Александра Маринина - Убийца поневоле
Смех прекратился так же внезапно, как и начался.
– Должен вам сказать, Анастасия Павловна, что не менее интересно использовать уже известные слова в новом контексте. Вот, например, слово «примочка». Знаете такое слово?
– Это которая свинцовая, от геморроя? – уточнила Настя.
– В том числе и от него. Я использую это слово для обозначения явной глупости, которая засела у кого-нибудь в голове. Вы послушайте, как звучит: «У него теперь новая примочка – он хочет жениться». А? Каково? Песня! – восторженно добавил он. – Поэма!
Теперь расхохоталась Настя. Мать в детстве приучала ее к иностранным языкам, Настя умела чувствовать слово, и лингвистические изыскания Бокра были ей понятны и близки. Урка-лингвист. С ума можно сойти!
Проводив гостя, она какое-то время бесцельно слонялась по квартире. Леша еще вчера уехал домой, в подмосковный Жуковский, на сегодня у него назначена встреча с аспирантом. Аналитическая справка по нераскрытым убийствам за пять лет готова, но впереди еще вся суббота и воскресенье, и можно попользоваться Лешкиным компьютером, пока он его не увез.
Каждый месяц Настя готовила для Гордеева аналитические материалы по убийствам и изнасилованиям в Москве, как раскрытым, так и нераскрытым. Пока есть возможность, нужно собрать эти многочисленные многостраничные справки в единый файл, с которым потом можно будет работать. Она подключила сканер и принялась «сбрасывать» в компьютер результаты десятилетней кропотливой работы.
2
Стоя в подъезде напротив дома, где жил Дмитрий Сотников, Лиза нетерпеливо посмотрела на часы. Ну где же он? Занятия в художественной школе закончились два часа назад, а Дима все не идет домой. Сегодня не четверг, но она все-таки стоит здесь и ждет, хотя понимает, что скорее всего он придет значительно позже. Или придет не один. Или не придет совсем. Но она все равно стоит и ждет.
Она вынула из сумки пластмассовую коробочку, достала две таблетки и сунула в рот. Спрятав коробочку, вынула плоскую бутылку, отвинтила пробку и сделала большой глоток. Спиртное уже не обжигало горло, она почти не чувствовала его вкуса. Через несколько минут придет «кайф», без которого она не может обходиться.
Лиза уже давно перестала довольствоваться теми лекарствами, которые в изобилии прописывали ей врачи. Сначала она просто увеличивала количество принимаемых таблеток, обращаясь к разным врачам и от каждого систематически получая рецепты на психотропные препараты. Потом где-то услышала, что хороший эффект дает сочетание таблеток со спиртным. Эффект оказался и в самом деле хорошим, правда, врачи с этим вряд ли согласились бы. Очень скоро она превратилась в вялую и безвольную наркоманку, одержимую идеей отмщения за разрушенное счастье и не интересующуюся больше ничем. «Я могу бросить пить таблетки в любой момент, – говорила она себе, – и я это сделаю, когда все закончится, когда всех четверых не будет на свете. Троих уже нет. Вот скоро не станет четвертого, и я брошу». Она обманывала себя и свято верила в свой собственный обман.
Она уже давно не любила Диму Сотникова, ее страстная, острая влюбленность сначала притупилась, а потом умерла, разъеденная ржавчиной сильных успокоительных лекарств. Но Димка был частью той жизни, и перестать приходить к нему она не могла. Не могла, и все. Лиза понимала, что не нужно приходить, но все равно приходила каждый четверг, скучно отдавалась ему, нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет поговорить об Андрюше, вспомнить его слова, поступки, его стихи. Отец разговоров о сыне не поддерживал, месть убийцам давалась ему слишком тяжело. Мать стала совершенно сумасшедшей и говорила только об Андрюшенькиной душе, которая витает над ними и не находит себе покоя, пока «эти изверги» ходят по земле. И только Дмитрий разговаривал с Лизой о брате так, как хотела она сама, бережно относясь к ее воспоминаниям.
На душе у Лизы лежала огромная тяжесть. Этой тяжестью было сознание того, что не брата она оплакивала все девять лет, а ту прекрасную яркую жизнь, которая не состоялась из-за того, что Андрея не стало.
…Ей было четырнадцать, когда в одно прекрасное утро, идя в школу, она услышала за спиной:
– Смотри, смотри, это же сестра Вакара!
– Того самого?
– Ну да, вундеркинда.
Она обернулась и увидела двух старшеклассниц. Модно одетые, броские красавицы глядели на Лизу с нескрываемым интересом. И еще – с завистью. Подумать только, эти девицы завидовали ей! Ей, Лизе Вакар! Незаметной, ничем не выдающейся, средненькой восьмикласснице. У нее всего-то успехов, что отличные отметки по физкультуре, а по остальным предметам она перебивалась с троечек на четверки с минусом.
