Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович

Они не разговаривали — перегородки были слишком тонкими.

Смердов вошел рукой в прорезь ее халата.

Высокого напряжения ток, истекая, уже не позволил им разъединиться. Женщина всем телом приникла к нему, так, будто ждала этой минуты всю жизнь.

— О–о…

Уехал Смердов несразу.

Женщина сходила на кухню, заварила кофе.

Смердов выпил — не хотел ее обидеть.

Кофе был слабый, она подала его в преогромных, ядовито–зеленого цвета бокалах, которые перед тем достала из серванта.

У нее оказался на удивление легкий характер.

За кофе он расспросил ее о том, что его на этот момент интересовало. Она доверчиво рассказала обо всем, что знала.

— Вокзальная милиция. Эта всю дорогу сюда ездит!

— Вокзальная?! — Смердов был удивлен.

— Ну! Всем надоели! Напрописывали кавказцев, теперь ищут…

— И как часто?

— В этом месяце раза три были. А сколько повесток прислали — это ведь уму непостижимо… Ты, может случится, позвонишь мне на работу? — спросила без перехода. — В кино сходим.

— Может…

Смердов погладил ее по лицу. У нее была атласная кожа.

Работала она кукольницей. В детской студии.

— А куда их потом девали, повестки?

— А так и лежат! В кухне.

Она принесла несколько штук–выцветших, мумифицированных

угроз–приказов:

" Срочно явиться»… «Повторная»…» В случае неявки…»

Некоторые из повесток были датированы еще прошлой осенью.

Голицын оказался прав. Все было связано с прописанными в доме телохранителями Джабарова. Транспортная прокуратура вызывала их в качестве

свидетелей. Вокзальная милиция пыталась исполнить постановление о принудительном приводе.

— А что кавказцы?

— Разве будут они тут жить?! Прописались и уехали.

Простились они сердечно.

На обратном пути по фабричному двору Смердов уже забыл о ней.

Прислушиваясь к равномерному оглушительному уханью в цехах, Смердов снова мысленно вернулся к своим делам. От него теперь зависело дать или нет согласие на предстоящую операцию.

К выстрелу, произведенному Субанеевым на перроне, все это вроде не имело отношения.

" Но только на первый взгляд!..»

Тревога не уходила.

" Кто–то же, однако, послал своего человека к магазину, чтобы выйти на Волокова! Но кто? Транспортная милиция? Транспортное КГБ? "

Машина все ждала его в переулке перед проходной. Водитель читал расстрепанную книгу — учебник. Он заочно учился в пушном.

— Поехали! — Смердов был уже в машине.

— В отделение?

— Если бы еще куда — я бы сказал!

Он сел сзади, широко откинулся на сиденье.

Водитель убрал учебник, включил радио.

" …Торжества коммунистических идей…»

До закрытия съезда и разъезда делегатов оставалось меньше суток.

— Убери звук…

— Есть.

Водитель спросил некстати:

— Покушать не заедем, товарищ подполковник?

— Проголодался? Или жена дома не кормит?

Водителя давно уже следовало сменить, но все не находились кандидаты. В районном управлении 33–е отделение пользовалось недоброй славой штрафбата.

— Теща! — водитель не понял сарказма.

— Давай, куда сказал, аскет…

«Лже–Анчиполовский…»

Он мысленно вернулся к характеристике, которую дал ему находившийся с ним в камере помощник. Тот определил его кратким:

" Ворина. Способен на все. И украсть, и замочить…»

Смердов вспомнил доставленного «скорой помощью» подрезаного у магазина хулигана.

" Вот с кого следовало начать!»

Мысль работала четко.

" У нас там давно не было поножовщины… Появился у магазина чужой. Он и подрезал! Вот откуда растут ноги!»

Смердов не заметил, как выбрались из переулков, свернули на Серпуховской проезд.

" Упал на штырь, видишь ли!..»

В нем поднялась злоба.

