Эд Макбейн - Легавые
– Ты что, в глаз захотел? – буркнул Клинг.
– Что-что? – испугался Ла Бреска.
– Я говорю, ты что, свихнулся? – сказал Клинг.
Ла Бреска удивленно уставился на Клинга, что-то забормотал, но осекся под злобным взглядом детектива. Клинг тоже пробормотал что-то невнятное и вышел на платформу. Он стоял на пронизывающем ветру и мрачно смотрел, как Ла Бреска переходит на противоположную платформу. Минуты через три подкатил поезд. Ла Бреска зашел в вагон, поезд с грохотом отправился дальше, а Клинг разыскал телефон-автомат и позвонил в участок. Трубку снял Уиллис. Клинг сказал:
– Это я, Берт. Ла Бреска засек меня в двух кварталах от своего дома. Надо кого-то послать вместо меня.
– Ты сколько лет работаешь в полиции? – осведомился Уиллис.
– С кем не бывает, – отозвался Клинг. – Где у них встреча?
– Браун сказал, в баре на Кроуфорд-авеню.
– Несколько минут назад он сел в поезд. Пока не поздно, надо послать к нему кого-то еще.
– Ладно, сейчас свяжусь с Брауном.
– А мне что делать, возвращаться в участок?
– Как же ты так опростоволосился? – спросил Уиллис.
– Сегодня мне не везет, – ответил Клинг.
* * *В этот день не повезло не только Берту Клингу.
Они появились в проулке и быстро направились к Карелле, крепкие мускулистые ребята лет восемнадцати. Один из них держал жестянку, которая зловеще поблескивала в свете уличного фонаря.
Бензин, подумал Карелла и начал вытаскивать револьвер. Но впервые за долгие годы службы тот застрял в одежде, запутался в свитере. Застрял, судя по всему, безнадежно, хотя Карелла положил его так, чтобы можно было достать быстро и без помех. Начинается комедия, подумал, вскакивая, Карелла. Револьвер попал в капкан, и Стив понял, что сейчас его окатят из жестянки, потом вспыхнет спичка или зажигалка – и привет! На этот раз даже в 87-м участке почуют запах жареного. Карелла изо всей силы ударил по руке с жестянкой, услышал вопль, но сам в ту же секунду почувствовал такую адскую боль, что чуть было не потерял сознания. Это ожоги, мелькнуло у него в голове. Теперь у меня ни револьвера, ни рук. Сейчас начнут бить смертным боем – и оказался неплохим пророком: именно так все и произошло.
К счастью, жестянка валялась на земле, и юнцы не смогли его поджечь. Но это мало утешало, ибо он оказался, по сути дела, без рук. Револьвер безнадежно застрял в свитере. Карелла тащил его секунду, минуту, тысячелетие, вечность, пока юнцы не смекнули, что им попался отличный жирный кролик, и не ринулись в атаку. Судя по всему, ребята знали толк в уличных драках. Работали они отменно: пока один атаковал спереди, второй зашел сзади и ударил Кареллу по затылку так, как его никто еще не бил. Они в отличной форме, думал Карелла, интересно только, в каком гробу меня будут хоронить – в деревянном или цинковом? Тем временем один из спортсменов, видать, отличник трущобных курсов честной борьбы, ударил его ногой в пах. Карелла скрючился от боли, и в этот момент второй спортсмен еще раз ударил его сзади (похоже, это был его коронный номер), на что его приятель спереди ответил великолепным апперкотом, от которого голова Кареллы чуть не отлетела в канаву. Карелла грохнулся на грязный пол импровизированного ринга, в снежное месиво, обильно политое его кровью. Спортсмены же решили немножко поплясать вокруг своей жертвы, без чего редко обходятся подобные поединки. Все очень просто: вы наносите сопернику удары ногами в грудь, голову, живот и во все прочие места. Если он еще жив, то будет корчиться, извиваться и норовить ухватить вас за ноги. Но если вам посчастливилось встретить кролика, у которого так обожжены руки, что ими страшно притронуться даже к воздуху, тогда ваше дело правое и вы победите. «Для чего придумали револьверы?» – мелькнуло в голове у Кареллы. Именно для того, чтобы можно было нажимать на курок обожженным пальцем, потому что им больше ни до чего нельзя дотронуться. Жаль, что револьвер застрял! Жаль, что с завтрашнего дня Тедди будет получать пенсию! Они убьют меня, если я быстро чего-нибудь не придумаю! Нет, Глухой прав – я сыщик-недотепа.
