Аркадий Адамов - Болотная трава
— Помните? — спросил он под конец.
— Ничего такого в тот день не было, — со спокойной и неколебимой уверенностью ответил молодой инспектор. — Я бы протокол дорожного происшествия непременно составил, доложил начальству, и всё было бы зарегистрировано, как положено.
Произнёс он это без запинки, как заранее подготовленный текст. В голосе его проскользнула даже некоторая снисходительность, такие, мол, элементарные вещи вам объяснять приходится.
— Как положено, это мы знаем, лейтенант, — строго сказал Откаленко. — Но мы знаем и как бывает. Виноватый тут же всё уплатил, участники ДТП согласились и разошлись полюбовно. Тем более жертв не оказалось. Бывает так?
— Не положено, — хмуро возразил инспектор.
— Не положено, но случается? Если мелочь какая, царапина?
— Всё равно не положено.
— Понятно, что не положено. Но могло так случиться? — наступал Откаленко.
— У меня не могло, а там не знаю, — инспектор самоуверенно усмехнулся. — Есть инструкция. И я по инструкции действую. Так что меня на фу-фу не поймаешь, — сурово заключил он.
— Да не собираемся мы тебя ловить, — нетерпеливо вмешался Лосев. — Мы преступника ловим, убийцу, пойми. Через ту машину прямой путь к нему. Он её чинил, мы уже знаем.
— Не было этого, — упрямо стоял на своём инспектор, глядя куда-то в сторону. — Я порядок знаю.
— Лейтенанту Полукарцеву плевать, за кем мы охотимся, — сказал наконец Откаленко. — Разве ты не видишь? Он за свою шкуру трясётся. Ну, гляди, лейтенант, — обратился он к Полукарцеву. — Мы к этому эпизоду с другого конца, но всё равно подойдём. Потому что всё равно того человека разыщем. И тебя узнают все. И сколько они тебе сунули, чтобы ты протокол не составлял, они тоже скажут. Уж об этом мы постараемся, будь уверен.
— А я попрошу не оскорблять, — покраснел Полукарцев. — А то и на вас особая инспекция найдётся.
— Точно. Так и постановили, — холодно кивнул Откаленко. — Но ты, парень, видно, ещё не знаком с МУРом. Хорошо, познакомишься. Это мы тебе обещаем.
— И попрошу не угрожать, — с лица Полукарцева стала сползать невозмутимость, он явно растерялся и разозлился. — Об этом тоже доложу. Свои права как-нибудь знаем.
— Зато обязанности свои знаете плохо, — сказал Лосев. — Вы мешаете расследованию тяжкого преступления. А происшествие это было двадцать третьего августа. Я убеждён.
— Не было его, — упрямо и мстительно повторил Полукарцев. — Не было, и всё. И не докажете. Какое хотите расследование назначайте.
— Вы, лейтенант, давно у нас служите? — задумчиво спросил Лосев.
— Пять лет служу. И ни разу нарушений не допускал. Можете проверить. И сейчас не допущу.
— А откуда пришли? — задал новый, к делу вроде бы не относящийся вопрос Лосев.
— После армии. Отличником боевой и политической подготовки был как-никак, — на лице инспектора мелькнула даже некоторая мечтательность, но расслабиться он себе не дал и добавил: — Службу знаю.
— А вы тот день, двадцать третье августа, вообще-то помните? — снова вернулся к главному Лосев. — Давно всё-таки было, две недели назад.
— Всё помню. Пятница была, и то помню, — твёрдо заявил Полукарцев, не чувствуя ловушки.
— Точно. Ну, память у вас, — вполне, казалось, искренне восхитился Лосев. — Ну а следующую пятницу помните?
— Следующую? Это когда же она была? — Полукарцев помедлил, считая про себя. — Тридцатого, что ли?
— Выходит, так.
— Вроде нет, ничего такого не помню.
— То-то и оно, — сказал Лосев серьёзно. — А что же такое случилось двадцать третьего, в ту пятницу, что вы её запомнили?
На загорелой и невозмутимой физиономии Полукарцева мелькнула растерянность. Он пожал широченными плечами и небрежно произнёс:
— А! «Рафик» какой-то частника, помню, задел вон там, у гастронома.
— И вы, конечно, протокол составили?
— Всё по форме, — неохотно буркнул Полукарцев.
— Только в журнале вашем почему-то об этом записи нет.
— Дежурный, выходит, проморгал, — всё больше запутываясь, пробормотал Полукарцев.
— Нет, лейтенант, выходит другое, — покачал головой Лосев. — Так что советую подумать. И если что-либо вспомните, позвоните. Мне или ему, — он кивнул на угрюмо молчавшего Откаленко. — Запишите телефон.
Полукарцев, не возражая, достал блокнот. Уже в машине Игорь досадливо сказал:
— Да чёрт с ней, с аварией. Мы этого Валеру и так достанем.
— Нет, этот путь мы ещё до конца не прошли, — возразил Виталий. — Что-то там есть.
В тот же день Лосев позвонил Марине Булановой. Ответил немолодой мужской голос, протяжно, в нос произнесший:
— Алло.
— Будьте добры Марину.
— Кто её спрашивает?
— Это, видимо, её отец говорит? — вежливо осведомился Лосев.
— Видимо, да, — с непонятным раздражением ответил мужчина.
— Говорит капитан Лосев, из МУРа. Мне надо побеседовать с вашей дочерью.
