Андрей Ильин - Криминальный отдел
— Не за что. Скажите там, что я продолжу прием через десять минут. — И повернулся к своему молчаливому коллеге. — Что у вас?
На стоящей у стены обитой зеленой клеенкой кушетке, в белом, вкривь и вкось сидящем медицинском халате, по стойке «смирно» сидел следователь Григорьев.
— Мне рекомендовал обратиться к вам главврач…
— Это я знаю. Что вы хотите лично от меня?
— Видите ли, в чем дело. Вам нужно прослушать одну запись.
— Какую запись?
— Магнитофонную.
— Я не специалист в звукозаписывающей аппаратуре. И не меломан. Я врач. И никак не могу понять, чем могу вам быть полезен.
— На магнитофоне записана детская речь. Нам нужно узнать по ней о психическом состоянии ребенка.
— По магнитофонной записи?
— Да, по записи.
— А не проще ли побеседовать с самим ребенком?
— Дело в том… Дело в том, что ребенка нет. Есть только его голос…
— Вы из милиции, — догадался врач.
— Да. Из милиции.
— А девочка пропала? И прислала домой магнитофонную запись. Так?
— Примерно так. Только еще хуже. Девочку выкрали. И требуют с родителей выкуп.
— Хорошо, давайте вашу запись. Хотя без прямого общения с ребенком гарантировать безошибочный результат не могу. Это, знаете ли, напоминает шаманство. Когда только по голосу
Следователь включил запись.
«Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает. Я очень соскучилась…»
— Еще раз, пожалуйста. «Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает…»
— Еще разочек. Если можно… «Мама. Это я…»
— Интересно…
— Что интересно?
— Нет, ничего. Это так, мысли вслух. Еще раз. Будьте любезны… «Мама…»
— Достаточно.
Врач откинулся на спинку стула.
— Ну так что вас интересует?
— Состояние девочки.
— Насколько я могу судить — по тембру голоса, по интонациям, по построению фраз, — девочка находится в нормальном психическом состоянии.
— Как так в нормальном?
— В нормальном — это значит в нормальном. В адекватном. Свободная, плавная речь. Выдержанные паузы между словами и фразами. Верно расставленные акценты. Не ощущается ни особого страха, ни подавленности, ни возбуждения. Если вас интересует это.
— То есть вы хотите сказать, что ребенок не волнуется?
— Если и волнуется, то не очень выражение.
— Странно.
— Что странно?
— Что не волнуется. Все-таки похищение. Угрозы. Злые дяди вместо родителей. Неизвестность.
— У детей это бывает. Их психика гораздо более пластична, чем у взрослых. Лучше приспосабливается к стрессовым ситуациям. Вначале они плачут, а потом принимают существующее положение за норму. Скажем, наблюдения за детьми, попавшими в Бухенвальд в раннем возрасте и выросшими там, показали их гораздо большую адаптацию к внешним обстоятельствам, чем у взрослых. Взрослые боролись за выживание. А они просто жили. И даже находили в этих, казалось бы, не совместимых с жизнью условиях свои маленькие радости.
— И все же странно. Ведь прошло всего несколько дней.
— Возможно, ей обеспечили более-менее нормальное содержание. Или использовали какое-нибудь медикаментозное средство. Или…
— Что «или»? Или она была раньше знакома с похитителями?
— Может быть. По крайней мере, это объяснило бы ее спокойствие.
— Спасибо, доктор.
— Не за что. Заходите, если нужда будет.
— Малая? Как у того мальчика?
— Любая. Большая тоже.
— Нет. Спасибо, доктор. Я лучше к зубному.
Глава 13
Второй день Грибов «щупал» отца девочки. Родного. Того, который обещал бросившей его жене и матери девочки беспокойную жизнь. И второй день не нащупывал ничего, кроме проскальзывающей между пальцев пустоты.
Из шестнадцати выданных ему в адресном столе адресов одиннадцать отпали сразу. То есть люди с запрашиваемой фамилией, именем, отчеством и годом рождения там проживали. Но совсем не те. Совсем другие. Не имеющие никакого отношения ни к жене банкира, ни к ее ребенку. По крайней мере так утверждали участковые инспектора.
Лишь пять адресов обещали какую-то надежду. Но и из них уже отпали два. Оставалось три. Три адреса надежды…
Грибов нашел очередной дом, подъезд и квартиру. Осмотрелся. И позвонил… В соседнюю. Дверь открыла заспанная женщина.
— Ну и что? — строго спросил Грибов.
— Что, что? — недоуменно сказала женщина.
— Я говорю, что делать будем?
— С кем?
