Николай Леонов - Еще не вечер
Отари все понимал, о коньяке в столе знал, и куда полковник сейчас с удовольствием уехал бы, догадывался. Майор не мог только понять: кто позвонил и почему позвонил? Кого они с Львом Ивановичем задели, какой камешек толкнули, что тот, сорвавшись, ударил по начальству?
Полковник сел не за свой стол, а напротив Отари, давая понять, что официальная часть закончена, и сейчас прозвучит несколько задушевных слов.
– Дорогой Отари, предстоит внеочередная аттестация. Скоро министерство пришлет комиссию, проведут комплексную проверку. Тебе не надо объяснять, в большом хозяйстве, особенно в твоем, не может все блестеть. Что комиссия ищет, то и найдет. Пыль ищет – пыль найдет, грязь ищет – грязь найдет.
– Грязи в моем отделе нет, товарищ полковник, – не выдержал Отари.
– Ты мальчик? Тебе что, погоны жмут или партбилет мешает? Твой отец и дед, кажется, торгуют?
– Не надо меня пугать, товарищ полковник! – Отари встал, и начальник, чтобы не смотреть снизу вверх, тоже поднялся. – Я в рапорте все изложил, если не ошибаюсь, и готовится убийство, то мы обязаны…
– Замолчи! – полковник хотел крикнуть, но голос сорвался, жалобно взвизгнув.
– Слушай, Гиви, мы с тобой не друзья, но мы люди, мужчины, в конце концов. Было время, и ты прятался, и я отступал, загораживался, на больничный уходил. Может, хватит? – Отари снова сел.
– Как ни перестраивайся, на яблоне не вырастут груши. – Полковник вернулся за свой стол. – Дерево долго растет, корней много имеет, с соседними переплетается, если их рубить и из-под земли вытащить, дерево умрет.
– Мы с тобой на земле живем, – ответил Отари, – не могу больше прятаться, устал, пойму, что силы кончились, – уйду.
– Ты мальчик. – Полковник вздохнул. – Думаешь, мы с тобой уйдем, на наше место стерильные придут? Глупости все, – он вяло махнул рукой. – У дерева не только корни, у него и ветви, я их вырастил, обязан беречь. Я исповедоваться не могу, да и желания не имею. Оставь угон, занимайся делом.
– Извини, Гиви, не могу, – ответил Отари. – После нашего разговора тем более не могу.
Полковник, скорее по инерции, безнадежным голосом продолжил:
– Сейчас в Верховном суде процесс идет, многое вытащили, но и осталось порядочно, скамейки там длинные, свободное место всегда найдется.
– Я в жизни ни рубля не взял! За моим столом только друзья сидят. Лишнее говоришь! – Отари ударил кулаком по приставному столику, и крышка треснула по всей длине.
– Видишь, все целое, пока не ударить как следует. Иди, живи, как знаешь.
– Хорошо, – Отари поднялся, хотел расколовшийся стол сложить, но он распался.
– Заменим, старый совсем, – сказал полковник. – Иди, – в голосе его звучала не угроза, усталость.
– Результаты буду докладывать немедленно, – Отари пошел к дверям.
– Стой! Три года назад с чердака загородного дома девушка выбросилась. Помнишь?
– Дело вела прокуратура, меня даже за ворота не пустили, – быстро ответил Отари.
– Тогда не пустили, сегодня спросят, почему там не был. Иди.
Отари не хотелось рассказывать Гурову о столкновении с начальством. Какой бы полковник ни был, а он его, Отари Антадзе, начальник, их внутренние дела москвича не касаются. Но и промолчать о разговоре Отари не мог, так как полковник сообщил оперативную информацию, которая Гурову была необходима.
В девять часов вечера Гуров сидел на веранде в доме Отари и смотрел, как тот ужинает. Чувствуя, что произошли какие-то неприятности и Отари трудно начать разговор, Гуров спросил:
– Когда время быстрее бежит – когда тебе скучно или весело? Не думал? Я думал и запутался. С одной стороны, если занят, – время бежит. Когда ничего не делаешь, оно еле ползет. Так?
– Ну! – Отари потер макушку, взглянул недоуменно. – Дело известное.
– Уверен? – Гуров хитро улыбнулся. – Мы сегодня с тобой встречаемся третий раз. Утром в гостинице, днем здесь, когда ты обедал, событий много, минут не чувствуешь, а день все не заканчивается, и помнить его будешь долго-долго…
– Верно, – согласился Отари. – Я на происшествие около пяти утра выехал, суток еще не прошло, а кажется, давным-давно это было. Фокус. Ты умный, – Отари взглянул Гурову в глаза. – И очень хитрый. Отвлекаешь, чувствуешь, что я что-то горькое проглотить не могу, хочешь помочь. Ладно, мы мужчины.
Отари, опуская подробности, рассказал о стычке с полковником, о некогда функционировавшем особняке и проходящем сейчас судебном процессе.
