Жан-Люк Банналек - Курортное убийство
Правда, в отношении Пеннека Дюпен на это не рассчитывал. Во всяком случае, судя по тому, что он успел узнать о его характере. Но все же…
– Вечером в понедельник он был в баре, разговаривал о делах с мадам Лажу. Она говорит, что ничего особенного в том разговоре не было. После закрытия ресторана Пеннек некоторое время находился в баре один. Обычно по понедельникам к нему приходил Делон, но в этот раз он был в отъезде. Утром во вторник около девяти часов к Пеннеку приходил Фредерик Бовуа. Они беседовали около одного часа. Этот Бовуа – бывший учитель рисования и, помимо всего прочего, председатель местного Общества любителей живописи. Он, кроме того, руководит художественным музеем, который находится за углом. Пеннек часто жертвовал большие суммы на содержание музея, но какие конкретно, мы не знаем. По инициативе мэра и Пеннека Бовуа время от времени проводит экскурсии для почетных гостей Понт-Авена. Естественно, осмотр города начинается с «Сентраля». Завтра должна была состояться очередная экскурсия. По заказу Пеннека Бовуа два года назад написал брошюру «Колония художников в Понт-Авене и отель “Сентраль”». Эту брошюру можно увидеть в каждом номере отеля. Пеннек оплатил все, в том числе и печать брошюры. Он хотел, чтобы Бовуа дополнил свою книгу. Об этом, видимо, они и беседовали.
– Откуда вы это знаете?
– От мадам Лажу. Кое-что в общих чертах знал и Делон.
Делон в разговоре с Дюпеном ни словом не обмолвился о Бовуа и его брошюре.
– Мадам Лажу знала, что Пеннек хотел поговорить с Бовуа о переиздании брошюры.
– Но что значит «помимо всего прочего»?
– Помимо всего прочего?
– Кем был Бовуа в этом «прочем»?
– О, он председатель многих объединений и организаций.
Риваль заглянул в свой блокнот.
– «Объединения друзей Поля Гогена», «Объединения друзей Понт-Авена», «Организации памяти Школы Понт-Авена», «Союза меценатов искусства» и…
– Довольно, Риваль.
Дюпен знал, что в Бретани в каждой деревне объединений и организаций больше, чем жителей.
– В какой день была назначена встреча?
– Уже на понедельник. Они встречались регулярно. Всю эту неделю вечерами Пеннек, как обычно, ужинал вместе со служащими отеля.
– Что еще?
Риваль сверился со своими записями.
– Вечером в среду приходил сын господина Пеннека. Но это вы наверняка и сами знаете со слов самого Луака Пеннека.
Дюпен отметил про себя, что не задавал Луаку Пеннеку таких конкретных вопросов во время своего визита. Впрочем, разговор носил совсем иной характер.
– Сын приходил к господину Пеннеку обычно один раз в неделю, а именно вечером, за полчаса до ужина, в бар. Долго он никогда не задерживался. В четверг приходил начальник малой гавани Понт-Авена господин Карле, который тоже занимает массу других постов. Он, среди прочего, председатель многочисленных комитетов дружбы, членом которых состоял Пьер-Луи Пеннек. Разговор их затянулся дольше обычного и продолжался около получаса, приблизительно до без четверти восемь. Речь шла о стоянке в гавани для лодки Пеннека. Он хотел продлить договор на привилегированное место. Мы опросили Карле. Он не заметил ничего необычного в поведении Пеннека.
– Лодка Пеннека стоит в гавани?
– У него две лодки, и обе они находятся в гавани Понт-Авена.
– Две лодки?
До сих пор все говорили только об одной лодке.
– У него две моторные лодки. Одна новее и больше – «Жанно Мерри Фишер». Семь метров тридцать сантиметров.
Глаза Риваля сверкнули.
– Есть еще одна, старая, она намного меньше. Стоит она тоже в гавани, но чуть ниже. Пользовался Пеннек почти исключительно новой лодкой. Во всяком случае, когда ходил на рыбалку с Делоном.
– Он пользовался старой лодкой?
– Судя по всему, очень редко, когда совершал прогулки по Авену или когда ловил устриц.
– Что еще? У вас есть что-нибудь еще, Кадег?
– Никто из служащих отеля в течение последней недели не заметил в поведении Пеннека ничего необычного. Мы с пристрастием допросили всех. Люди в один голос говорят, что он вел себя как всегда.
– Это вы уже говорили.
Кадег воспринял упрек со стоическим спокойствием.
– Мы попросили их немедленно сообщать нам, если они вдруг заметят что-то необычное.
– Хорошо, дальше.
