Эд Макбейн - Мошенник
Клинг яростно уставился на Хэвиленда.
– А не хотелось бы тебе схлопотать по морде, Хэвиленд? – выдавил он из себя.
– О Господи! – заржал Хэвиленд. – Этот мальчишка решил совсем уморить меня. Что ты, дорогой, я ведь совсем не против твоего приобщения к сексуальной жизни. Валяй себе на здоровье, давно пора. Просто я предупреждаю тебя, чтобы ты не пересекал для этого границу штата!
– Отстань от него, Род, – сказал Мейер.
– А в чем дело? – спросил Хэвиленд. – Да я просто завидую мальчишке. Ему и отпуск в июне, и хорошенькая бабенка, с которой...
– Отстань от него! – сказал на этот раз довольно резко Мейер.
Он успел заметить, как сердито сверкнули глаза Клинга и как сжались его кулаки.
Хэвиленд был значительно выше и тяжелее Клинга, а кроме того, в драках Хэвиленд отнюдь не отличался честностью и чистотой приемов. И Мейеру совсем не хотелось пролития крови в помещении участка. И уж во всяком случае ему не хотелось, чтобы это была кровь Клинга.
– Нет, в этой дыре уже ни у кого не сохранилось ни капельки чувства юмора, – мрачно изрек Хэвиленд. – Здесь просто необходимо чувство юмора, иначе мы тут все передохнем.
– Сходи-ка ты лучше в картотеку и помоги Брауну с работой. Он там разбирает карточки мошенников, – сказал Мейер.
– А у вашего Брауна тоже отсутствует чувство юмора, просто начисто отсутствует, – сказал Хэвиленд и направился к выходу.
– Ну что за дубина, – сказал Клинг. – Он когда-нибудь...
– Ну что же – заговорил Мейер, а глаза его при этом подозрительно поблескивали, – в известном смысле он не так-то уж и не прав. Нарушение закона Манна считается серьезным преступлением. И даже очень серьезным.
Клинг внимательно посмотрел на него. Мейер говорил сейчас о том же самом и почти теми же самыми словами, что и Хэвиленд, но звучало это у него как-то совсем по-другому.
– Я понимаю, что это очень серьезно, – сказал он. – И я буду соблюдать предельную осторожность, Мейер.
– Осторожность – это для вас ключевое слово, – сказал, улыбаясь, Мейер.
– Да, собственно, если говорить по правде, – сказал Клинг, – так этот чертов срок – с десятого июня – может вообще все испортить. Клер, как вы, конечно, знаете, учится в колледже. И может оказаться, что на эти дни придется самый разгар её выпускных экзаменов.
– А вы, небось, уже давно планировали эту поездку? – спросил Мейер.
– Да-а, – неуверенно протянул Клинг, все ещё обдумывая эту чертову дату – десятое июня, которая может войти в столкновение с расписанием Клер, и пытался найти хоть какой-нибудь выход, учитывая при этом и тот случай, если такого столкновения не произойдет.
Мейер с сочувствием покивал головой.
– Наверное, для вас это будет целое событие? – спросил он. – Это первая совместная поездка, я так понимаю.
Погруженный в свои размышления и связанные с этим расчеты, Клинг совершенно машинально ответил, правду, снова не думая о том, что разговаривает сейчас с одним из своих коллег – с полицейским.
– Да, – сказал он. – Мы ведь влюблены друг в друга.
* * *– Самое паршивое в тебе – это то, – сказал Хэвиленд, наблюдая, как Браун сосредоточенно изучает карточки, – так это то, что ты просто влюблен в свою работу.
– Если не считать сна, то большую часть своей жизни я провожу в этом помещении, – сказал Браун. – Черт возьми, было бы, по-видимому, просто ужасно, если бы при этом я не любил того дела, которым занимаюсь.
– Ничего подобного, ничего страшного не было бы, – сказал Хэвиленд. – Я, например, просто ненавижу работу полицейского.
– Так почему же ты в таком случае не уходишь с этой – работы? – прямо спросил Браун.
– Просто я им необходим, – сказал Хэвиленд.
– Это уж точно.
– Конечно, точно. Да ведь наш отдел и недели бы не просуществовал, если бы я не вел его за руку.
– В таком случае не отпускай эту руку, – сказал Браун.
– Преступность сразу же расцвела бы пышным цветом, – невозмутимо продолжал Хэвиленд. – Город целиком оказался бы во власти мелких жуликов и всякого ворья.
– Роджер Хэвиленд – Защитник Народа, – сказал торжественно Браун.
– Да, я таков, – скромно признался Хэвиленд.
– Послушай-ка, Защитник Народа, – сказал Браун. – Погляди-ка вот на эту анкету.
– А что это?
– Карточка жителя района с уголовным прошлым. – Перед ним на столе лежала картонная карточка, на лицевой стороне которой значилось:
ИМЯ: Фредерик Дойч (клички: Фритци, Датч, Голландец).
