Бруно, начальник полиции (ЛП) - Уокер Мартин
Сначала ему нужно было разобраться с организацией похорон, а затем попытаться заверить семью, что Карим скоро будет дома, предполагая, что мэр позаботился обо всем остальном.
Бруно вернулся к дому. Внутри горел весь свет, и он слышал женский плач. Войдя, он снял шляпу и увидел Мому, развалившегося на диване, рука мэра лежала у него на плече, но он встал, чтобы поприветствовать Бруно. Мому был дородным мужчиной, не таким крупным, как его сын, но с бочкообразной грудью и широкими плечами. У него были большие руки с толстыми запястьями, как у чернорабочего.
Одного его солидного вида было достаточно, чтобы поддерживать порядок среди учеников, но вскоре они из уважения притихли. Мому, по их словам, был хорошим учителем и делал его уроки математики интересными. Бруно слышал, что он заставил каждый класс подсчитать совокупный вес местной команды по регби, а затем всех жителей Сен-Дени, а затем всех людей во Франции, а затем и всего мира. У него был глубокий, сердечный голос, который всегда можно было услышать на матчах по регби в воскресенье днем, когда он подбадривал своего сына. Они соприкоснулись щеками, и Мому спросил о новостях. Бруно покачал головой.
«Я очень сожалею о твоей потере, Мому. Полиция не успокоится, пока мы не найдем того, кто это сделал, поверь мне», — сказал Бруно. Он пожал руку мэру и другим мужчинам в комнате, всем арабам, за исключением начальника Мому, Ролло, директора местной школы. Ролло поднял бутылку коньяка и предложил Бруно бокал, но тот огляделся, чтобы посмотреть, что пьют другие, и, как арабы, взял яблочный сок. Это был их дом, их время скорби, поэтому он будет соблюдать их правила. В любом случае, он был на службе.
«Я только что вернулся из коттеджа», — сказал он. «Мы все еще ждем детективов и судмедэкспертов из Периге. Больше ничего не произойдет, пока они не приедут и полицейский врач не опознает тело. Жандармы оцепили это место, но когда детективы закончат, я вынужден буду попросить вас подняться туда и хорошенько осмотреться, не заметили ли вы чего-нибудь пропавшего или украденного. Не было обнаружено никаких явных признаков кражи со взломом, за исключением пропавшей фотографии, но мы должны проверить. Когда полиция закончит, они отвезут тело в похоронное бюро, но мне нужно знать, что ты собираешься делать дальше, Мому. Я не знаю, есть ли у вас какие-то религиозные правила или особые обычаи».
«Мой отец давным-давно оставил религию», — торжественно сказал Мому. «Мы похороним его здесь, на городском кладбище, обычным способом, как только сможем. А как насчет Карима? Он все еще там, наверху?»
Бруно кивнул. «Не волнуйся. Это обычная процедура. Детективы должны поговорить с человеком, который обнаружил тело, но они, вероятно, не задержат его надолго. Я просто хотел прийти и выразить свои соболезнования здесь и узнать о похоронах, а потом сразу же вернусь туда и присмотрю за Каримом. У него был очень сильный шок».
Когда он перезвонил в коттедж Хамида, Бруно снова повздорил с Дюроком, который в перерывах между гневными телефонными звонками с требованием объяснить, почему Национальная полиция так долго не добирается туда, настоял на том, чтобы Карим остался на месте преступления. Это было практически все, что сделал жандарм. Бруно пришлось позвонить в Службу общественных работ и договориться о том, чтобы в коттедж, где было только основное электричество и не было наружного освещения, доставили портативный генератор и фонари. Он также договорился с местной пиццерией о доставке еды и напитков для жандармов, о чем Дюроку следовало подумать.
Плач из задней комнаты прекратился, и Бруно заметил, что жена Мому выглядывает из-за двери. Бруно всегда видел ее в западной одежде, но сегодня на голове у нее был черный шарф, который она прикрывала ртом, как вуаль. Возможно, это было ее траурное платье, подумал он.
«Что вы можете нам сказать?» Спросил Мому. «Все, что я знаю наверняка, это то, что старик был убит, но я все еще не могу в это поверить».
