуда потом отправили самолетом в Прагу, народу было тьма-тьмущая. Все выспрашивали подробности о почтовом вагоне. Приказ о неразглашении сведений о взрыве пришел позже, да к тому же не был доведен до сведения всех, кому нужно было это знать.
Трепинский привел ко мне сотрудника своей группы, и тот сообщил мне интересные подробности.
- Я побывал у двух пожилых женщин, переживших это железнодорожное происшествие. Филиппина Грахова, вдова судьи, и Йозефа Небушилова, врач. Они стали расспрашивать меня о военном из почтового вагона и попросили разрешить им с помощью пражского бюро услуг отправить ему цветы. Им хорошо известно, где он, от знакомых, работающих в местной больнице. Обе женщины весьма чувствительные, я бы даже сказал, сентиментальные особы и поэтому проявили такой интерес к судьбе старшего лейтенанта Ленка. Но эту заинтересованность в судьбе Ленка подогрел в них недавно какой-то незнакомый, но довольно бойкий тип, пожелавший купить у старушек попугая.
- Попугая?
- Да, попугая, - подтвердил сотрудник, - говорящего попугая из тропиков. Но попугая у них сроду не было, тогда незнакомец извинился и сказал, что, видимо, ошибся.
Мне бы даже и во сне не приснилось, что к нашему делу еще приплетут и попугая.
- Оказывается, он разыскивал попугая по всему городку, но безуспешно. Заведя разговор о попугае, он потом свернул на железнодорожную катастрофу и под конец даже объявил себя двоюродным братом раненого старшего лейтенанта. Вероятно, от этих женщин и еще некоторых других лиц он узнал, где находится старший лейтенант Ленк, делая вид, что ему об этом хорошо известно. Он напридумывал всякую ерунду о своем родстве со старшим лейтенантом Ленком. Мысль послать цветы тоже исходила от него.
- И они решили послать эти цветы? - спросил я.
- И даже послали их, - ответил сотрудник.
- Как же они это сделали?
- Обратились к пражской фирме и переслали деньги.
- А тот человек принимал в этом участие?
- Нет, он исчез. А куда, я так и не мог установить.
- Известно вам еще что-нибудь?
- Пока это все.
Цветы в больницу еще не дошли. Но в садовом хозяйстве заказ был получен. К цветам прилагалась записка с точным адресом больницы и следующим текстом: «Героическому защитнику народного имущества от Филиппины Граховой и Йозефы Небушиловой».
Записку принес сам Карличек. Она была написана дрожащей рукой темно-фиолетовыми чернилами, старательным, четким почерком.
- Если мы установим, - сказал Карличек, - что записку и вправду писали эти две старушенции и никто другой не участвовал в передаче цветов, у нас будет отличный случай поломать над всем этим голову. Могу взять это дело на себя, - предложил он. - Речь ведь идет о применении на практике теории психологического барьера в сознании, поэтому я чувствую особую ответственность.
Посоветовавшись со мной, он отправил Ястреба к этим двум вдовам, а сам решил незаметно проследить судьбу букета. Букет, составленный из оранжерейных роз, довольно дорогих в осеннее время, был сравнительно небольшим.
Ничего подозрительного вроде бы не произошло. Розы пропутешествовали в больницу и украсили приемный покой, так как в палату к больному их не поставили.
Записку с темно-фиолетовым текстом я сохранил у себя, и поступки человека, разыскивающего попугая, по-прежнему оставались для нас загадкой.
Ленк так ни о чем и не узнал; он чувствовал себя лучше, спрашивал о своей невесте и получал успокоительный ответ, что скоро ее увидит.
Шло время. Розы увяли, а Карличек все еще не обнаружил в окружении Гелены Дворской никого подозрительного.
Дня через три после того, как цветочное подношение выбросили на помойку, мне позвонил главный врач.
- Кажется, конец близок,- угрюмо проворчал он в трубку.- У пациента осложнение. Воспаление легких. При истощенном организме это почти смертельно, и мы опасаемся самого худшего.
Не знаю почему, я вспомнил в эту минуту о букете, хотя видеть здесь какую-то связь было полной бессмыслицей.
- Вы меня поняли? - нетерпеливо прозвучало в трубке.
- Понял, - ответил я. - Вы должны спасти ему жизнь. Ведь один раз вы уже это сделали.
Я положил трубку в самом мрачном настроении. В этой злосчастной истории мне все время не везло.
А дальше произошло следующее. Перед самым обедом ко мне ворвался Карличек, словно встревоженная наседка. Едва переведя дыхание, он без всякого приглашения плюхнулся на стол.
