Жан-Франсуа Коатмер - Я убил призрака
В полдевятого он вернулся в контору. Во дворе Эдуар беседовал с Леменом. Пожав обоим руки, Арле увел брата к себе в кабинет. Как только они уселись, Эдуар спросил:
— Что случилось? Салику пришел?
— Нет. Речь о Максе Вотье. Он исчез.
Арле вкратце рассказал о последних событиях. Эдуар вынул сигарету и не спеша закурил.
— Да, неприятно, очень неприятно.
— Макс напал на след, — сказал Арле. — Ты ведь видел его сегодня утром? Я уверен, он был близок к цели! Слишком близок, и его убрали.
Эдуар сидел в широком кожаном кресле, скрестив на животе руки и откинув голову.
— Тебе не кажется, что ты немного торопишься с выводами? Кто, кроме нас с тобой, знал, что Вотье в «Калао»?
— Его жена. И неизвестный, позвонивший ей ночью.
— Она ему сказала?
— Да.
— А!
Гудел кондиционер. На улице выкрикивал распоряжения Лемен. Арле с преувеличенным вниманием следил за желтоватой, с длинным серым фильтром на конце, сигаретой в уголках изуродованных губ.
— Вотье поступил очень неосторожно, — сказал Эдуар. — Он был один, никто его не подстраховывал. Подумай, скольких он успел всполошить за последние сутки: Рико, нудиста, весь этот зверинец из «Калао»…
Он стряхнул пепел с шортов и зажег от окурка другую сигарету.
— А этот тип, — подал голос Арле, — которого он надеялся увидеть, расставшись с нами утром… Некий Жо… Ты его знаешь?
— Барнель? Беспробудный пьяница, насквозь проспиртованный, по-моему, он работает в рыболовецком хозяйстве. Ничтожная личность.
Арле встал.
— Пойду, может, застану Фонтена.
Эдуар проводил его до выхода.
— Да, это самое разумное. Эти люди знают толк в подобных поисках. Если, конечно, они возьмутся за дело! Ты ведь знаешь, какие тут порядки.
— Я только что был в комиссариате. Кстати, ты действительно заявлял им об угоне «аронды»?
— Разумеется! Позавчера вечером. А почему ты спрашиваешь?
— Они не смогли отыскать заявление.
Эдуар воздел руки к небу:
— Немыслимо! Там, было по меньшей мере пятеро негров, и все слушали мои причитания. Подумать только, и на таких оболтусов Франция тратит миллиарды!
По комнате гуляли клубы голубоватого дыма. Расположившись за широким металлическим столом, заставленным пепельницами, комиссар Фонтен с сигаретой в зубах слушал Арле. Это был атлетически сложенный широколицый мужчина с седоватыми усиками. Несмотря на вентилятор, вращавшийся над его головой, чувствовалось, что Фонтену несладко в белой тенниске с пятнами пота под мышками и в синих тергалевых брюках, которые стягивали его яйцеобразный живот.
Фонтен знал Вотье — тому приходилось работать на него — и считал Макса очень добросовестным сотрудником и хорошим специалистом. Он записал в блокноте предположительное время и место исчезновения Макса. У Фонтена были большие красные руки с изъеденными никотином ногтями.
Он поднял глаза, недоверчиво округлил губы, отчего они сделались похожими на куриную гузку.
— Вотье отправился в «Калао» один? Что понесло его туда в такой час?
Арле рассказал, с чего все началось. Он вернулся к смерти Роберты, поведал о подозрениях Макса, упомянув вперемежку Рико, «Гелиос-клуб», Рюбино, Салику…
Отложив шариковый карандаш, Фонтен искал для своего окурка место в пепельнице. Не найдя, швырнул его на пол, раздавил ногой и зажег новую сигарету. Потом встал. У него были огромные ножищи, и он оказался еще выше, чем предполагал Арле.
— Вотье слывет мозговитым мужиком. Странно, что он ввязался в такую авантюру! — проворчал Фонтен.
Попыхивая сигаретой, он хмуро спросил:
— Сколько лет было вашей жене?
— Двадцать восемь.
— Ясно. Двадцать восемь! Трудно смириться, что женщина умирает в таком возрасте. Всегда думаешь, будто за этим что-то кроется, будто кто-то замешан в этой истории. И человек ломает голову: кто же? Он все время настороже, сводит воедино массу мелких фактов, по сути незначительных, перетолковывает их на свой лад. Вот слуга убегает от своих хозяев, вот шлюха выходит из игры — и ничего больше не надо. Он проявляет нетерпение, ему чудится невесть что. — Фонтен назидательно поднял палец. — А ничего такого тут нет, господин Арле! Действительность в вашем случае сама по себе довольно горестная, и не следует усугублять положение, вбивая себе в голову разные небылицы.