Впервые лучик Андрюшиной славы коснулся ее, и девочка почувствовала его завораживающее, но коварное тепло.
Вскоре она стала замечать и заинтересованные перешептывания одноклассников, и меняющееся к лучшему отношение к ней учителей. Быть сестрой Андрея Вакара оказалось очень приятным. Провожая брата в художественную школу, где все его знали, Лиза с упоением ловила на себе взгляды симпатичных юношей с этюдниками, а также разодетых в меха и кожу мамаш, поджидавших своих чад в сверкающих автомобилях. Она ходила, гордо подняв голову и крепко держа за руку братишку, всем своим видом говоря: «Пусть у вас есть все, чего нет у меня, но и у меня все это со временем будет. А вот такого гениального Андрюши у вас не будет никогда».
Она ни секунды не сомневалась, что Андрей станет знаменитым на весь мир, и она будет вместе с ним ездить на его выставки за границу, и будет слава, почет, а значит – достаток. Деньги. Автомобили. Меха и бриллианты. И мужчины, которые будут ею интересоваться. Может быть, она даже выйдет замуж и будет жить за границей в собственном доме с бассейном и прислугой.
И все начало сбываться… Семью Вакаров пригласили на прием в бельгийское посольство, когда Андрюшины работы отобрали для готовящейся в Брюсселе выставки картин одаренных детей, и сам атташе по культуре поздравил ее с братом-вундеркиндом и поцеловал ей руку, а какой-то англичанин, обратившись к ней, назвал Лизу «миледи». На вечере в Доме литераторов, где брат читал свои стихи, к ним подходили самые лучшие, самые известные поэты и писатели, и один из них, тот самый, по которому сходили с ума ее одноклассницы, сказал Лизе: «Одно из достоинств вашего брата в том, что у него такая очаровательная сестра. Будь я помоложе, я бы знал, кому сделать предложение».
Журнал «Огонек» посвятил мальчику целый разворот и цветную вклейку, поместив не только репродукции его картин, но и фотографию семьи. Лиза получилась на снимке очень хорошо: задумчивая, с нежным ртом и выразительными глазами.
Она старалась постоянно быть рядом с Андреем. Чтобы он почувствовал ее незаменимость и привык всегда быть с ней. Чтобы окружающие уже не мыслили себе Андрея Вакара отдельно от его сестры. Чтобы греться в лучах его славы. И неожиданно для самой себя Лиза открыла в брате личность нестандартную, непонятную, но притягательную. И потом, он был ребенком. Ее братиком. Его кожа нежно пахла детством, у него немножко искривленный передний зубик и аллергия на апельсины, он любит спать без подушки и терпеть не может зубную пасту с мятным привкусом, ему нравится распускать длинные Лизины волосы и зарываться в них лицом, и он приходит в бешенство, если в его комнате кто-нибудь сдвинет с места хоть один предмет. Лиза в четырнадцать лет впервые узнала, что такое нежность и умиление.
Отныне она посвятила брату всю себя. В нем – ее будущее. В нем – ее счастье, благополучная, устроенная жизнь, которую никогда не смогут обеспечить ей скучная недалекая мать и примитивный служака-отец. Мальчик – та ракета, уцепившись за которую она вырвется в огромный блистающий мир.
И еще был Дмитрий, Андрюшин учитель в художественной школе, ее первая любовь, которая тогда казалась единственной и последней.
И было приглашение в Париж на выставку, персональную выставку Андрея Вакара. Боже мой, как она мечтала об этой поездке!
И был болезненно-душный летний день, к вечеру разрыдавшийся проливным дождем. Она вела брата домой после занятий живописью. Они шли под одним зонтом, тесно прижавшись друг к другу, и им было так хорошо вместе. Она так и не поняла, откуда взялись эти мальчишки.
Один из них сильно толкнул ее, и она упала, выронив зонтик. Тут же подскочил второй и ударил несколько раз ногой в живот. На какое-то мгновение у нее потемнело в глазах от боли, и она не увидела, как еще двое мальчишек напали на Андрюшу с огромными ножами.
Лиза не кричала. От ужаса у нее внутри все словно омертвело. Двигаясь, как автомат, она, рослая и сильная шестнадцатилетняя девушка, подняла на руки худенького мальчика и понесла его домой. Она не звала на помощь, не пыталась вызвать «скорую», ее разум наглухо захлопнул все двери, чтобы не допустить в сознание страшную мысль о том, что с братом случилось непоправимое. Этого не может быть. Этого не должно быть. Это просто не имеет права случиться.
