Фредерик Дар - Я боюсь мошек
— Четыре… плюс технический персонал.
— Все живут здесь?
— Нет, только директор. Остальные приезжают на машине, а живут в соседнем городе.
— А начальничек живет один?
— Не знаю.
— Спасибо… Попробую выпутаться из этой истории.
— Желаю успеха!
Я отключился и пристроил рацию у стены. Больше она мне не понадобится.
Над дверью горел электрический плафон. В домике директора был освещен и первый этаж и одно окно во втором. По-видимому, он жил не один. Я слышал звуки фортепиано. В доме играли. Если мои музыкальные познания меня не обманывали, это был Варшавский концерт или что-то на него похожее. Я посмотрел вокруг. Путь был свободен. Шаги охранника поглотило молчание ночи. Я вошел в освещенную зону и приблизился к двери. Она была заперта. Только бы не на засов! С замочной скважиной всегда сладишь, а засов — это другое дело!
Я вытащил свою незаменимую отмычку и приступил к исследованию замка. С бьющимся сердцем я пытался открыть его. Ура, дело пошло! Я толкнул дверь и вошел в скромно обставленный холл. Закрыв дверь, я подождал. В комнате направо, — вероятно, в гостиной, — продолжало звучать пианино. Я заглянул в замочную скважину. В комнате находился человек лет сорока, но с совершенно седыми волосами. У него был холодный и печальный вид; ясные глаза и волевой подбородок. Одетый в голубую домашнюю куртку, он, казалось, был весь поглощен музыкой. Да, таковы люди! Изготовляют штуки, способные уничтожить весь мир, но любят музыку больше, чем Моцарт! Им, видите ли, необходимо всегда держать пальцы на спусковом крючке или на клавиатуре!
Я вытащил оружие, проверил, на взводе ли оно, и спокойна открыл дверь.
Вы воображаете, что этот тип подскочил, увидев меня? Дудки! Он взял последний аккорд и обратил ко мне свой ледяной взгляд.
Так как я не начинал разговор, он обратился ко мне по-немецки.
— Очень сожалею, — сказал я. — Я говорю только по-французски.
— Что вам здесь надо? — спросил по-французски седой человек.
Я был очень доволен. Можно было, наконец, объясниться.
— Вам нужна моя жизнь?
— Совсем нет!
— Тогда зачем это оружие?
Вместо ответа я взглянул на часы. Оставалось не больше двадцати минут!
— Я пришел попросить у вас кое-что. И вы мне это дадите, если не хотите умереть.
— Что?
— Я знаю, что изготовляют в этой лаборатории. Наш секретный агент сумел заполучить одну из ваших ампул.
Тут он привстал.
— Ага, это вас заинтересовало?
— Ну, дальше? — прервал он.
— Но он разбил ее во время транспортировки.
— Нет!
Он, казалось, обезумел от тревоги.
— Что потом?
— Потом произошло то, что вам известно. Он убивает всех вокруг. Мы до предела ограничили его контакты, но мне необходимо уничтожить эффект вашей мерзости, понятно?
Злобная улыбка скользнула по его тонким губам.
— Сожалею, мсье, но противоядия, способного нейтрализовать действие моего яда, не существует.
Знаете ли вы, что такое разочарование? В горле у меня был комок. Я задыхался…
— Очень жаль, — сказал я. — Жаль вас, господин профессор.
Легкое беспокойство мелькнуло в его голубых глазах.
— Что?
— Дело в том, что и я заражен. А так как я рядом с вами, то и вы тоже!
Новая улыбка.
— Вы ошибаетесь. У меня иммунитет против этого снадобья.
У меня была большая охота врезать ему по физиономии.
— Если у вас иммунитет, значит вакцина существует. Давайте ее сюда и побыстрее!
— У меня ее нет!
— Это ерунда. Вы, ваши сотрудники и вы сами не можете быть отданы на волю случая. Мне нужны две дозы вакцины. Быстро!
Он покачал головой.
— Нет, мсье, вы сами должны отвечать за последствия вашего любопытства, вы и ваш… друг!
Ужасно было то, что ни мой крик, ни я сам не внушали ему страха. Смерть для него была охотно принимаемой возможностью.
Никакого средства его тронуть… Он неприступен. Я чувствовал, как бегут минуты, решающие мою судьбу и судьбу Ларье! Быть так близко к цели и не достичь ее. Это ужасно, согласитесь. А если вы с этим не согласны, катитесь куда подальше!
Пот все обильнее тек по моей бедной шее. Мне хотелось глубоко вздохнуть, не хватало кислорода, кружилась голова.
— Вам все равно, что человек погибает на ваших глазах, доктор?