– Кроме того, здесь побывали еще три человека, с которыми Пеннек подолгу беседовал в последние дни. Двое из них – это старые постояльцы. Один разговор имел место во вторник вечером перед ужином и продолжался полчаса; другой – в среду поздно вечером в баре – тоже продолжался около получаса. Мы записали имена этих людей, и Риваль уже с ними побеседовал. Говорили о погоде, о еде и о Бретани, о туристах. О разговоре с незнакомцем мы уже говорили.
– Когда это было?
– Днем в среду, на улице перед отелем.
– Ах да.
Дюпен сконфуженно опустил глаза и принялся с деланным вниманием просматривать свои записи.
– Мы должны непременно выяснить, кто был этот незнакомец.
– Мы вплотную этим занимаемся. Он каждый вечер разговаривал с поваром, это вы уже знаете. Но с поваром вы уже обстоятельно побеседовали сами.
Слово взял Риваль:
– Мы также начали проверять его телефонные разговоры. В его комнате стоял личный телефон со своим номером, но Пеннек чаще пользовался одним из трех беспроводных аппаратов отеля. С телефоном он не расставался, даже когда уходил в свою комнату. Все звонки на этот номер идут через коммутатор, и поэтому невозможно понять, откуда именно был тот или иной звонок.
– Хотелось бы это знать.
Кадег хотел что-то сказать, но передумал.
– В последние четыре дня до своей смерти Пеннек один раз звонил своему сводному брату. По крайней мере хоть это мы знаем точно. Он позвонил Андре Пеннеку со своего личного номера и говорил с ним в течение десяти минут. Это было днем во вторник. Вы, собственно, хотите сами поговорить с Андре Пеннеком. За последние три недели он звонил со своего аппарата Делону, один раз нотариусу в Понт-Авене и по одному разу учителю рисования Бовуа и мэру.
– Какие звонки были на этой неделе? Звонил ли он нотариусу?
– Да, звонил – днем в понедельник.
– Вы поговорили с нотариусом?
– Пока нет.
– Это нотариус Пеннека? Я хочу сказать, тот ли это нотариус, который вообще ведет все дела Пеннека, например занимается его завещанием?
– Этого мы пока не знаем.
– Нам нужно завещание. Поговорите с Нольвенн, она завтра будет договариваться о моей встрече с нотариусом, которая занимается завещанием Пеннека. Как зовут нотариуса, которой звонил Пеннек?
– Камилла де Дени. Коллеги говорят, что все «лучшие люди» Понт-Авена доверяют свои дела только ей.
– Мадам де Дени?
– Да.
– Хорошо.
Дюпен немного знал ее. Она была заметной личностью, ее знали в округе, включая и Конкарно. Без сомнения, это была очень привлекательная женщина чуть старше сорока, которую все уважали за элегантность, безупречный вкус и острый ум. Ее называли «истинной парижанкой», хотя мадам де Дени всю свою жизнь прожила в Понт-Авене, если не считать нескольких лет учебы в Париже, который, кстати говоря, не особенно ее впечатлил.
– Попросите Нольвенн выяснить, она ли является нотариусом Пеннека. Это первая задача на завтра. Кроме того, назначьте для меня время встречи. Сколько было исходящих звонков с аппаратов отеля на этой неделе?
– Около четырехсот на сто пятьдесят номеров.
– Обзвоните все номера, выясните, кому из них звонил Пеннек и о чем были разговоры. Я хочу знать содержание каждого разговора Пеннека за последнюю неделю. Каждого.
По лицу Риваля было видно, что другого распоряжения он и не ожидал. Кадег слегка покраснел.
Дюпен прекрасно сознавал, что все сведения, которые были добыты ими в таком навязанном темпе, будут иметь какое-то значение, если это убийство не было случайным. Если, напротив, убийство произошло «спонтанно» и ему не предшествовала эскалация каких-то невидимых до времени факторов, то вся эта работа станет абсолютно бессмысленной.
– Как хочется, чтобы нам повезло.
Кадег с легкой иронией произнес:
– Есть еще один человек, о котором почему-то пока не было сказано ни слова.
– Со сводным братом Пеннека я поговорю завтра, рано утром. Лафон и Реглас что-нибудь сообщили?
– Мы разговаривали с обоими. Реглас пока молчит, но мы думаем, что ему просто нечего сказать. Вы же знаете, если бы они что-то накопали, он бы давно трубил об этом на всех углах. Доктор Лафон считает, что убийца работал ножом, а не каким-то режущим предметом. Было нанесено четыре раны. Смерть наступила, очевидно, между двадцатью тремя и одним часом ночи. Это его первое, пока предварительное заключение.
Дюпен удивился, что Лафон вообще что-то сказал. Это было не в его правилах.
Риваль упредил следующий вопрос комиссара:
– Но больше он не сообщил ничего. Он не знает ни длину лезвия ножа, ни его тип.
– Ну, это едва ли нам чем-то поможет.