Арле спорить не собирался. Он пришел из-за Вотье — Фонтен, похоже, забыл об этом.
— Макс Вотье исчез. Что вы намерены предпринять?
Зажав сигарету зубами, Фонтен с многозначительным видом процедил:
— Исчез, исчез… Просто один раз не ночевал дома. В конце концов, за тем и ходят в подобные заведения…
Фонтен сел и намарал еще три строчки.
— Я пошлю в «Калао» инспектора. Если понадобится, передам сообщение о розыске по радио. — Поднявшись, он протянул Арле руку. — Но все это ни к чему: я уверен, Вотье никуда не делся.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал Арле.
Он вышел из комиссариата в дурном расположении духа. Как насмешливо улыбался Фонтен, говоря: «За тем и ходят…» На что он намекал?
Арле сел в машину, включил стартер, на секунду прислушался к ровному гудению мотора. Почему он не предусмотрел такой возможности? Кто знает, может, в эту минуту Макс, вернувшись к семейному очагу, объясняется с Франсуазой, привирая, как и положено мужу, проказничавшему на стороне.
Арле резко выжал газ. Ему хотелось закричать, что он не верит этому, что это противно! Грубые, пошлые домыслы Фонтена выеденного яйца не стоят, Арле это знает, чувствует! Фонтен не принял его всерьез, и расследование он проведет кое-как, а когда спохватится, будет поздно.
Арле судорожно вцепился в руль. Придется рассчитывать только на себя и действовать быстро, очень быстро.
В зале было еще темно. На столах громоздились перевернутые стулья. Голый по пояс негр мыл пол, обильно поливая его водой. Едкий запах мыла смешивался с запахом пива и сырого табачного пепла.
Негр поднял голову, обозначил приветствие и снова склонился над шваброй. Его босые ноги шлепали по мыльному полу.
— Что вам угодно? — спросила появившаяся за стойкой женщина в зеленом кимоно с золотистой отделкой.
Арле подошел. Женщина не спускала с него пристального взгляда. Брюнетка, непричесанные волосы, толстые губы, кимоно едва прикрывает грудь. Арле объяснил, зачем пришел.
Лицо женщины помрачнело.
— Я по горло сыта этой мутью! — процедила она. — За последние десять минут мне уже второй раз надоедают из-за этого типа! Только что его жена…
— Госпожа Вотье?
— Вы не могли бы передать ей, что я не нанималась ангелом-хранителем к ее мужу? Водила бы его на поводке!
Арле сдержался.
— Он не вернулся домой. И на работе его нет, хотя он должен был явиться в восемь.
Пожав плечами, девица закурила сигарету.
— Он умотал в три, сразу после звонка. Это все, что я знаю. С тех пор я его не видела.
— Так ему звонили?
— Да.
— Кто?
— Не знаю. Какой-то мужчина.
— Что он сказал? Постарайтесь вспомнить. Это очень важно!
Женщина прикрыла глаза и медленно выпустила из ноздрей дым.
— А что тут стараться! «Господин Вотье у вас? Звонят от господина Арле. Пусть немедленно приедет!» Всё.
— От господина Арле? Вы уверены?
— Абсолютно.
— А Вотье? Как он это воспринял? Что сказал? Вы слышали, что он ответил?
— Да он и слова сказать не успел: тот, похоже, сразу повесил трубку.
Арле с усилием сглотнул слюну. Слабая надежда, которую он питал по пути в «Калао», покидала его.
— Он уехал сразу?
— Да, заплатил по счету и был таков.
— И ничего вам не сказал?
— А с чего ему со мной разговаривать? Я его знать не знаю и никогда прежде не видела.
— Он провел у вас этой ночью несколько часов. Что он делал? Пил?
— Скорее смотрел, как пьют другие. Вернее, как пьет…
— Барнель?
— Да, они довольно долго беседовали…
— Я слышал, Барнель работает в рыболовецком хозяйстве?
Она бросила на Арле подозрительный взгляд, затянула потуже пояс полураспахнутого кимоно.
— Да, это правда, он работает у Регера.
— Вы позволите мне позвонить?
Она махнула сигаретой в сторону аппарата, стоявшего в углу бара:
— Там и телефонная книга.
— Спасибо.
Арле выписал из книги адрес, набрал номер. Женщина вынула пудреницу с пуховкой, зеркальце, помаду и, облокотившись о стойку, начала прихорашиваться. Зеленый шелк обтягивал ее тугие бедра.
Рыболовецкое хозяйство Регера наконец отозвалось. Барнель час назад уехал от них в Буаке, где намерен провести Рождество с приятелями. Он должен вернуться к понедельнику. Если месье желает что-нибудь передать…
Арле повесил трубку. Какая досада! Не может быть и речи, чтобы отправиться в Буаке самому: это больше трехсот километров от Абиджана.
