Аркадий Адамов - Черная моль
Когда пришли в комитет, Соня сказала:
— Садись. Жди. Сейчас выясню обстановку.
Она скрылась за дверью.
— Велела подождать, — сказала Соня, появляясь через минуту. — С горкомом разговаривает.
Лидочка долго сидела на диване, перебирая в руках косынку, ту самую, что подарил когда-то Карасевич (она теперь даже в мыслях называла его только по фамилии). Темные курчавые волосы ее были небрежно собраны на затылке, уголки губ нервно подергивались.
Неожиданно в комнату зашел Клим Привалов. Он внимательно, серьезно посмотрел на Лидочку и, обращаясь к Соне, спросил:
— Зачем Круглова вызывала?
— Зайди и спроси, — пожала плечами Соня.
— Я потом зайду, раз тут уже ждут.
И вышел. А Лидочка вдруг снова вспомнила свой разговор с ним, и ей впервые стало почему-то совестно перед Климом.
Из двери выглянула Круглова.
— Заходи, Голубкова, — сказала она.
Лидочка вошла. Круглова велела ей сесть около стола, сама опустилась в свое кресло, зачем-то переставила чернильницу, подвинула пресс-папье и, не глядя на Лидочку, сказала:
— Давай, Лида, поговорим откровенно.
Она умолкла, не зная, видно, с чего начать, потом, чуть покраснев, сказала:
— Между прочим, Лида, у тебя большая задолженность по членским взносам. Так нельзя. Это нарушение устава. Надо погасить из первой же зарплаты. Хорошо?
Лидочка безучастно кивнула головой. А Круглова, уже увереннее, продолжала:
— И вообще, ты оторвалась от организации, от коллектива. С этого все начинается, имей в виду. Всякие там… семейные и личные неприятности.
— С чего же они начинаются? — тихо спросила Лидочка, подняв на Круглову свои большие карие глаза, в которых навернулись вдруг слезы.
— Ну, как с чего, — неуверенно ответила Круглова, — с этой… с моральной неустойчивости, с отсутствия правильной перспективы в жизни.
— Перспективы, — горько усмехнулась Лидочка. — С чем ее едят, эту вашу перспективу?
— Я, может быть, не так сказала, — смутилась Круглова. — Но ты же меня понимаешь? Лида, давай говорить начистоту, — решительно произнесла она. — Расскажи, как ты живешь, чем мы тебе помочь можем?
— Ничем мне помогать не надо, — устало возразила Лидочка.
— Нет, надо!
— Нет, не надо!
— Надо. Я же знаю. Ну, чего ты скрываешь?
— Что вы знаете, что? — запальчиво спросила Лидочка. — Откуда вам знать?
— Сигналы получила. От актива.
— Ах, сигналы? Ну и сигнальте, сколько влезет! А мне плевать!
— Ну, Лида, — вдруг как-то жалобно произнесла Круглова. — Ну, ведь мне же надо знать, пойми. Я же секретарь комитета.
— А что мне с твоего секретарства? Я же сказала: членские взносы уплачу. Все! А в душу ко мне не лезь! Ясно? И без тебя тошно!
Лидочка вдруг вскочила, глаза ее смотрели сухо и зло.
— И идите вы все к черту! — крикнула она и выбежала из комнаты.
Круглова ошеломленно смотрела ей вслед.
На следующий день Лидочка решила вынести с фабрики еще одну, третью по счету, шкурку. Надежно запрятав ее в широкий рукав платья, она после окончания смены направилась к проходной.
Лидочка уже перевернула табель, когда перед ней неожиданно выросла тощая фигура Перепелкина. Растянув в улыбке длинные губы, он с изысканной вежливостью произнес:
— Прошу зайти в мои апартаменты.
— Это зачем еще? — испуганно спросила Лидочка.
— Требуется смена декораций. На фоне служебного кабинета крупно: он и она. Драматическое объяснение.
— Никуда я не пойду. Пусти, — попыталась оттолкнуть его Лидочка.
Но Перепелкин уже цепко держал ее за рукав пальто.
— Попрошу без эксцессов. Не создавайте массовок.
Выходившая с фабрики вместе с Лидочкой Аня Бакланова сердито крикнула:
— Эй, кавалер! Чего к девчонке прицепился? А ну, дай проходу!
Перепелкин весело возразил:
— Анечка, мечта моя, вас вызовут. В этой мизансцене вы не участвуете. Пошли, девушка, пошли.
В это время к ним подошел Клим, тяжелым взглядом измерил Перепелкина и коротко спросил:
— Ты чего это?
— Вот, Климушка, — начиная нервничать, пожаловался Перепелкин. — Я же при исполнении служебных обязанностей. Выборочная проверка. А они срывают мероприятие.
Клим как будто и не видел перепуганного, бледного лица Лидочки. Глядя куда-то в сторону, он с усилием проговорил:
— Веди, раз так. И баста.
