Иэн Рэнкин - Черная книга
Да уж, черт возьми. Черный Ангус был в то время горячим, что верно, то верно. Интерес к нему проявляли даже лондонские газеты. Он, чуть что, приходил в бешенство, словно культивируя свою склонность к эксцессам, а потом вдруг все разом прекратилось. Он исправился и стал весьма респектабельным, занялся пивоваренным бизнесом, участвовал в известных благотворительных фондах.
— Леопард поменял пятна, инспектор. Я знаю, вы, полицейские, смотрите на такие превращения скептически. Каждый нарушитель правопорядка является потенциальным рецидивистом. Вы, вероятно, на своей работе все становитесь циниками, но в случае Ангуса — леопард действительно поменял пятна.
— И вы знаете почему?
Вандерхайд пожал плечами:
— Может быть, из-за нашего разговора.
— Тем вечером в отеле «Сентрал»?
— Его отец просил меня поговорить с ним.
— То есть вы знакомы с этим семейством?
— Знаком, и очень давно. Ангус относился ко мне как к родному дяде. И знаете, когда мне стало известно, что «Сентрал» сгорел дотла, я увидел в этом перст Божий. Может, и Ангус пришел к такому же выводу. Я, конечно, знал, какая у отеля сложилась репутация. Она была хуже, чем просто сомнительная. И когда той ночью отель сгорел, то я подумал, что ж, феникс Ангус восстанет из пепла очистившимся. Так оно и случилось. — Он помолчал. — Но вот приходите вы, инспектор, и ворошите давно забытое прошлое.
— Там был труп.
— Да, неопознанный.
— Убитого мужчины.
— И вы почему-то решили заново открыть это дело? Интересно.
— Я хотел знать, что вы помните о том вечере. С кем встречались, все, что может показаться подозрительным.
Вандерхайд наклонил голову набок:
— Тем вечером в отеле было много народу, инспектор. У вас есть список. Но из всех них вы выбрали меня, слепого?
— Именно. Слепого, но с фотографической памятью.
Вандерхайд рассмеялся:
— Да, я определенно могу производить… впечатление. — Он задумался на минуту. — Хорошо, инспектор. Для вас, так и быть, постараюсь. Только прошу об одном.
— О чем?
— Я слишком давно не выходил. Выведите меня.
— В какое-нибудь конкретное место?
Вандерхайд удивился, что Ребус еще спрашивает:
— В отель «Сентрал», конечно, инспектор!
— Ну, вот здесь он и стоял, — сказал Ребус. — Вы сейчас лицом к нему.
Ребус чувствовал на себе взгляды прохожих. На Принсес-стрит, как и всегда в обеденный перерыв, было оживленно: офисные работники старались использовать ограниченное время перерыва на полную катушку. Некоторые раздраженно поглядывали на странную парочку, которая осмелилась встать посреди тротуара, — теперь обходи их! Но большинство видели, что это слепой старик и, похоже, его поводырь, а потому находили в своих душах милосердие, чтобы не сетовать.
— И что здесь теперь, инспектор?
— Гамбургерная.
Вандерхайд кивнул:
— Мне показалось, что я чувствую запах мяса. Разумеется, франшиза какой-нибудь американской корпорации. Принсес-стрит видела дни и получше. Вы знали, что, когда создавался «Шотландский щит и меч», организаторы встречались в бальном зале «Сентрала». Десятки и десятки людей, и все горели желанием вернуть Дал-Риаде[17] былую славу.
Ребус промолчал.
— Вы не помните «Шотландский щит и меч»?
— Вероятно, это было до меня.
— Да, действительно, вы правы. Это было в пятидесятые годы. Ответвление Национальной партии. На двух-трех заседаниях я сам присутствовал. Там звучали яростные призывы взять в руки оружие, а после все пили чай с булочками. Надолго их не хватило. Один год президентствовал Бродерик Гибсон.
— Отец Ангуса?
— Да. — Вандерхайд погрузился в воспоминания. — Тут неподалеку был паб, знаменитый своими политическими дискуссиями и поэтами. Некоторые из нас после совещаний ходили туда.
— Мне послышалось или нет, что вы сказали, будто были там всего пару раз?
— Возможно, немного больше.
Ребус ухмыльнулся. Если копнуть глубже, то, вероятно, выяснится, что некий мистер Вандерхайд некоторое время был президентом «Щита и меча».
— Отличный был паб, — вспоминал Вандерхайд.
— В свое время, — добавил Ребус.
Вандерхайд вздохнул:
— Эдинбург, инспектор. Не успеешь оглянуться, как меняют название паба или профиль магазина. — Он ткнул куда-то себе за спину тростью. — Но это никто изменить не может. Это тоже Эдинбург.