АДРЕС: д. 67, 4-я Саут-стрит.
ЭТАЖ: 2-й.
КВАРТИРА: 1”С”.
ИЗМЕНЕНИЕ АДРЕСА: Переехал в отель “Картер”, угол Калвер и 11-й Саут-стрит.
СПЕЦИАЛИЗИРУЕТСЯ: В мошенничестве.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК: 87-й.
НАЗВАНИЕ ТЮРЬМЫ: Находится на свободе.
– Ну, как ты смотришь на такого кандидата?
– А что тут смотреть? – спросил Хэвиленд.
– Это профессиональный мошенник, – сказал Браун.
Он подал Хэвиленду картонный квадратик. По старой полицейской привычке тот тщательно осмотрел карточку.
– Она мне ни о чем не говорит, – изрек он наконец.
– А ты переверни и посмотри с обратной стороны.
На оборотной стороне была приклеена фотография довольно молодого сухощавого мужчины, кроме того, был указан его возраст (тридцать один год), рост, вес и особые приметы. В графе “Примечания” было впечатано:
“Молод, но довольно искусен в азартных играх и шулерстве. Приемы меняются в зависимости от обстановки. Работает в одиночку или с напарником, однако, напарника ни разу не удалось задержать. Отсидел по приговору суда 18 месяцев. По отбытии срока выпущен и в настоящее время находится на свободе”.
– Подходит, – сказал Хэвиленд.
– Почему он меня особенно заинтересовал – дело в том, что он, так сказать, мастер на все руки, – сказал Браун. – Вот, возьми, например, обычного мошенника, так тот чаще всего придерживается какого-то одного, хорошо отработанного приема. А этот парень меняет и приемы, и игры. Точно так же, как тот, которым занимается сейчас наш восемьдесят седьмой участок. И должно быть, он очень осторожен – промышляет этим чуть ли не с детства, а влип только один раз. Браун ещё раз внимательно оглядел карточку. – И какой только болван составляет их? Ведь тут нужно было бы по крайней мере указать, где он “ломал” свой срок и на чем именно попался.
– А какая тебе разница? – безразлично поинтересовался Хэвиленд.
– Так должен же я знать, с кем имею дело, – сказал Браун.
– Зачем?
– А затем, что я сейчас собираюсь в отель “Картер”, где, надеюсь, и заберу его.
Глава 8
Отель “Картер” оказался на поверку довольно грязной дырой.
Однако, с другой стороны, для тех его обитателей, которые только недавно перебрались сюда со Скид-Роу, он наверняка казался величавым и роскошным, не уступая в блеске “Уолдорф-Астории”.
Все зависит от того, с какой позиции вы его рассматриваете.
То есть, если вы стоите на тротуаре перекрестка Калвер-авеню и 11-й Южной и, если к тому же идет дождь, а вы к тому же полицейский, которому предстоит произвести арест преступника, то отель “Картер” вполне может показаться вам грязной дырой.
Браун тяжело вздохнул, поднял воротник своего плаща, заметив про себя, что сейчас он наверняка смахивает на частного детектива, и только после этого всего вошел в вестибюль отеля.
Там сидел какой-то старик в потертом и засаленном кресле, отрешенно глядя на идущий за окном дождь и, наверное, вспоминая, как целовался он когда-то с какой-нибудь Марджори Морнигстар под кустом сирени. В вестибюле стоял тяжелый неприятный запах и Браун подозревал, что и этот старик внес немалый вклад в атмосферу вестибюля.
* * *Он постарался не замечать этого запаха, как он уже давно перестал ощущать скрытую под пиджаком кобуру своего револьвера, и направился к дежурному.
Дежурный смерил его равнодушным взглядом и следил теперь за тем, как к нему приближается посетитель, пересекая вестибюль по диагонали. Ранняя апрельская муха, не вполне оправившись от зимней спячки, делала нерешительные круги над столом. Рядом со столом на полу стояла медная плевательница, сплошь покрытая неловкими плевками. Запах, стоявший в вестибюле, был запахом хронической неряшливости и общего разложения. Браун подошел к столу, и уже раскрыл было рот.
– Я прямо скажу тебе, парень, – не дал заговорить ему дежурный. – Черномазых мы тут у себя не принимаем.
Браун и бровью не повел.
– Значит, нельзя, да? – переспросил он.
– Не допускаем.
Дежурный этот был довольно молодым человеком, но явно уже начинал лысеть, несмотря на свои двадцать с чем-то лет. Лицо у него было прыщавым.
– Нет, не подумайте, лично против вас я ничего не имею, – сказал он. – Просто я работаю здесь, и таковы у нас правила.
– Очень приятно, что вы лично против меня ничего не имеете, – сказал с улыбкой Браун. – Да все дело в том, что я и не прошу ни о чем.
