Майкл Коннелли - Последний срок
Мэдди потянулась к клавиатуре и закрыла страницу. Босх обошел кровать – на другой стороне было больше места. Вынул из кармана диск, записанный камерой слежения перед конторкой отеля «Шато-Мармон», и подал дочери. Он толком не знал, как его запустить.
Мэдди поместила диск в лоток и дала команду на воспроизведение. В нижнем углу экрана появилось отображение времени записи, и Гарри попросил ее найти момент, когда зарегистрировался Джордж Ирвинг. Изображение оказалось четким, но снятое с верхней точки лицо Ирвинга не полностью попало в кадр. Просмотрев процедуру регистрации, Босх попросил повторить эпизод.
– Что это? – спросила дочь.
Он показал на экран:
– «Шато-Мармон». Этот человек поселился в отеле, поднялся в свой номер на седьмом этаже, а утром его нашли на земле в боковом переулке. Мне необходимо выяснить, прыгнул ли он сам или его оттуда уронили.
Дочь остановила воспроизведение.
– Или его оттуда уронили? Ради Бога, отец. Ты говоришь, как Палука.
– Извини. Но откуда ты знаешь, что значит «палука»?
– Теннесси Уильямс. Читала. Палука – старый боксер, неумеха и слабак. Ты же не хочешь быть таким?
– Ты права. Но раз уж ты так много знаешь о словах, скажи, как называются имена, которые одинаково пишутся справа налево и слева направо.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, например, Отто или Анна.
– Палиндромы. Так зовут твою подружку?
– Она мне не подружка. Мы только съели с ней по сандвичу с индейкой.
– В то время как твоя больная дочь умирала дома от голода.
– Будет тебе. Сделала бы сандвич с арахисовым маслом и желе. Лучше ничего не придумаешь.
Босх шутливо пихнул ее плечом в бок.
– Я хотя бы надеюсь, что ты хорошо провел время со своим Отто?
Гарри разразился хохотом и обнял дочь.
– Не беспокойся ни о каком Отто. Ты всегда будешь моей девочкой.
– А имя Анна мне нравится, – заключила она.
– Прекрасно. А теперь давай посмотрим дальше.
Мэдди включила воспроизведение, и они молча наблюдали, как на экране Ирвинг начал процесс регистрации. Обслуживал его ночной портье Альберто Гэлвин. Вскоре появился второй гость и стал ждать своей очереди.
На Ирвинге была та же одежда, которую Босх видел в шкафу в его номере. Он протянул Гэлвину кредитную карточку, и тот распечатал договор о предоставлении номера. Ирвинг быстро написал свою фамилию, поставил подпись и отдал документ в обмен на ключ. Затем повернулся к лифтам и исчез из поля зрения камеры, а Гэлвин занялся другим гостем.
Видеозапись подтвердила, что Ирвинг поселился в отеле, не имея при себе багажа.
– Он сам прыгнул.
Босх перевел взгляд с экрана на дочь.
– Почему ты это сказала?
Нажимая на кнопки, Мэдди вернула запись к тому моменту, когда Гэлвин подвинул Ирвингу текст договора, и включила воспроизведение.
– Смотри: он даже не взглянул в документ. Просто поставил закорючку там, где ему показали подписать.
– Ну и что?
– Когда люди въезжают в отель, они все-таки интересуются, не обдерут ли их до нитки. Спрашивают, сколько с них причитается. А этот не удосужился, зная, что ему не придется платить по счету.
Глядя на экран, Босх подумал, что дочь права. Хотя и не безоговорочно. Но все равно испытал гордость от того, что она пришла к такому выводу. Он и раньше замечал ее удивительную наблюдательность. Задавал вопросы о тех местах, где они побывали, и сценах, которые видели, и всегда поражался, как много сохранялось в ее памяти.
Год назад дочь заявила ему, что хочет, когда вырастет, стать полицейским. Детективом, как он. Босх не знал, случайны ли ее слова, но, ухватившись за них, рассказывал Мэдди то, что знал сам. Они любили такое занятие: пойти в ресторан и, глядя на посетителей, угадывать по их лицам и манерам, кто есть кто. Босх учил ее находить ключи.
– Хорошее наблюдение, – похвалил он. – Проиграй еще.
Они посмотрели запись в третий раз, и Босх заметил кое-что новое.
– Взгляни: поставив подпись, он бросил быстрый взгляд на часы.
– И что из того?
– Мне это кажется немного странным. Что значит для мертвеца время? Если он хотел покончить с собой, зачем ему знать, который теперь час? Больше похоже на поведение делового человека. По-моему, он собирался с кем-то встретиться. Или кто-то должен был позвонить ему. Но не произошло ни того ни другого.