Трость указала на Касл-Рок[18] и попала кому-то по ноге. Ребус повернул голову в сторону того, кому достался удар, — это была женщина. И Ребус виновато улыбнулся.
— Давайте перейдем на другую сторону, посидим там, — предложил он.
Вандерхайд кивнул, и они, дождавшись зеленого светофора, перешли на более спокойную сторону улицы. Здесь стояли скамьи спинками к саду. Каждая была посвящена чьей-то памяти. Вандерхайд попросил Ребуса прочесть табличку на их скамье.
— Нет. — Вандерхайд покачал головой. — Никого из них не знаю.
— Мистер Вандерхайд, — сказал Ребус, — я начинаю подозревать, что вы попросили привезти вас сюда по единственной причине — хотели прогуляться. — (Вандерхайд улыбнулся, но промолчал.) — Так когда вы в тот вечер приехали в бар?
— Ровно в семь. Так мы договорились. Ангус, конечно, был в своем репертуаре: он опоздал. Думаю, он появился в половине восьмого. К этому времени я сидел в углу с виски и содовой. Кажется, я взял «Джей энд Би». — Этот маленький подвиг памяти, казалось, доставил ему удовольствие.
— Вы кого-нибудь узнали в баре?
— Слышите? Волынка, — сказал Вандерхайд.
Ребус слышал, хотя волынщика не видел.
— Играют для туристов, — отозвался он. — Летом зарабатывают хорошие деньги.
— Неважно играет. Наверняка одет в килт, а тартан неправильный.
— Так был в баре кто-нибудь из знакомых? — не отставал Ребус.
— Дайте подумать…
— При всем уважении, сэр, думать вам незачем. Вы либо знаете, либо нет.
— Так вот, я думаю, там был Том Хендри, он остановился у нашего столика поздороваться. Тогда он работал в газете.
Да, Ребус видел это имя в списке.
— Были еще… Я их не знаю, и они помалкивали. Но я помню запах лимона. Очень сильный. Я подумал, может, это духи, но, когда сказал об этом Ангусу, он рассмеялся и ответил, что пахнет не от женщины. Больше он ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что мои слова его очень насмешили. Не уверен, что все это имеет отношение к делу.
— Я тоже.
В животе у Ребуса заурчало. У них за спиной неожиданно грохнул взрыв. Вандерхайд вынул из жилетного кармана часы, открыл стекло и провел пальцами по циферблату.
— Ровно час, — сказал он. — Как я и говорил, инспектор, даже в нашем быстро меняющемся городе есть вещи непреходящие.
Ребус кивнул.
— Осадки, например? — ухмыльнулся он. Начинало моросить, утреннее солнце исчезло, словно фокусник спрятал его в шляпу. — Что-нибудь еще?
— Мы с Ангусом разговаривали. Я пытался убедить его сойти с опасной тропы, на которую он встал. Сказал, что он подрывает свое здоровье и семейное благосостояние. Второй аргумент оказался более действенным.
— Значит, тогда-то он и простился навек с прежней беспутной жизнью?
— Я не стал бы преувеличивать. Нравы эдинбургского истеблишмента никогда не отличались безупречностью. Когда мы прощались, он спешил на свидание с какой-то женщиной. — Вандерхайд погрузился в размышления. — Но скажу без ложной скромности, что мои слова произвели на него впечатление. — Он кивнул сам себе. — Тем вечером я обедал в «Орлином гнезде» один.
— Я там бывал, — сказал Ребус. В животе у него снова заурчало. — Как насчет бургера?
Он отвез Вандерхайда домой, а сам вернулся на Сент-Леонардс. Встреча с Вандерхайдом ничего не дала. Шивон, увидев его, вскочила из-за стола. Она, по-видимому, была довольна собой.
— Насколько я понимаю, жена мясника оказалась разговорчивой, — сказал Ребус, садясь на стул.
На его столе лежала еще одна записка, сообщавшая о звонке Джека Мортона. На сей раз с номером, по которому Ребус мог позвонить.
— Настоящая сплетница, сэр. Я насилу от нее вырвалась.
— И что же?
— Кое-что — и ничего.
— Ну давай выкладывай мне про кое-что. — Ребус погладил живот. Бургер ему понравился, только маловат. Всегда можно было сбегать в столовку, но он опасался по примеру многих полицейских нарастить «тыковку», как он называл солидное брюшко.
— Кое-что состоит вот в чем. — Шивон Кларк села на свое место. — Боун выиграл «мерседес» на пари.
— На пари?
Кларк кивнула:
— Он поставил на кон свою долю в мясном магазине. Но пари выиграл.
— Ничего себе!
— Его жена говорит об этом с гордостью. По ее словам, он вообще большой спорщик. Может, и так, но непохоже, чтобы он знал формулу выигрыша.
— Ты что имеешь в виду?
