Джозеф Уэмбо - Голливудский участок
— Я не прикоснусь к вещественному доказательству, — сказал Бенни. — Никогда в жизни. Пожалуй, я переведусь из этого сумасшедшего дома. Буду работать где угодно, только не в этом пидерском Голливуде!
Это ее расстроило. «Пидерский». Почему все так говорят?
В конце смены Бенни найдет в своем ящике в раздевалке подарочную коробочку, перевязанную лентой, и карточку с надписью «Офицеру Брюстеру». Внутри будет лежать свежая картофелина с прикрепленными к ней пластиковыми глазками и губами, а рядом — написанная от руки записка: «Поджарь меня, испеки меня, сомни меня. Или укуси меня, Бенни. Твой навеки, Дурачок с картофелиной».
Глава 5
В Голливудском участке всегда находился коп по прозвищу Голливуд, не важно, работал он в патруле или нет. Это прозвище обычно получали за интерес к миру кинематографии. Если копу удавалось подработать техническим консультантом на телевидении или в кинокомпании, можно было с уверенностью сказать, что его начнут называть Лу Голливуд или Билл Голливуд. Или, как в случае стремящегося к актерской карьере Нейта Вайса, который пока что участвовал лишь в нескольких массовках телевизионных шоу, — Нейт Голливуд. После того как Нейт заболел телевизионной лихорадкой, он стал ходить в спортивный зал, где как одержимый накачивал мышцы. Нейт не сомневался, что карие глаза с поволокой, темные волнистые волосы, начинающие седеть на висках, и недавно приобретенная фигура давали ему шанс стать известным телеактером.
Натану Вайсу было тридцать пять лет — довольно поздний старт для шоу-бизнеса. Он вместе с другими патрульными регулировал движение и обеспечивал безопасность, когда кинокомпании проводили съемки в городе. За это копам платили немалые деньги, а сама подработка была легкой, но недостаточно волнующей. О каком волнении может идти речь, если все эти знаменитые актрисы выходили из своих трейлеров лишь на несколько минут, чтобы подправить сцену, если режиссер не был доволен дублершей? А потом они снова исчезали, до тех пор пока не подходило время съемок.
Большую часть времени полицейские проводили вдали от мест съемки, но даже если дежурили близко, это зрелище им быстро наскучивало. После съемки основной сцены снимали главных участников — крупным планом спереди и сзади, — и актерам приходилось снова и снова повторять всю сцену. Поэтому большинству копов все это почти сразу же надоедало, и они слонялись рядом с обслугой, в ведении которой находились яства для актеров и съемочной группы.
Нейту Голливуду никогда ничего не надоедало. Кроме того, на площадке было много симпатичных куколок, выполняющих черновую и тяжелую работу для каждой сцены. Некоторые были практикантками, мечтавшими когда-нибудь стать знаменитыми режиссерами, актерами, писателями или продюсерами. Когда у Нейта появлялось много сверхурочного времени, он зарабатывал больше, чем почти весь этот киношный подсобный люд. И в отличие от него Нейта не беспокоил самый страшный кошмар шоу-бизнеса: «Что будет, если меня уволят?»
Нейту нравилось демонстрировать свои знания большого бизнеса, разговаривая с какой-нибудь куколкой, например, с девочкой на побегушках у первого ассистента режиссера. Он говорил что-нибудь в этом роде:
— Обычно я патрулирую Бичвуд-Каньон. Это старый Голливуд. Там живет много незаметного киношного люда.
Именно одна из этих девочек два года назад разрушила не такую уж счастливую семью Нейта Вайса, когда его тогдашняя жена, Рози, заподозрила неладное: каждый раз, когда телефон звонил один раз и замолкал, Нейт на некоторое время исчезал. Рози стала записывать дату и время одиночных звонков, а потом сравнила их со счетами за сотовый телефон мужа. И точно: Нейт звонил по одним и тем же двум номерам сразу после того, как раздавался одиночный звонок. Возможно, у той потаскушки было два сотовых телефона или два домашних номера, а простофиля Нейт думал, что с помощью двух разных номеров сможет одурачить Рози, если у нее возникнут подозрения.
Рози Вайс ждала благоприятного момента, и в один холодный зимний вечер Нейт вернулся с работы домой на рассвете, сказав, что выбился из сил, помогая в сверхурочное время охотиться на опасного взломщика в Лорел-Каньоне. «Ну конечно, взломщика чужих спален», — подумала Рози. И немного повозилась в машине Нейта, пока он спал, а потом занялась обычными делами.
