Джон Кризи - ...И скрылся с места преступления...
– ...и обыкновенной глупой и вздорной блондинкой, – вставила Розмари. – Но отчасти я сама в этом виновата: при встрече с ними я занимаю слишком активную оборону. А я обычно отнюдь не склонна к военным действиям. Так вы поможете нам?
– Конечно, и постараемся сделать это побыстрее, – пообещал Роджер.
Он вдруг поймал себя на мысли, что пытается оценить прочность их брака, их тяги друг к другу – не было ли и в самом деле у Розмари поводов для подозрений? Может, Джексон прав, опасаясь, что она сама "создает" эту другую женщину? Он вспомнил миссис Китт и то, что ее шантажировали, вспоминал бесчисленные "скелеты в шкафах", он думал о людях, которые производили впечатление совершенно обычных, нормальных, а в действительности оказывались с большими странностями; он вспоминал тех, чья жизнь проходила у всех на глазах и не вызывала упреков – но выяснялось, что когда-то в прошлом они совершали преступления... Эти уроки забывать нельзя – увы, слишком многое в жизни на поверку оказывается не тем, чем должно быть, даже любовь.
– И как же вы это будете делать? – сухо спросил Джексон.
– Учтите, нам придется прибегнуть к методу, который мы называем "глубоким зондированием", – ответил Роджер. – Друзья, родственники, сослуживцы...
– Если бы мы не были готовых такому "зондированию", мы бы к вам не обратились.
– Отлично! – Роджер отпил виски и достал сигарету. – Как только у меня появится какая-то информация, я дам вам знать. И, конечно же, мне будут нужны письма. У вас сохранилась та пудра? Пудра, что была в вашем кармане?
– Мы отдали костюм в чистку, – сказал Джексон с сожалением, – Розмари...
– Я могу сказать, что это была за пудра, – перебила его жена. – "Ноктюрн", итальянской фирмы "Аньели". Такими же духами пахло и письмо, адресованное Чарлзу.
– А от кого было письмо? – спросил Роджер.
– От миссис Кеннетт, – сказал Джексон. – Она души не чает в своем сыне, а тот совершил наезд и сбил ребенка. Я помог в его защите, и она прислала мне благодарственное письмо.
– Так... А где она живет?
Джексон засмеялся:
– В настоящий момент – в Каннах. Ее не будет здесь по крайней мере еще пару месяцев.
– Письмо сохранилось?
– Я его сжег, – развел руками Джексон. – К чему было его хранить? Но у нас есть письма к Розмари.
– Хорошо. И, пожалуйста, как можно точнее опишите голос человека, который звонит по телефону.
– Он такой хриплый, – сказала Розмари, – просто хриплый, хотя, может быть, сиплый – точнее?
– Я пришлю к вам нашего инженера, он подключит к телефонному аппарату миниатюрный магнитофон или диктофон – мы постараемся получить запись этого голоса. Если, конечно, это вам не помешает, – ваши разговоры ведь тоже будут записываться, – добавил он, обращаясь к Джексону.
– Я хочу, чтобы вы нашли этого человека, – твердо ответил Джексон.
– А вы, миссис Джексон? Ничего не имеете против?
– Конечно, нет!
– Тогда я пришлю его завтра же утром, – решил Роджер. – У него будет направление с моей подписью. Без этого направления никого в дом не впускайте. Итак...
И он резко изменил тему разговора, желая проверить их реакцию:
– Этот инцидент и попытка наезда... Миссис Джексон, а на вашу жизнь никто не покушался?
– О Боже праведный, нет, конечно!
Роджер повернулся к Джексону:
– Ас вами что-нибудь подобное раньше было?
– Нет, – Джексон комически округлил глаза. – Господи, почему выдумаете...
– Я пока ничего не думаю. Я лишь пытаюсь выяснить, что же произошло, – резко сказал Роджер. – И я согласен с миссис Джексон: вне всякого сомнения, была попытка убить или искалечить вас. Над этим следует серьезно задуматься всем нам. Вам когда-нибудь угрожали?
– Нет, я... – начал Джексон, и неожиданно его голос сорвался. Он казался очень молодым, утратил весь свой апломб преуспевающего юриста. Он явно не знал, что и сказать.
– Дорогой, неужели... – заволновалась Розмари.
– Что ж, в каком-то смысле можно допустить, что мне угрожали и прежде, – заключил Джексон. – Но, если ставить вопрос таким образом, значит, так же угрожали и вам, Уэст. Двое или трое из тех, кого я помог упрятать за решетку, угрожали мне местью, но это обычное явление.
– Насколько мне известно, вы обычно ведете дела по защите, – сказал Роджер.
– Сейчас – да, но это только в последние три-четыре года. А когда я начинал, я часто работал и на обвинение. Вообще-то...