— Из МУРа?! Побеседовать?! — ошеломлённо повторил мужчина. — Нет-нет! Я могу её заменить?
— К сожалению, никак не можете. Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь так, — попытался успокоить его Лосев. — Ничего страшного не случилось. И Марина ни в чём не виновата, уверяю вас.
— Ну хорошо, хорошо. Тогда мы приедем вместе.
— Нет, это как раз нехорошо, — мягко возразил Виталий, хотя его всё больше раздражал этот нелепый разговор. — Тогда сделаем по-другому. Простите, ваше имя-отчество?
— Олег Семёнович.
— Так вот, Олег Семёнович, приезжайте вы один. Мы с вами познакомимся, я вам расскажу, зачем нам нужна Марина, и мы вместе решим, как поступать дальше. Согласны?
Доброжелательный, спокойный тон Лосева, видимо, подействовал на Олега Семёновича.
— Хорошо, я согласен, — вздохнув, объявил он. — Когда мне прикажете приехать и куда именно?
— Не прикажу, а попрошу. Да я могу и сам к вам приехать, это…
— Нет-нет, — поспешно отклонил предложение Олег Семёнович. — Это неудобно, поймите. Жена ничего не должна знать. И Марина тоже. Ни в коем случае! Сейчас, к счастью, их обеих нет дома. Да и меня вы застали по чистой случайности.
«Девчонка, видимо, ничего дома не рассказала», — подумал Виталий.
В конце концов они договорились, что Олег Семёнович приедет через час. Виталий его не торопил и даже предложил, в случае необходимости, перенести встречу на завтра. Но Олега Семёновича уже била лихорадка, он желал немедленно узнать, почему милиция интересуется его дочерью. И по правде говоря, его можно было понять.
Ровно через час в комнату Лосева деликатно постучали, и на пороге возник полный невысокий мужчина в круглых сильных очках, за стёклами которых расплывались огромные встревоженные глаза, с седеющей бородкой клинышком и большой глянцевой лысиной в венчике тёмных волос. На мужчине был светлый мешковатый костюм с отвислыми карманами, тёмная рубашка и съехавший слегка набок полосатый бежево-зелёный галстук, в руках он держал пухлый портфель и зонт.
— Разрешите? — осведомился он настороженно.
— Заходите, заходите, Олег Семёнович, — радушно откликнулся Лосев, поспешно вставая и направляясь к нему навстречу.
После излишне длинной церемонии знакомства, невозможно затянутой Олегом Семёновичем, из которой Лосев, правда, узнал, что его посетитель инженер, работает на заводе, в отделе главного механика начальником ведущей группы, что Олегу Семёновичу уже шестьдесят два, он ветеран войны, три ордена за войну и ещё один уже на заводе, а жена его врач и зовут её Вероника Сергеевна, что ей уже надо на пенсию, но она ни за что не хочет уходить с работы, им и в самом деле будет тогда трудновато, всё-таки взрослая дочь, и потом, у них ещё дача, это вообще кошмар, сколько она требует денег. А дочь…
— Ну, о дочери потом, — сам себя оборвал наконец Олег Семёнович, махнув пухлой рукой. — Так я вас слушаю.
Он давно уже сидел возле стола, поставив у ног свой объёмистый портфель и теребя в руках зонт.
— Как раз о вашей дочери нам и предстоит поговорить, — сказал Виталий. — Только имейте в виду, у нас нет к ней никаких претензий. А вообще скажите, вы сами ею довольны? Ну так, если быть откровенным?
Олег Семёнович принялся ещё энергичнее теребить свой зонт и, вздохнув, сказал, тоскливо глядя на Виталия сквозь сильные стёкла очков, отчего глаза его казались ещё печальнее:
— Ах, молодой человек, молодой человек. Вы разрешите мне называть вас молодым человеком? Вы ведь, извините, в сыновья мне годитесь, не так ли?
— Вполне, — улыбнулся Виталий. — Но всё-таки постараюсь вас понять. Вы это имеете в виду, наверное?
— Именно. Хотя и собрался, признаться, выразить сомнение. — Олег Семёнович тоже улыбнулся, хотя и через силу, глаза оставались тревожными. — Но вы мне почему-то симпатичны, — добавил он и продолжал, по-прежнему теребя на коленях зонт: — Вот вы спрашиваете, доволен ли я дочерью. Да кто же доволен своими взрослыми детьми? Я, конечно, имею в виду именно такой возраст. Знаете, когда уже не дети, но ещё и не взрослые. А амбиции, а потребности… Конечно, это закон. Наши родители тоже были нами недовольны. Понятно. Но дело не только в этом. Поколение растёт другое. Сейчас они рациональнее, суше, деловитее и без всяких возвышенных идеалов, решительно! Это с одной стороны. С другой, или, точнее, другие — просто бездушные и эгоистичные. Ничего святого за душой. Ну а третьи — просто жестоки. Невообразимо жестоки. Откуда жестокость, скажите? Они же войны не видели! Вам, полагаю, это не так заметно, потому что… — Видно было, что все эти мысли возникли у Олега Семёновича не вдруг, что он думает об этом напряжённо, взволнованно и непрестанно. И рад поделиться ими с любым внимательным слушателем. А Виталий слушал его внимательно, очень внимательно. Он вообще умел слушать, а кроме того, ему ведь непрерывно приходилось сталкиваться со случаями ещё более тяжёлыми и он невольно часто думал о том же.