— С вами делать. С жильцами квартиры номер тридцать три. Вот, соседи на вас жалуются. Говорят, шум ночами. Возня какая-то. Крики… — И следователь махнул в воздухе мелко исписанной им же бумажкой.
— Крики? У нас?
— Ваша квартира тридцать три?
— Да, тридцать три.
— Значит, у вас. Можно войти?
— Конечно. Заходите.
Грибов зашел. В уличной обуви в гостиную. Как и должен уважающий себя и не уважающий жильцов вверенного ему участка ответственный работник жилищно-коммунального хозяйства.
— А кто насту…? То есть, я хотела сказать, кто на нас жалобу написал?
— Соседи. Точнее отвечать я не уполномочен. Жалоба конфиденциальная. Направлена начальнику нашего жэка. Лично. Поэтому разглашать информацию о том, кто сигнализировал в соответствующие инстанции о имевших место фактах вопиющего безобразия, я не обязан. Но обязан принять немедленные меры к пресечению и исключению повторных сигналов граждан.
Ваша фамилия?
— Моя?
— Ваша!
— Петрова. Анастасия Петровна.
— Рассказывайте, Анастасия Петровна.
— О чем?
— О допущенных вами вопиющих фактах.
— Да не было никаких фактов. И никакого шума.
— А чего же тогда жильцы пишут? Вернее сказать, сигнализируют о фактах творимых безобразий. Что они, выдумывают, что ли?
— Может, и выдумывают! Кому здесь писать? Симоновым, что ли? Из соседней квартиры. Так они сами алкаши и дебоширы. Орут каждый вечер. В стену стучат. Головами.
— Ну при чем здесь Симоновы?
— А кто? Кто тогда? Нижние? Так их там не бывает целыми неделями. Дача у них. Тыквы-кабачки. Они только к Новому году объявляются…
— Нет, нижние соседи ничего такого…
— Тогда он! Гад!
— Кто он?
— Тот, что напротив. Из тридцать первой. Он, гад. Больше некому. Молчуном прикидывается. Глухонемым. А писать, значит, умеет.
— Ну что вы…
— Он, он.
— Минуточку. Во-первых, я не должен сообщать вам, кто сигнализировал. Во-вторых, вполне вероятно, что он ошибся в источнике шума.
— Ну тогда пошли к нему. И выясним, чего это он ошибается. Пошли, пошли.
И жиличка потянула представителя власти за рукав.
— Пусть он мне в глаза скажет. Пусть попробует…
Дверь открыл офицер. В звании подполковника Российской армии.
Минус четырнадцатый адрес… Итого в остатке два. Два адреса надежды…
…— Поступил сигнал. Что вы шумите! Жильцам спать не даете…
…А вот этого я вам сообщать не уполномочен…
…В соседней? Ну, может быть, он ошибся. Так сказать, перепутал источник шума. Тогда пойдемте и попытаемся выяснить это непосредственно…
Не пойдете? Почему? Потому что боитесь? Дружки у него? В кожаных куртках? А где работает? Нигде не работает? Отчего вы так решили? Оттого что он постоянно дома? И постоянно пьянствует? С дружками? И всем грозит? Кому? Может быть, кому-нибудь конкретно? Жене или близким? Ах разведен. Года три разведен. Вот как оно получается. У самого рыльце в пушку, а он на других пишет. Поди, сам больше всех шумит? Шумит? Крики слышны? Плач? Слышны… Чьи крики? И плач? Женские? А может, детские? Они ведь похожи — женские и детские. Возможно, и детские? Ну тогда, наверное, действительно произошла ошибка. Так что приношу от лица жэка свои извинения. А с соседом вашим мы разберемся. Непременно разберемся. По всей строгости существующих норм общежития…
До свидания.
Неужели сработало? Неужели он? Надо бы проверить. Только как? Пригласить участкового? Или группу поддержки из ближайшего РОВД? Так права такого нет. По причине неофициальности следствия. Информацию получить, используя старинные знакомства, это еще туда-сюда. А в квартиру ломиться без ордера… Нет, на это они не пойдут. Даже несмотря на приятельские отношения.
Может, самому? По-тихому. Под личиной работника жэка? Вряд ли он будет набрасываться на каждого позвонившего в дверь. Вряд ли будет демаскировать себя.
Грибов подошел к нужной квартире, прижался ухом к холодному металлу внешней двери. Прислушался.
Тихо…
Нет, не тихо. Работает радиоприемник. Впрочем, это может быть радиоточка. Которую не выключают. Радиоточка не показатель… Что еще? Еще льется вода. Кажется, на кухне. Правда, краны, случается, тоже забывают закручивать.
Звук падающей воды изменился. И затих совсем. Кто-то закрутил кран.
Значит, квартира была обитаема. Значит, люди там были…