На следующий день на работе Нейт сидел на инструктаже и слушал монотонный голос лейтенанта, объяснявшего, что по соглашению с министерством юстиции, которому подчинялось УПЛА, экипажам, работающим в испаноговорящих районах, полагалось сдавать оперативные отчеты о белых нарушителях закона, даже если таковых не было.
Копы, работавшие в афроамериканских районах и латиноамериканских баррио, сделали то, что делали всегда: придумывали белых подозреваемых мужского пола и заносили их в оперативные отчеты, которые не содержали ни фамилий, ни дат рождения, а следовательно, этих правонарушителей невозможно было отследить. Таким образом, множество опросов на месте происшествия, относящихся к белым лицам мужского пола, убеждало пришлых проверяющих, что копам несвойственны расовые предрассудки. В одном городском участке ночных прохожих белой расы стали останавливать в три раза чаще — на бумаге, — но никто никогда не видел ни одного белого парня, который рискнул бы бродить ночью в том районе. Даже со спущенной покрышкой белый продолжал ехать на ободе, не рискуя остановится и сменить колесо. Полицейские рассказывали, что даже на черно-белом патрульном автомобиле приходилось вешать объявление: «У водителя нет с собой наличных».
Это была федеральная версия политики «не спрашивай и не говори»: «Мы не спросим, откуда взялись все эти фамилии в оперативном журнале, если вы нам сами не скажете».
Прежде чем на инструктаже появился начальник смены, один полицейский громко сказал:
— Эта возня с оперативными журналами такая трудоемкая, что по сравнению с ней клонирование эмбрионов выглядит воскресной рыбалкой.
Другой отозвался:
— Нам нужно переквалифицироваться в адвокаты. Они получают кучу денег за вранье и могут хорошо одеваться.
Похоже было, что министерство юстиции вместо того, чтобы воспитывать в уличных полицейских Лос-Анджелеса честность, толкало их на жульничество и обман.
Во время этого унылого инструктажа Нейт Голливуд дремал под аккомпанемент проповеди о декретном соглашении и очень удивился, когда Пророк просунул в дверь голову и сказал:
— Извините, лейтенант, можно на минуту забрать Вайса?
Пророк молчал, пока они не оказались одни на лестничной площадке, потом повернулся к Нейту и сообщил:
— Пришла твоя жена, хочет поговорить с лейтенантом. Требует один-два-восемь.
— Хочет пожаловаться на меня? — озадаченно спросил Нейт. — Рози?
— У тебя есть дети?
— Пока нет. Мы решили подождать.
— Ты хочешь сохранить брак?
— Конечно. Это мой первый брак, поэтому он мне небезразличен. К тому же у ее старика водятся деньжата. А что случилось?
— Тогда иди кайся и проси о прощении. Не пытайся юлить, это не пройдет.
— Что происходит, сержант?
Нейт Голливуд увидел, что происходит, когда он вместе с Рози и Пророком стоял на южной автостоянке рядом с внедорожником Нейта в сырой и ненастный зимний вечер. Все еще ничего не понимая, он достал ключи и отдал их Пророку, а тот передал их Рози, которая запрыгнула в машину, завела ее и включила антиобледенитель. Когда окна запотели, она вылезла из автомобиля и торжествующе указала на результаты своей разыскной деятельности — на затуманенном ветровом стекле перед пассажирским сиденьем появились отпечатки голых пальцев ног.
— Примерно тридцать шестой размер обуви, — сказала Рози. Потом повернулась к Пророку и добавила: — Нейт всегда любил тощих и маленьких. Я для него слишком толстая.
Нейт хотел было что-то сказать, но Пророк приказал:
— Заткнись, Нейт, — и обратился к Рози: — Миссис Вайс…
— Рози. Можете называть меня Рози, сержант.
— Рози. Не нужно втягивать в это лейтенанта. Я уверен, что вы с Нейтом…
— Я позвонила папиному адвокату, — прервала она, — пока этот сукин сын отсыпался. Все кончено. В субботу я вывожу вещи из квартиры.
— Рози, — сказал Пророк. — Я убежден, что Нейт будет предельно честен при разговоре с вашим адвокатом. Вряд ли вам поможет официальная жалоба на поведение, недостойное офицера полиции. Мне кажется, вы заинтересованы в том, чтобы он работал и получал зарплату. Если его отстранят от работы, и вы, и он потеряете в деньгах.
Она посмотрела на Пророка, на мужа, который побледнел и не произнес ни слова, потом улыбнулась, увидев капельки пота на его верхней губе. Этот ублюдок потел в сырую зимнюю ночь. Рози Вайс это понравилось.
— Ладно, сержант, — сказала она. — Но я не хочу, чтобы он появлялся в квартире, пока я не перееду.