Молчали долго, наконец Гуров сказал:
– Это нам не по зубам. Сколько человек идет по делу?
– Восемь. Ими занималась прокуратура и «соседи».
– Безнадежно, нам не разобраться, – Гуров махнул рукой. – Нужны люди, техника и много времени.
– Валюта, золото, камни меня не интересуют, дорогой, – Отари упрямо наклонил голову. – В моем городе хотят убить человека, я, начальник уголовного розыска, совесть иметь должен. Мой начальник полагает, Отари Антадзе на волне перестройки и гласности смелым стал, а я, дорогой, трусом никогда не был. Ты мне не веришь? – большие агатовые глаза Отари смотрели сердито.
– Покушались, скорее всего, на Артеменко. Майя не может быть ни объектом, ни исполнителем, она отпадает совсем. Татьяна, думаю, тоже, женщин в такой истории использовать не будут.
– Какая Татьяна? – удивился Отари. – Загорелая, спортивная девушка, волосы темно-русые?
– Да. Крутится около меня. Хотел выяснить, кто такая, теперь ни к чему. А ты ее знаешь? – Он вспоминал свой последний разговор с Зиничем.
– Знаю, – Отари рассмеялся.
Гуров продолжал рассуждать:
– Толик может быть лишь исполнителем, оказывать давление на твоего начальника он совершенно не способен. Существует фигура в тени. Если это не плод моей разбушевавшейся фантазии, то Зиничем руководят. Именно Зинич сообщил своему шефу о направлении твоей работы. Возможно?
– Только возможно, не больше, – ответил Отари.
– Прикажи за ним присмотреть, Зинич может вывести тебя на фигуранта. А я займусь Кружневым. Он мне в принципе не нравится, но я с ним поработаю. Его якобы видели в два часа ночи у машины?
– Медсестра санатория Вера Матюшева, – улыбнулся Отари. – Уже допрошена.
– Знаешь? – удивился Гуров.
– Я кто? – Отари поднял к лицу толстый палец. – Отари Антадзе! Начальник! Я все знаю. Шучу, дорогой, шучу, не все, далеко не все, кое-что немножко знаю. Валя видела мужчину, похожего на Кружнева, мочился за машиной.
– Из гостиницы не выходят по нужде на улицу.
– И я говорю.
– Ты считаешь, что показания медсестры защищают Кружнева, я предполагаю, что они могут Кружнева полностью изобличить.
– Извини, глупости говоришь, сам сказал, из гостиницы для этого дела на улицу не выходят.
– Не выходят. Следовательно, если докажем, что у машины был Кружнев, то и гайки свинтил Кружнев.
Отари молчал, он просчитывал варианты медленнее Гурова, опаздывал.
– Подожди, Матюшева не говорит определенно. Ты на меня не похож, но многих людей легко с тобой спутать. Кружнев – человек неприметный, среднего роста, худощавый, таких много.
– Попробуй доказать. В случае удачи ты выходишь напрямую, – быстро ответил Гуров.
– Как докажешь? Один свидетель, и тот сомневается, может, Кружнев, а может, и нет.
– Раздели задачу пополам, – Гуров говорил быстро, азартно. – Сначала убедись сам. Если ты лично, майор Антадзе, будешь уверен, что в два часа ночи у «Волги» находился Кружнев, тебе станет легко работать, и ты найдешь доказательства и следователю и суду.
– Как? Как убедиться? – спросил Отари раздраженно.
– Это сделать нетрудно.
– Извини, подполковник, за грубость, ты мой гость, но сейчас ты говоришь неправду.
– Человек, который может оказывать давление на твоего начальника, медсестру и подавно запугает, купит, съест живьем, костей не выплюнет. Ты сказал, Татьяну знаешь, вызови утром, допроси поподробней, когда, где, при каких обстоятельствах конкретно, какими словами медсестра рассказывала о ночной сцене. Сравни показания Татьяны с официальным допросом медсестры.
– Товарищ подполковник!
– Подожди! – перебил Гуров. – Вновь вызови медсестру и передопроси. Если она от своего первого рассказа станет уходить все дальше и дальше, значит, она попала под пресс, на нее давят, и с Кружневым ясно. Возможно, медсестра сегодня вечером уехала к родственникам, тогда ты, майор, на коне. Никого за ней не посылай, выезжай сам, получи подробные официальные показания.
Отари лишь кивал и без зависти и обиды думал, что против Гурова он, майор Антадзе, вроде как второразрядник против мастера, может на равных лишь на ковер выйти да руку пожать.
– Утра я ждать не стану, поеду сейчас, – сказал Отари и пошел к телефону. – Главное – медсестра, остальное подождет.
«Волнуется, – понял Гуров, – и голову мне морочит, сбивает неожиданными вопросами, хочет от меня что-то скрыть».
