Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович

Кроме председателя КГБ, боровшегося с МВД за влияние на власть…

У двери Игумнов обернулся:

— Я тебе сам дам список всех незарегистрированных краж. Там сотни три чемоданов! Представляешь? Сразу отличишься! Завалишь показатель всей Федеации. КГБ скажет ли тебе спасибо…

Игумнов пришел в себя уже за дверью.

Впереди по коридору шел генерал Скубилин. Начальник управления шел в туалет. Обгонять его подчиненным не полагалось.

" Делает вид, что ничего не знает! Ни про укрытые кражи, ни про выстрел на перроне. Ни про то, как раскрыто убийство на Белорусском… Какого черта!..»

СКУБИЛИН

— Товарищ генерал… — За Скубилиным бежал его помощник, чудной, напрочь лишенный оперативного чутья статистик, которого готовили на пенсию. — Товарищ генерал…

Он догнал Скубилина у самого туалета.

— Звонил заместитель транспортного прокурора…

Скубилин приостановился, повернул голову.

— У него новость по поводу нашего сотрудника Саидова. Помните? Ну, который родственник… — Помощник намекал на Авгурова. Он все–таки успел докричать свое. — Вымогательство у мясника. Вы в курсе..

— Ты бы еще на колокольню забрался… — Скубилин остановился, досадливо повертел пальцем у виска. — Вот уже поистине " заставь дурака богу молиться…» Все?

— Еще заместитель министра генерал Жернаков…

— Ты сказал, что я здесь, в Управлении?

— Да. Он перезвонит…

Звонок раздался минут через десять после того, как Скубилин возвратился к себе. Генерал наскоро пил жидкий чай, заваренный все тем же помощником.

Звонил заместитель министра:

— Ты радио слушал днем?

— Нет, Борис Иванович. А что? — Скубилин уменьшил звук работавшего сбоку на столике телевизора.

Жернаков помедлил:

— Иногда надо не только телевизор, но и радио включать. Про твоего Саида Саидова речь вели. В курсе?

— Первый раз слышу!

— Транспортный прокурор освободил его из под стражи.

Скубилин не поверил своим ушам.

— Саидова?!

— Транспортный прокурор сам приехал к нему в Бутырку — извиняться! Представляешь, как сейчас Ильин с Авгуровым торжествуют… Какое у них настроение!..

— Ничего не понимаю! А что с мясником?

— Уже в Бутырке! Санкцию дал Московский прокурор…

— Сейчас я свяжусь с его заместителем. Узнаю…

— И сразу перезвони.

Через минуту на проводе у Скубилина уже был все тот же заместитель транспортного прокурора Дороги.

На этот раз судачили не о парилке, ни о деликатесах. Ни о детективах.

Зампрокурора был в полной прострации от случившегося.

— Я звонил на Радио. Там все тоже в недоумении…

— Что за эфир?

— «Человек и закон».

— Что они там? Оборзели?!

— Ну, вообще–то, это сейчас модно — лить грязь на правоохранительные органы. Такое время. Играют на низменных чувствах толпы…

Зампрокурора терялся в догадках:

— Но, главное, ракурс! Вы бы слышали! Звучало примерно так. Я записал: «За бесчестного работника торговли, которого давно надо было гнать грязной метлой вступился прокурор!.. Молодого оперативного уполномоченного — комсомольца — упекли в следственный изолятор…Его матери — заслуженной сельской учительнице, воспитавшей не одно поколение советских труженнников — даже не сообщили…»

— Это кто–то подготовил!

— Тут же вмешалась Генеральная прокуратура… Прокурору позвонили. «Хочешь дальше работать — срочно принимай меры…» Наш откровенно струсил… Тут кто хочешь накладет в штаны…Тут же поехал в Бутырку с постановлением об освобождении, с цветами. Принес извинение…

— Ну, бардак! — Скубилин все еще ничего не понимал. — И что теперь?

— Ждем–с.

— А кто поставил этот материал в эфир да еще в дни работы съезда? Узнали?

— Нет. Но думаю, такое решают на уровне зампреда с подачи ЦК! Поэтому совершенно непонятно, откуда ветер…Пришла беда, открывай ворота…

Жернаков, которому Скубилин тут же перезвонил, тоже не мог даже предположить, какие силы стоят за молодым горцем. Грешил на Ильина:

— Шибко надавил сверху. Через ЦК.

