Алексей Макеев - Трудно быть вором
– Если бы мы с тобой искали собаку, цены бы этой информации не было, – заявил он Крячко. – Но мы с тобой уже решили, что собака тут совершенно ни при чем. Все гораздо серьезнее. Это и наверху признали. Министр атомной промышленности заявил, что такими учеными, как Звонарев, не разбрасываются и прежнее руководство совершило серьезную ошибку, предоставив академика самому себе. Судя по всему, он еще не исчерпал свой потенциал, и кто-то очень сильно в этом потенциале заинтересован.
– Вообще-то от потенциала остался один пшик, – напомнил Крячко, уязвленный тем, что его идея была так равнодушно воспринята. – И не вижу ничего странного в том, что академика могли пристукнуть из-за собаки. Посмотри сводки – кражи собак принимают катастрофические размеры. Раскрытых же дел – практически ноль. Между прочим, Орлов тоже придает большое значение пропаже собаки, а ты отмахиваешься. Ради чего же я старался?
– За старание благодарность от командования, – пошутил Гуров. – Только у нас с тобой есть сейчас вещи поважнее. Знаешь о том, что дочь академика была извещена о смерти папаши, но до сих пор в Москве так и не появилась? Дальнейшие попытки с ней связаться не дали никаких результатов – люди из ее команды, которые сидят где-то там в Волгограде, отвечают что-то совершенно невразумительное. То ли она в больнице лежит, то ли у нее нервный срыв. Боюсь, что придется туда ехать. А в то же время судебный эксперт выдвинул предположение, что, хотя у Звонарева все признаки смерти от банального сердечного приступа, причина этого приступа могла быть отнюдь не банальной. У него есть подозрения, что мог быть применен специфический яд, которым пользуются некие специфические структуры. Вот так осторожно он выразился, потому что прямых доказательств у него не имеется. Но мы должны намотать это на ус.
– Но тогда этим делом должны заниматься спецслужбы! – сердито заявил Крячко.
– У меня есть информация, что спецслужбы пока предпочитают держаться в стороне, – сказал на это Гуров. – В свое время они тоже упустили Звонарева из поля зрения, посчитали, что он вышел в тираж. А кому хочется признавать свои ошибки? Я вот, например, так и не признал, хотя выговор уже получил и даже «Есть выговор!» сказал. Главное, что подозрения обрели теперь реальные очертания, что, безусловно, хорошо. Плохо то, что по-прежнему у нас в руках почти ничего нет. Дом сгорел дотла. Труп, который мы вытащили, пока не опознан – к тому же он сильно изуродован взрывом. Рация, которой он пользовался, исчезла. К тому же, как ты знаешь, к утру пошел дождь. Одним словом, все приходится начинать сначала, но уже в полной уверенности, что смерть академика была не случайной.
– Если все равно мы начинаем сначала, то почему бы не навестить заодно и писателя Шамыгина? – проворчал Крячко. – Понятно, что не Лев Толстой, но, в конце концов, любитель собак и может что-то подсказать на эту тему. К тому же те, кого он записал в похитители, тоже завязаны на убийство. Почему бы нам не копнуть в этом направлении?
– Ладно, копнем! – решил Гуров, подумав. – Чтобы ты не жаловался, что я зажимаю инициативу снизу. К тому же в чем-то ты прав. Сначала у нас была мысль отследить все, что касается собаки академика. Теперь, на мой взгляд, это потеряло свою актуальность, но раз ты настаиваешь…
Договориться с писателем оказалось совсем несложно. Кажется, он даже ждал звонка из милиции. Гуров и Крячко отправились к нему немедленно.
Шамыгин оказался представительным и честолюбивым субъектом, который явно был о себе высокого мнения и во всем – в одежде, в манере держаться, в разговоре – старался придерживаться образа большого русского писателя, знатока жизни и человеческой души. Правда, сейчас это у него плохо получалось, потому что недавние события выбили его из колеи и основательно поколебали уверенность в собственной значительности. Гостям он по-настоящему обрадовался и всячески старался произвести на них благоприятное впечатление. Был исключительно любезен и предупредителен – усадил в лучшие кресла, предложил сигары и даже виски.
– На работе не употребляем, Григорий Константинович, – сказал Гуров. – Хотя иногда хочется, если честно. Да вы не беспокойтесь! Мы на минутку. Хотелось бы уточнить, что у вас произошло с собакой. Ее действительно хотели украсть?
– Хотели! Ее уже практически украли! – трагически воскликнул Шамыгин. – Я спас ее в последний момент, потому что вернулся из издательства чуть раньше, чем ожидал. Моего пса уже сажали в машину какие-то типы. К счастью, увидев меня, Дик вырвался.