— Это риск, свойственный вашему ремеслу, мсье. Вы не можете нас грабить и при этом требовать, чтобы мы вас жалели…
Он был прав, что и говорить! Его тон был безмятежным. Сильный акцент придавал особенную силу словам. Тогда мне пришла в голову другая идея, как попытаться преодолеть его невозмутимость. Я вытащил из своих огромных клоунских карманов гранату.
— Профессор, если вы не дадите мне противоядие, я взорву эту гранату посреди ваших построек!
Программа переменилась. Блеск его глаз погас. Он выпрямился во весь свой сто восьмидесяти сантиметровый рост.
— Граната может очень эффективно увенчать ваши усилия, господин профессор. Давайте махнемся: граната в обмен на две жизни. Эта граната — капитал, который вам нужнее, чем мне!
Он еще колебался. Я покосился на свои часы. Не больше семнадцати минут! Если их использовать с толком, в моем положении кое-что может измениться.
— Ну?
Он посмотрел на гранату. Этот металлический фрукт при свете лампы выглядел весьма впечатляюще.
— Даю вам минуту на размышление, — сказал я. — Потом будет поздно: я умру, но и вы погибнете посреди мерзких вирусов.
Он встал и прошелся по комнате. Потом подошел к столу и взял стул, чтобы сесть. Его действия и жесты целиком меня поглощали. Я чувствовал, что что-то упускаю… Ах, вот что, Господи Боже! Я вдруг понял. Под столом была кнопка звонка для вызова слуг.
Я улыбнулся.
— Хорошая игра, док! Но разыграна не совсем ловко!
Я ждал, продолжая угрожать револьвером. Время бежало. Оставалось четырнадцать минут… Я услышал шаги на лестнице. Дверь открылась, и тихо вошел мужчина, стриженный бобриком. Он был в лакейской ливрее. Господин продавец смерти себе решительно ни в чем не отказывал! Увидев меня, пришедший вытаращил глаза. Он был крайне удивлен, увидев посреди своей чистенькой гостиной перепачканного грязью господина, размахивавшего гранатой. Я прыгнул на него, и прежде, чем он пришел в себя, ударил его рукояткой моей девяти-миллиметровой пушки по виску. Башка его треснула, и слуга растянулся на полу. Я обернулся. Док был теперь у шкафа.
— Руки вверх, быстро! — рявкнул я.
Он повиновался.
— Хорошо, теперь давайте вакцину! В темпе и без всяких штучек!
Он вздохнул.
— Вы очень упрямы, мсье. И очень ловки.
— Благодарю за комплименты. Действуйте!
— Пойдемте!
Он направился к выходу. Прежде, чем мы переступили порог, я сказал ему:
— Не вздумайте снова шутить со мною, вы видите, что я готов на все. Вы не можете себе представить, на какие подвиги способен человек, знающий, что приговорен к смерти.
Глава X,
в которой я могу рассуждать об относительности времени!
Мы шли нога в ногу по центральной аллее, той самой, что вела к зданию, куда я заложил первый заряд взрывчатки.
Луна отбрасывала на бетон наши непохожие тени. Я опасался, что откуда-нибудь может внезапно выскочить охранник. Конечно, я был готов в крайнем случае его пристукнуть. Но во мне теплилась бессмысленная, если вдуматься, надежда на лучший исход, и я опасался любого препятствия, которое могло возникнуть в последнюю секунду.
Я хотел жить! Жить! Взять верх над судьбой, победить небытие, которое просочилось в меня, как вода реки во время паводка вливается в дома.
Мы дошли до двери во второе здание. Седой человек вынул из кармана ключ и открыл дверь, потом включил свет.
Мы оказались в совершенно пустом зале, со всех сторон облицованном белым кафелем. Профессор пересек его и открыл вторую дверь. Там была главная лаборатория. Я не могу вам ее описать, потому что был поражен находившимися там инструментами. Настоящий кошмар из фантастического романа!
Профессор подошел к сейфу, вделанному в заднюю стену. На нем был нарисован белый круг с красным крестом. Эта эмблема означала исцеление! Она была прекрасна, благородна! Раньше я никогда не замечал этого.
— Пошевеливайтесь! — проворчал я.
Тиканье моих часов сверлило мне запястье. Скорее! Скорее! Оставалось еще двенадцать минут!
Дверь сейфа была закодирована. Мой хозяин открыл ее, и я увидел коробочки с ампулами. Он взял одну из них и маленьким пинцетом перенес ее на стол.
Я был так взволнован, что не в силах был говорить. Теперь я был в его воле. Он мог впрыснуть мне что угодно, утверждая, что это противоядие!
К счастью, такие люди не имеют вкуса к надувательству.