— А что делать?

— Придется Саидова восстановить, Василий. Дать срочный отпуск для поправки здоровья, путевку в санаторий… Другого не дано…

— Ну дела…

— Мы тебя конечно накажем, для примера. Не без этого… И будешь работать дальше. Выговор — не туберкулез, как говорили, жить можно…

— Что делается, Борис Иванович?! — фальшиво пропел Скубилин. — Что же такое происходит?

— Все интриги Ильина и Авгурова. Но сегодня не это главное. Сначала надо довести до конца со Съездом. Чтоб никаких претензий со стороны гостей, делегатов… Потом будем разбираться!

— С жалобой насчет моей бывшей дачи не решили?

— Ильин взял ее себе. " Для подготовки проекта заключения…» замминистра круто перевел стрелку. — Где у тебя вечером поезда с избранниками?

— По Каширскому ходу… — Скубилин пустил скупую мужскую слезу. — Надо ехать. Служба есть служба! А что еще остается, Борис Иванович. Хочешь, не хочешь, а надо, хоть прошлая ночь вся была на ногах!

— Тут ты прав, Василий! Держись.

Скубилин положил трубку. Оставил остывший чай.

По телевизору давали дневник съезда. На экране возник председатель мандатной комиссии.

Скубилин прибавил звук.

Оратор привычно рубал:

— Убедительно раскрыты… научный анализ… по–ленински откровеннно и глубоко… — Покадив генсеку, оратор дальше курил фимиам всем подряд. Нерушимая дружба… Совершенствование социализма на многие годы вперед…

Скубилин вырубил съезд, подошел к шкафу, принялся экиппироваться по–генеральски.

Звонок замминистра его расстроил. Но не настолько, как можно было предположить.

После разговора с начальником КГБ Скубилин первым делом встретился с милицейским хозяином аэропорта «Шереметьева». За бутылкой коньяка было выработано судьбоносное решение…

Расстановка сил в борьбе с Ильиным и его командой вот–вот должна была круто измениться. И не в пользу Авгурова и Ильина.

Очень скоро! Сразу после прилета Авгуровой с Кипра…

АВГУРОВА

Самолет из Ларнаки в Москва вылетал поздно ночью.

Новые друзья Авгуровой — Сократис и Нина Романиди — приятные, интелегентные люди — привезли ее в аэропорт с вечера. Прямо из ресторана.

В аэропорту супруги извинились. Они не могли ждать начала регистрации и посадки. Утром обоим следовало быть на службе: ему — в отделении Общества дружбы «Кипр–СССР», ее ждали в партийной школе в Никосии, она преподавала тамошним слушателям основы марксистской философии.

— К сожалению, нам никак не удалось подыскать себе замену на завтра… — Выпускники Университета Лумумбы, они говорили по–русски с едва заметным акцентом.

— Ничего, я одна прекрасно уеду!

Она действительно не нуждалась в них.

Днем вместе с Сократисом и Ниной они зашли в небольшой ювелирный магазин, поблизости от их дома, на Платия Элэфтэрияс — с неброской вывеской и с перламутрово–белой, похожей на рис, крупчаткой на витрине, нанизанной на нити и уложенной кольцами.

Здесь продавался самый крупный дорогой жемчуг.

— О, Нина! Сократис! — В магазине их уже ждали.

Романиди проверили отобранный заранее товар.

Авгурова отсчитала требуемую сумму.

Жемчуг упаковали в целофановые пакеты. Теперь они были с ней здесь, в аэропорту «Ларнака», в сумке…

Было начало марта, вечер выдался исключительно теплый.

Они еще посидели втроем за столиком в открытом кафе, на крыше здания аэропорта.

Красные черепичные крыши вдали напомнили Авгуровой Израиль. Как и смуглые кипрские школьники. Они садились в автобусы. В руках дети несли транспаранты.

Сократис объяснил:

— Школьники протестуют против турецкой оккупации острова… Но туркам это как дробь слону! Турция и Израиль — сейчас два главных мировых палача на Ближнем Востоке!

Новые друзья придерживались жесткой ориентации времен Московского фестиваля демокатической молодежи в Москве, на котором они познакомились. Теперь многое из того выглядело как анахронизм. В Союзе этого особо не придерживались.