– И вы стали преследовать похитителей? – покачал головой Гуров. – Вы поступили неосторожно. Последствия могли быть очень неприятными. Вам просто нужно было поставить в известность милицию.
– Последствия и так хуже некуда, – мрачно признался Шамыгин. – У меня разбита машина, с меня по суду хотят слупить совершенно фантастическую сумму за какое-то паршивое стекло, со мной расторгли договор два журнала, а главное, я теперь боюсь оставлять Дика одного. И не в обиду будь сказано, в милиции меня едва не подняли на смех. У вас ведь как – нет трупа, значит, нет и преступления. Но у меня есть доказательства! А их никто не потрудился проверить.
– И что же это за доказательства?
– Во-первых, был вскрыт дверной замок. Я ждал два дня, а потом, разумеется, сменил замок. Сколько можно сидеть с открытой дверью? Но это еще не все! Эти наглецы оставили мне запись на компьютере! – Шамыгин объяснил, какая это была запись, и добавил: – Не знаю, как сейчас у вас в милиции принято поступать в таких случаях, но я подумал, что на клавиатуре могли остаться отпечатки пальцев.
Гуров покосился на включенный компьютер и заметил:
– Но мне кажется, вы продолжаете работать? Значит, никаких отпечатков, кроме ваших…
– Вы меня за дурака принимаете? – обиженно сказал Шамыгин. – Я давно хотел сменить клавиатуру. Как раз выдался подходящий случай. А ту клавиатуру я упаковал в полиэтиленовый пакет и готов передать ее вам в целости и сохранности. Если вы не возражаете, конечно… – добавил он с сомнением.
– Глупо было бы возражать, – улыбнулся Гуров. – Эдак вы вообще веру в милицию потеряете. Хотя, откровенно говоря, на отпечатки пальцев я не надеюсь. Тот, кто это сделал, наверняка позаботился о перчатках. Но все равно, давайте сюда вашу клавиатуру.
Далее Гуров выспросил у Шамыгина подробности насчет машины, которую он преследовал, насчет внешности похитителей, а также поинтересовался, кто мог навести их на собаку писателя. Ответа на этот вопрос у Шамыгина не было.
– Заядлые собачники все друг про друга знают, – объяснил он. – Знают все даже про собак, которых, может быть, никогда и не видели. Если перечислять сейчас тех, кому известно о моем Дике, мы с вами просидим до вечера. Не хочу показаться чересчур умным, но мне кажется, что вам нужно просто найти машину, на которой разъезжают эти негодяи, и…
– Мысль совсем не глупая, – перебил его Гуров. – И мы, собственно говоря, даже кое-что нашли уже. Только вся штука в том, что негодяи больше уже не разъезжают на этой машине. Обычно в таких случаях используется угнанная машина, Григорий Константинович.
– Ага, – сказал писатель. – Я об этом не подумал.
– Ничего страшного. Только раз вы такой любитель собак, скажите нам, пожалуйста, не встречались ли вы когда-нибудь с таким человеком – Звонаревым Федором Тимофеевичем?
– Вы академика имеете в виду? – хладнокровно поинтересовался Шамыгин. – Приходилось. В прошлом году на собачьей выставке. Сами мы с Диком не участвуем – не настолько честолюбивы, – но посещать такие мероприятия люблю. У академика, если не ошибаюсь, великолепная афганская борзая. По-моему, он с ней даже какое-то место занял. Там еще какая-то неприятная история была… Сразу после награждения Звонареву предложили продать собаку. А он старик вспыльчивый, с характером – наговорил грубостей, устроил скандал, чуть в драку не полез. Он, видите ли, до сих пор остался верен коммунистическим убеждениям, а о продаже заговорил какой-то бизнесмен. По понятиям Звонарева – враг народа. Ну, сами понимаете, что вышло. Еле его утихомирили. Но он после этой выставки сделал вещь у нас пока редкую – вживил собаке под кожу микрочип, на случай кражи. С таким микрочипом собаку идентифицировать – пара пустяков. Гарантия стопроцентная. Звонарев был уверен, что борзую попытаются украсть. Но, по-моему, все обошлось.
– А вы не помните, как была фамилия того бизнесмена, который предлагал продать собаку?
– Да нет, откуда? Тем более там вроде и не сам бизнесмен фигурировал, а некий анонимный агент. Вы если интересуетесь, то можете в общество собаководов сходить. Может быть, там что-нибудь знают.
Перед уходом Гуров попросил показать собаку.
– Хочется все-таки знать, из-за кого весь сыр-бор разгорелся, – добродушно пояснил он.