Удары становились все сильнее и точнее. Ничто не придает атакующему такой уверенности, как пассивность жертвы. Хорошо еще, что бензин... – подумал было Карелла, но от нового удара из глаз у него посыпались искры. Он испугался, что ему выбили глаз, поскольку видел только желтую пелену. Перевернувшись на бок, он попытался отползти в сторону, чувствуя, что его сейчас стошнит, но ботинок въехал ему в ребра, да так, что те затрещали. Новый удар пришелся по колену. Карелла попытался подняться, но руки... «Ах ты, легавая сволочь!» – крикнул один из юнцов, и страшный удар по затылку швырнул Кареллу на землю лицом в собственную блевотину.
Он решил, что сейчас умрет, и потерял сознание.
* * *Многим не повезло в ту ночь.
По дороге к бару на Кроуфорд-авеню, где Ла Бреска должен был встретиться с человеком по имени Дом, Боб О'Брайен проколол колесо.
К тому моменту, когда ему удалось поставить запаску, у него закоченели руки, он был вне себя от злости, часы показывали 10.32, а до бара оставалось минут десять езды. Слабо надеясь, что Ла Бреска и его загадочный приятель каким-то чудом там задержались, О'Брайен помчался вперед и подъехал к бару без десяти одиннадцать.
Не успел О'Брайен подойти к бармену и открыть рот, как тот спросил: «Желаете выпить, начальник?» Но ведь сыщик был в штатском!
Глава 6
Утром в пятницу восьмого марта шеф криминалистов Сэм Гроссман позвонил в следственный отдел 87-го участка и попросил к телефону Коттона Хейза. Ему сообщили, что Хейз вместе с другими детективами отправился в больницу «Буэна Виста» навестить Стива Кареллу. Трубку взял патрульный Дженеро, которого оставили держать оборону.
– Примете информацию или нет? – спросил Сэм Гроссман.
– Мне велено записывать только, кто звонил, сэр, – сказал Дженеро. – Может, позвоните позже?
– Позже у меня не будет времени, – отрезал Гроссман. – Прошу вас выслушать меня сейчас.
– Очень хорошо, сэр, – отчеканил Дженеро и взял карандаш. Ему нравилось чувствовать себя детективом. К тому же приятно сидеть в тепле, когда за окном такая мерзопакостная погода. – Валяйте, – сказал он и поспешно добавил: – Сэр!
– Я насчет записок.
– Ясно, сэр. А каких записок?
– "Следующий – заместитель мэра Скэнлон", – прочитал Гроссман, – и «Внимание, новая цена...»
– Понял, – ответил Дженеро, совершенно не понимая, о чем речь.
– Значит, так. Бумага сорта «Уайтсайд бонд», продается в любом канцелярском магазине. Буквы вырезаны из центральных и местных газет и журналов.
– Ясно, сэр, – бормотал Дженеро, старательно записывая.
– Насчет отпечатков пальцев ничего конкретного. Пятен хоть отбавляй, но ухватиться не за что.
– Ясно, сэр.
– Короче говоря, – сказал Гроссман, – вы сами знаете, что делать с этими записками.
– А что с ними делать, сэр? – спросил Дженеро.
– Мы только проводим экспертизу, – ответил Гроссман. – А уж решать что к чему вам, ребята.
Дженеро просиял. Он был польщен тем, что ему сказали «вам, ребята». Он почувствовал себя полно-правным представителем полицейской элиты.
– Большое спасибо, сэр. Значит, будем работать.
– Вот и прекрасно, – отозвался Гроссман. – Записки вам переслать?
– Не помешало бы.
– Тогда пришлю.
Все это очень интересно, размышлял Дженеро, кладя трубку. Он чувствовал себя лихим парнем, и, если бы под рукой у него была ковбойская шляпа, он бы непременно надел ее.
– Где тут у вас сортир? – спросил один из маляров.
– А что? – осведомился Дженеро.
– Будем его красить.
– Только не запачкайте унитазы, – попросил Дженеро.
– Мы закончили Гарвард, – ответил маляр, – и никогда не пачкаем унитазов.
Его напарник радостно заржал.
* * *Третья записка поступила в участок в одиннадцать утра.
Ее принес прыщавый молодой человек. Он прошествовал мимо поста дежурного сержанта прямехонько в следственный отдел, где патрульный Дженеро сосредоточенно размышлял над записками и личностью их автора.
– Что, ваши все на каникулах? – осведомился молодой человек. Ему было лет семнадцать. В полицейском участке он чувствовал себя как рыба в воде: в свое время он был членом уличной банды «Дьявольская десятка».
Эти парни объединились, чтобы противостоять вторжению пуэрториканцев на их исконные территории. Банда распалась перед прошлым Рождеством, и вовсе не потому, что ее разгромили пуэрториканцы. Она не устояла под натиском общего врага, которого звали героин. Пятеро стали наркоманами, двое погибли, двое сидели в тюрьме за незаконное хранение оружия, один женился на юной ирландке, которой сделал ребенка, а последний принес письмо в следственный отдел 87-го участка и так свободно себя там чувствовал, что даже позволил себе пошутить с патрульным Дженеро.