«Это все, что мы знаем на данном этапе, пока команда криминалистов не выполнит свою работу».
Бруно сказал.
«Это не то, что я слышал в пожарной части», — сказал Ахмед, один из водителей на общественных работах, который также вызвался стать пожарным. В небольшой местной пожарной части работали два профессионала, а остальные были местными добровольцами, такими как Ахмед, которых при необходимости вызывал вой старой сирены военных времен, которую они держали на крыше мэрии. А поскольку пожарные были также бригадой скорой медицинской помощи и первыми людьми, которых вызывали при любой внезапной смерти или кризисе, сохранить что-либо в тайне было невозможно. Волонтеры поговорили со своими женами, а жены поговорили друг с другом, и через несколько часов весь город узнал о пожарах, смертях или дорожно-транспортных происшествиях.
«Это было жестокое убийство, нанесение ножевых ранений. Это все, что мы пока знаем», — осторожно сказал Бруно. У него была хорошая идея о том, что Ахмед, должно быть, слышал от других пожарных.
«Это были расисты, фашисты», — отрезал Ахмед. «Я слышал, что было вырезано на груди старого Хамида. Это были свиньи из Национального фронта, взявшиеся за беспомощного старика».
Putain. Эта новость стала достоянием общественности даже быстрее, чем он опасался, и по мере распространения она будет распространять еще больше яда.
«Я не знаю, что ты слышал, Ахмед, но я знаю, что я видел, и я не знаю, было ли это какой-то закономерностью или это были раны, которые он получил, оказывая сопротивление», — спокойно сказал он, глядя Ахмеду в глаза. «Слухи имеют свойство все преувеличивать. Давайте пока придерживаться фактов».
«Бруно прав», — тихо сказал мэр. Маленький, худощавый мужчина, чья кроткая внешность была обманчива, умел заставить себя быть услышанным. Жерар Мангин был мэром Сен-Дени задолго до того, как Бруно приступил к своей работе десятилетием ранее.
Мангин родился в городе, в семье, которая жила там всегда. Он выиграл стипендии и конкурсные экзамены и поступил в одну из крупнейших школ Парижа, где Франция обучает свою элиту. Он работал в Министерстве финансов, в то время как объединился с восходящей молодой звездой голлистской партии по имени Жак Ширак и начал свою собственную политическую карьеру. Он был одним из политических секретарей Ширака, а затем был направлен в Брюссель в качестве глаз и ушей Ширака в Европейской комиссии, где он научился сложному искусству получения грантов. Избранный мэром Сен-Дени в 1970-х годах, Мангин возглавлял партию Ширака в Дордони и был вознагражден назначением в Сенат для отбывания срока полномочий человека, который умер на своем посту. Благодаря его связям в Париже и Брюсселе Сен-Дени процветал. Восстановленная мэрия и теннисный клуб, дом престарелых и небольшая промышленная зона, кемпинги, плавательный бассейн и центр сельскохозяйственных исследований — все это было построено на средства, выделенные мэром. Благодаря его мастерскому владению правилами планировки и зонирования был построен торговый центр с новым супермаркетом. Без мэра и его политических связей Сен-Дени вполне мог бы погибнуть, как и многие другие небольшие рыночные городки Перигора.
«Друзья мои, наш Мому понес большую утрату, и мы скорбим вместе с ним. Но мы не должны позволить этой потере перерасти в гнев, пока мы не узнаем факты», — сказал мэр в своей точной манере. Он схватил Мому за руку и притянул дородного араба к себе, прежде чем оглянуться на Ахмеда и друзей Мому. «Все мы, собравшиеся здесь, чтобы разделить горе нашего друга, являемся лидерами нашего сообщества. И мы все знаем, что на нас лежит ответственность за то, чтобы закон шел своим чередом, чтобы мы все оказывали посильную помощь магистратам и полиции и чтобы мы вместе стояли на страже солидарности нашего дорогого города Сен-Дени. Я знаю, что могу рассчитывать на вас всех в предстоящие дни. Мы должны справиться с этим вместе».