В проходной уже образовалась пробка.
— Давай, служба, действуй, — поддержал Клима Женя Осокин. — Все законно, и обижать никого не должно.
Довольный Перепелкин провел Лидочку к себе в кабинет. Закрыв плотно дверь, он повернулся к девушке и насмешливо спросил:
— Сама отдашь или обыскивать будем?
— Чего тебе отдавать?
— Ну, ну. Все известно. У меня, знаешь, глаз — алмаз, насквозь все вижу. Так как же?
Лидочка молчала.
— Да ты не бойся, — вдруг заговорщически понизил голос Перепелкин. — Обойдется без суда и следствия. Я даже протокола составлять не буду. Просто отправлю на беседу к Свекловишникову, и все тут.
У Лидочки по впалым щекам потекли слезы, но она продолжала молчать.
— Да я тебе говорю: ничего не будет, — уже искренне стал уверять ее Перепелкин, тронутый немым отчаянием, которое отразилось на лице Лидочки. — Ну, провалиться мне, ничего не будет.
Через несколько минут в кабинет Свекловишникова под конвоем Перепелкина вошла Лидочка. На директорский стол была положена украденная ею шкурка, после чего Перепелкин вышел.
— Садись, голубушка, и рассказывай, как ты дошла до жизни такой, — мягко, по-отечески произнес Свекловишников.
— Нечего мне рассказывать. Что сделала, то сделала. Судите меня теперь, — сквозь слезы ответила Лидочка.
— И не подумаю, — все так же мягко возразил Свекловишников. — Я-то знаю, что тебя на это толкнуло. Знаю. Тяжело тебе живется, Голубкова. А молодость, она свое берет. И то хочется и это. А денежек-то и не хватает. Знаю, как же. Сам молод был. А ты мне, Голубкова, в дочки годишься.
Лидочка, ожидавшая все, что угодно, но только не таких отцовских увещеваний, удивленно подняла на Свекловишникова свои большие, полные слез глаза.
— Ну, чего ты на меня так смотришь? — усмехнулся Свекловишников. — Небось думала, что я зверь? А я, Голубкова, человек. И наказывать тебя, а тем более судить не собираюсь. Наоборот. Я тебе даже помогу. Дадим подработать, чтобы не приходилось эдакими вещами заниматься. Есть у нас такая возможность. Иди-ка сейчас же к начальнику цеха, к Жереховой. Она тебе и скажет, что и как надо делать. Да слушайся ее. И помни, если что не так сделаешь, то уж пеняй на себя, пойдешь под суд — и лет так на десять со свободой прощайся. Понятно? — В голосе Свекловишникова прозвучали жесткие нотки, и Лидочка поняла, что шутить он не собирается.
— Спасибо, Тихон Семенович, — упавшим голосом ответила она, — я буду стараться. — И нерешительно встала. — Так мне идти можно?
— Иди, милая, иди. И наш уговор не забывай.
Опустив голову, Лидочка покорно вышла из кабинета.
…Когда Перепелкин вернулся к себе, его уже поджидал начальник охраны фабрики Дробышев.
Павел Афанасьевич Дробышев, невысокого роста, худенький и подвижный, с непокорным хохолком на затылке, в сапогах и гимнастерке, с которой только недавно снял капитанские погоны, был человеком крутым и прямолинейным. Перепелкин втайне побаивался своего начальника, хотя именно по его предложению он и был назначен начальником второго караула.
Дробышев сидел на диване, перекинув ногу на ногу, и нетерпеливо попыхивал старенькой почерневшей трубкой с изгрызенным мундштуком. Увидев входящего Перепелкина, он сердито проговорил:
— Ага, заявился! А ну, что у тебя тут приключилось, докладывай.
— Ничего особенного, — пожал плечами Перепелкин, — задержал работницу со шкуркой, только и всего.
— Ха, только и всего! Да это же чепе, ты что, не понимаешь? То, что задержал, — молодец. Но вообще я тобой не доволен, имей в виду. Ты что-то странные порядки стал вводить, дорогой мой, — отрывисто продолжал Дробышев. — Почему мне не докладываешь немедленно? Почему не составляешь протоколов? Почему водишь задержанных прямо к директору? Ты что, инструкций не знаешь?
Перепелкин счел за лучшее молча выдержать этот натиск. О личном распоряжении Свекловишникова он предпочитал не рассказывать. Вообще с Дробышевым связываться было опасно.
— И потом, — не унимался Дробышев, — ты зачем народу сказал, что идет выборочная проверка? Я ее объявлял? Зачем же брехать? Не нравится мне все это.
Перепелкин виновато молчал.
Среди дня в кабинете главного инженера зазвонил телефон. Плышевский снял трубку.
— Это меховая фабрика? — услышал он молодой, уверенный голос. — Мне нужен главный инженер товарищ Плышевский.
— Я самый. С кем имею честь?