Босх успел узнать в отеле: после того как Ирвинг зарегистрировался, ни в номер 79, ни оттуда ни разу не звонили. Он сообщил экспертам пароль мобильного погибшего, который узнал у его вдовы, и они исследовали память трубки. Поговорив в пять вечера с сыном Чэдом, Ирвинг больше никуда не звонил. Разговор продолжался восемь минут. Утром, уже после случившегося, Ирвингу трижды звонила жена. К тому времени Дебора начала разыскивать его и после каждого неудачного вызова оставляла сообщения с просьбой перезвонить.
Босх, нажимая на клавиши, снова просмотрел запись, а затем стал быстро перематывать тот отрезок времени, когда перед конторкой портье ничего не происходило. Мэдди уже клевала носом и, собираясь заснуть, повернулась на бок.
– Мне придется выйти, – предупредил отец. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Возвращаешься к своей Анне?
– Нет, в отель. Переживешь?
– Еще бы. Ведь у меня есть «глок».
– Вот и хорошо.
Прошлым летом дочь практиковалась на стрельбище, и Босх оценил ее умение обращаться с пистолетом и попадать в цель. В следующие выходные Мэдди должна впервые участвовать в соревнованиях. Но что еще важнее: дочь понимала, какую ответственность несет человек, имеющий оружие. Он надеялся, что ей никогда не придется воспользоваться им за пределами стрельбища. Но если возникнет необходимость, она к этому готова.
Босх еще посидел рядом с дочерью на кровати. Еще раз прокрутил запись, но больше его ничто не заинтересовало. – Не было повода ехать в отель, и он решил не выходить из дома.
Когда кончился диск, Гарри тихо поднялся, выключил свет и вышел в гостиную. Собираясь вернуться к расследованию убийства Лили Прайс, открыл портфель и разложил папки, которые днем взял в комиссии штата по пробации и контролю за условно-досрочно освобожденными.
У Клейтона Пелла во взрослом возрасте было три судимости. Все за преступления на сексуальной почве, и они становились все тяжелее за десять лет его продолжающегося конфликта с правоохранительной системой. Он начал в двадцать лет, появившись в общественном месте в непристойном виде. В двадцать один его обвинили в неправомерном лишении свободы и эксгибиционизме. А в двадцать три он получил самый большой срок за похищение и изнасилование ребенка, чей возраст не превышал двенадцати лет. Первые два раза ему дали условный срок и срок в окружной тюрьме. Зато в третий раз он отсидел шесть лет из десяти в государственной тюрьме «Коркоран», предназначавшейся для тех, кто оступился в третий раз. Именно там над ним жестоко надругались заключенные.
Босх знакомился с деталями преступлений. В каждом случае жертвой был мальчик от восьми до десяти лет. Первый жил по соседству. Второго Пелл увел за руку с игровой площадки и затащил в расположенный неподалеку туалет. Перед третьим преступлением пришлось набраться терпения – ждать в засаде и проявить охотничью смекалку. Жертвой стал мальчик, который вышел из школьного автобуса и направлялся домой. Расстояние составляло всего три квартала. Но Пелл подкатил к нему на своем фургоне, показал значок и сказал, что он из охраны школы. Заявил, что должен доставить мальчика домой, так как в школе случилось что-то, о чем ему нужно сообщить его родителям. Мальчик поверил и сел к нему в машину. Пелл отъехал с ним в безлюдное место, совершил развратные действия, отпустил и скрылся.
Преступник не оставил на жертве ДНК и попался только потому, что проскочил неподалеку на красный свет. Камера на перекрестке зафиксировала номер его фургона за минуты до того, как в нескольких кварталах оттуда обнаружили бродящего в шоке мальчика. Пелла заподозрили из-за его криминального прошлого. Потерпевший мальчик указал на него на процедуре опознания, после чего было заведено уголовное дело. Но поскольку установление личности преступника, если его опознал один девятилетний мальчик, – дело сомнительное, Пеллу предложили признать себя виновным: в таком случае он получит всего десять лет. Он, видимо считал, что ему повезло, пока его не подловили в прачечной тюрьмы «Коркоран» и не кастрировали обыкновенным ножом.
При каждом обвинении Пеллу давали так называемую психологическую оценку, которая предшествовала приговору. Босх по опыту знал, что в случае нескольких судимостей, каждая последующая оценка зачастую основывалась на предыдущих. Эксперты в спешке брали за основу выводы первой комиссии. Поэтому он внимательно изучил то, что содержалось в деле Пелла, когда его обвинили в появлении в общественном месте непристойном виде.
В деле излагались подробные и по-настоящему пугающие данные о несчастном детстве Пелла. Он был сыном пристрастившейся к героину наркоманки, которая таскала его по притонам наркоторговцев и «ширяльным», где нередко расплачивалась за наркотики телом в присутствии мальчика. В школу Пелл почти не ходил и не мог припомнить жилища, которое назвал бы своим домом. Они с матерью все время переезжали с места на место, останавливались в мотелях с мужчинами, но те вскоре исчезали.