Джексон умолк на полуслове.
– Он помогал в подготовке дела против человека, которого потом приговорили к десяти годам, – мягко сказала Розмари. – Потом выяснилось, что он невиновен, и его помиловали. И после этого Чарлз не смог заставить себя работать на обвинение.
– Да, полицейский занимать такую позицию не может, – заметил Джексон.
– В отличие от вас у нас нет выбора, – отозвался Роджер. Он не стал комментировать слова Розмари, но удивился: он не слышал об этой истории Джексона. Сострадание иногда вьет себе гнезда в самых неожиданных местах.
– И как часто в прошлом вам угрожали?
– Дважды.
– А в последний раз?
– Более трех лет назад. Так что бессмысленно вспоминать тот случай. Я совершенно не верю...
– Пожалуйста, запишите имена этих людей, упомяните, при каких обстоятельствах вам угрожали, – попросил Роджер. – Я проведу проверку.
Он допил виски и посмотрел на часы: было уже четверть десятого.
– Пожалуй, мы закончили, мне пора. Я и так засиделся.
– Еще одну, на дорожку, – сказала Розмари Джексон.
– Нет, благодарю вас.
– Я вас очень прошу...
– Если б через ваши руки прошло столько же отчетов о дорожно-транспортных происшествиях, как через мои, – грустно сказал Роджер, – вы отказались бы от традиции "одну на дорожку". Маловероятно, но тем не менее допустимо, что человек, который едва не убил вашего мужа, был просто пьян. Очень часто водитель, который кого-то сбил и скрылся с места происшествия, боится помочь жертве и вызвать полицию только потому, что перед этим пил. Извините, если это прозвучало как нотация.
– Да нет, все правильно, – застенчиво произнесла Розмари. – Я сама всегда так говорю. Правда, когда вы предлагаете выпить кому-то в своем собственном доме, все выглядит несколько иначе. Значит, вы поддерживаете проповедника Пита?
– Проповедника? – Роджер усмехнулся. – О, теперь я понимаю, что движет этим человеком. Но мне с ним не по пути. Абсолютно не по пути! На какое-то время он исчезал из поля зрения, не так ли?
– Несколько недель назад он готовил встречу в округе и нанес мне визит, – сказала Розмари. – Чарлз... Чарлз в этот день задержался на работе, и я пошла на встречу одна. Собралось всего человек двенадцать, народу не хватило даже на то, чтобы организовать рабочий комитет, но... Не знаю, мне он понравился.
– Один из самых симпатичных людей, которых я когда-либо встречал, был фанатиком. Он считал, что все люди равны, а вся частная собственность должна стать общественным достоянием, – сказал Роджер. – Мы ловили его два года, а потом оказалось, что все награбленное он продавал, а деньги вносил в разные благотворительные фонды. Опасайтесь фанатиков.
Он поднялся:
– Что это со мной сегодня? Я все изрекаю истины, словно самодовольный мировой судья.
– Мы люди к таким разговорам привычные, – и Джексон вручил Роджеру только что оконченную записку. – Здесь все детали, какие я мог припомнить, но, бьюсь об заклад, это напрасная трата времени.
Он отодвинул пуфик и осторожно встал – видно было, что у него кружится голова, но жена не пыталась его остановить:
– Кстати, вы что-нибудь знаете о происшествии в Лайгейте? О нападении на мирового судью?
– Совсем немного. А почему вы спрашиваете?
– Как она себя чувствует?
– Состояние еще тяжелое, но, думаю, она выкарабкается.
– Рад слышать, – произнес Джексон с чувством. – И если вы поймаете мерзавца, который это сделал, я возьмусь за подготовку дела по обвинению.
– Вы знаете миссис Китт?
Джексон улыбнулся:
– Она была моим наставником. После колледжа меня взяли в адвокатскую контору "Саммерби и Коул", в Лайгейте, я в течение трех лет был там младшим стряпчим, и начало моей карьеры прошло под присмотром миссис Китт. Она была поразительной женщиной, можно сказать, кормила меня с ложечки. А какие заявления она делала в суде! И самое поразительное, никто на нее не обижался.
– Когда вы там работали?
– Срок стажировки кончился три с половиной года назад, а в общей сложности я провел в Лайгейте восемь лет.
– А вы, случаем, не знаете, – может, кто-то испытывал к ней ненависть? Угрожал?
– Нет, – рассмеялся Джексон, словно подобное предположение было невероятным до смешного. – Это-то и было самым потрясающим: никто ни разу не отозвался о ней дурным словом. Хотя нет, как-то раз один полицейский тихо выругался в ее адрес – вообще-то она довольно стервозная тетка, но держится с невероятным достоинством. Честная до мозга костей.