- Очень жаль эту девушку, - сказал он огорченно. - Она так несчастна!
Я понял, что до него и Гелены Дворской уже дошли тревожные вести из больницы.
- Вы были у нее? - спросил я.
- Был.
- И сказали, что ему плохо?
Он покачал головой.
- Да нет же, вы выслушайте. Я действительно был в больнице и узнал, что у него воспаление легких. Его колют пенициллином, но говорят, что и пенициллин не может творить чудеса. Вам уже как будто звонили оттуда. Но как вы отнесетесь к тому, что еще до моего появления в больницу звонила Гелена! Да-да, Гелена! Они сообщили ей об этом осторожно, но…
- А кто, черт возьми, сказал Дворской, что ей можно звонить в больницу?
- Уж во всяком случае, не я. Узнав обо всем, я сразу поспешил к ней. Тут-то все и открылось. Гелена знает, что он при смерти, но…
Карличек был чересчур уж взволнован.
- Она не звонила в больницу, - почти выкрикнул он, - туда звонила совсем другая женщина! Эта женщина представилась ее именем, и врачи попались на крючок.
8
Как мы и предполагали, интерес к Ярославу Ленку был все-таки проявлен, и, разумеется, интересующиеся им лица воспользовались для этого именем Гелены Дворской. И наш пост в больнице, и все расходы Карличека, выплачиваемые ему из особого фонда, - все оказалось пустым номером.
- Все это доказывает, - сказал Карличек, немного успокоившись, - что в банде активно действует особа женского пола. По-видимому, та, что в ювелирном магазине расплатилась тысячекронной купюрой.
Все это было похоже на правду, но настоящая правда, вскоре выплывшая наружу, оказалась такова, что мне захотелось напиться. Я должен был бы сразу до этого додуматься, ибо все было просто, как колумбово яйцо. Если вы следите за моим рассказом, то вы тоже все поймете.
А пока что я постарался сделать только одно - сохранить спокойствие.
- Карличек, - сказал я, - несите свою службу и дальше, к сожалению, другой работы у меня для вас нет.
И Карличек по-прежнему оставался бдительным спутником Гелены Дворской, но мы не установили ничего нового вплоть до шестого ноября, когда опасность для Ленка миновала и я наконец смог с ним побеседовать.
Я пригласил в больницу двух стенографистов. Вид у Ярослава Ленка был неважный, но держался он спокойно. Как сотрудника органов безопасности, мой допрос его не очень волновал. Для начала я предоставил ему рассказать обо всем самому, с остановками и паузами, и не задавал никаких пристрастных вопросов. Таким образом я выполнил требование врачей, которые боялись утруждать пациента, но, естественно, мало что выяснил.
К. моему удивлению, случай с Ленком словно бы подтверждал эту необыкновенную теорию о психологическом барьере в сознании. Точнее всего Ленк описал минуту, когда он отвернулся от окна и был неожиданно ослеплен и оглушен взрывом. Когда после многочисленных уколов и операции к нему впервые вернулось сознание, ему сразу представилась вся картина перед самым взрывом, и он спросил себя, что же случилось. Из ответов других Ленк уяснил только, что произошел таинственный взрыв, после которого остался в живых он один, Но вскоре он снова потерял сознание и долго не приходил в себя. Я рассказываю об этом так подробно потому, что именно здесь и заключен тот «детективный ключ», или, лучше сказать, то колумбово яйцо, которое, к сожалению, мне не удалось поставить.
Наверное, можно было извлечь из памяти Ленка более подробные воспоминания, но нам пришлось на время это отложить.
Я рассказал о нашей беседе Карличеку, заметив, что, возможно, его психологический барьер в сознании еще на что-нибудь пригодится, но не заметил особой радости на его лице.
- У меня возникли большие трудности, - стал жаловаться он в ответ. - Я было решил, что самое удобное - ходить с Геленой на танцы. Именно там к ней цепляются всякие типы. Их число дошло до двадцати трех человек. Но вряд ли наша банда с 297-го километра так многочисленна. Из этих двадцати трех одиннадцать тут же назначили ей свидания, на которые она не явилась. С ней вели беседы на самые различные темы, спрашивали, например, что это за типа она повсюду таскает с собой, но никаких подозрительных намеков, которых мы ожидали, за этим не следовало. Если так пойдет и дальше, то скоро мы с Геленой перевыполним план и число ее кавалеров дойдет до сотни. Гелене опротивело быть приманкой, да и теперь потеряло смысл водить ее по всяким злачным местам, поэтому я предлагаю прекратить это дурацкое занятие.