«Держишь блатной форс, сука! " Претензий ни к кому не имею!..» А, когда всадили нож, не так себя вел…»

Проверить все надо было уже сегодня. Нельзя было начинать операцию, не удостоверившись, что все спокойно и никакая неожиданность не грозит …

" Претензий нет! Ничего, скоро появятся!»

Только вот приехать в больницу на допрос следовало как можно позже, когда начальство разъедется…

МЕНТЫ

Ментов, ночевавших в поезде «Москва–Новомосковск» подняли еще затемно.

На перроне уже гремело радио: кому–то пришла в голову свежая мысль в честь съезда транслировать на весь вокзал бравурную музыку и патриотические песни…

Одновременно в штабном вагоне включили микрофон.

По составу разнеслось:

— Всему личному составу — па–дъем! — Дежурный сделал короткую паузу. — Через тридцать минут общее построение на платформе… Па–вта–ряю…

В полученной из Управления телефонограмме, подписанной генералом Скубилиным, предписывалось перед проводами делегатов провести генеральную репетицию и краткое ознакомление с материалами исторического форума…

— Через тридцать минут общее построение…

В паузу ворвался голос замполита:

— По окончанию мероприятия обеспечить явку всего личного состава на митинг! Всенародное одобрение принятых съездом решений…

Митинг должен был плавно перейти в инструктаж, очередное Большое Сидение и, наконец, в начало проводов.

Оперативники на перроне быстро собирались вокруг Игумнова и его зама.

Мороз к утру ослабел, по пустым платформам гулял знобкий, проникающий под одежду ветерок. На путях чернели промерзшие за ночь электрички…

— Первый поезд с делегатами только после полудня, а мы…

— Делать им не хрена.

Заместитель Игумнова находился в крайней оппозиции к начальству.

— Репетиций этих еще на пол–дня, не меньше!

С площади вслед за машиной ГАИ под запрещающий знак потянулись автобусы.

— Слушаков Высшей школы привезли…

В генеральной репетиции, кроме ментов, принимали участие приданные силы. У депутатской комнаты одна за другой тормозили черные «волги» с ответственными, с проверяющими, с закрепленными из ЦК КПСС, Министерства внутренних дел, путей сообщения, а, главное, КГБ…

— Вот и мы!

Надежда была в форме, в майорских погонах.

Ее и еще нескольких курсовых Высшей школы МВД вместе со слушателями привезли в последнюю минуту уже под утро — слушаки провели ночь под открытым небом на перегоне по Курскому ходу.

Там обеспечивали прохождение литерного поезда с руководителем наивысшего ранга. Слушаков расставили у всех стрелок на путях, чтобы агентура НАТО не могла их перевести.

Кто должен был ехать, куда, зачем — осталось тайной.

В какой–то момент мероприятие было отменено, слушаков посадили в автобусы, вернули на вокзал.

— Может там тоже была репетиция? — Игумнов допускал любую несуразность Наверху. Разве не были они столько раз сами тому свидетелями?!

— У меня новости…

Сейчас, во время построения на платформе, был самый момент обговорить все дела. Накануне Надежде не удалось отчитаться о своей поездке на Петровку, 38 и в Министерство по поводу Волокова.

— Читай…

Это была форменная справка Главного Научно–Исследовательского Центра Управления Информации, в просторечьи — 1–го Спецотдела МВД, ведавшего регистрацией привлеченных к уголовной отвественности.

— Волоков судимый… Я читала приговор. Он…

— Мент или комитетчик?

— Мент. Бывший работник розыска… — Надежда объяснила. — Осужден за превышение власти. Применил силу к задержанному.

— Во время допроса?

— Да. Кроме того укрывал преступления от учета.

— Ну это у каждого. Иначе выгонят сразу…

— В итоге три года привлечения к труду. На общих основаниях. Старший опер. Но это не главное…

— А главное…

— Он работал в 33–ем…

Цуканов бросил едко:

— За что боролись, на то и напоролись…

Игумнов принял сообщенное молча.

В последние годы такое случалось все чаще.

Людей, обученных стоять на страже порядка, заставляли соблюдать одни законы и преступать другие.