Николай Леонов - Волчий билет
Вика встала из-за стола, открыла бар, выпила рюмку.
– Стерве Платоши мало оказалось, она и сынка решила к рукам прибрать, – продолжала она. – Шприц-то в руки парню сука сама дала.
Должен быть мужик. В истории обязательно должен иметься мужик, думал сыщик, а вслух спросил:
– А у нее самой-то кто есть? Вика, ты взрослая девочка, знаешь, одноцветных людей не бывает, каждый в крапинку или в полосочку. Неужто Вера Кузьминична никого, кроме себя, не любит?
– У нее мать в деревне под Рязанью. Лялька мать любит, помогает ей, деньжат подбрасывает. А так? – Вика дернула плечиком. – Однажды познакомила меня с мужиком. Красивый, статный, но не от мира сего. Тихий, глаз не поднимает, и Тихоном зовут. Он сучке то ли сводным братом приходится, то ли росли вместе, не поняла, ни к чему мне. Он то ли монах, то ли в постриг готовится.
– Случается, – сказал Гуров, думая, что очень подходящий монах, у такой женщины мужик должен быть особенный.
– И не думайте! – Вика махнула рукой. – Сообщника ищете, мужик обозначился, вы примеряете. Так пустое! Тихон мухи не обидит, не тот человек, уж я понимаю.
– Не сомневаюсь, однако на Тихона очень желательно взглянуть. Ты меня зачем звала? К чему мое имя подруге бывшей шепнула?
– Коли Бога нет, кто-то за справедливостью на земле присматривать должен? Я не знаю как, но Антона с девчонкой Лялька сгубила, точно. Штуку против целкового поставлю, этой суки работа.
– Звучит красиво, только мне не эмоции нужны, а доказательства, – сказал Гуров. – Достань мне Тихона, хочу на него взглянуть.
– Пустые хлопоты, да и как его отыскать, коли я с Веркой не контачу? – удивилась Вика. – Я не волшебник.
– А жаль, в таком деле волшебник оказался бы нелишним, – внимательно глядя на Вику, произнес Гуров. – Вспоминаешь? Напрягись, Тихон заходил в казино?
– Дважды, один раз без меня, – ответила медленно Вика, чувствовалось, она что-то напряженно вспоминает, помолчала, вздохнула свободно и вымолвила: – Нонка.
Гуров молчал, кивнул поощрительно.
– Когда мы впервые были в казино втроем, Тихон еще идти не хотел, он все в пол смотрел, улыбался так нежно, как улыбаются матери, глядя на своих грудничков. Я разозлилась, мол, святоша выискался, почему-то мне хотелось глянуть, какого цвета у него глаза. Мы наверх поднялись, оркестр ужасный выступал, воздух рвал железом. Они рядом сидели, я напротив, неожиданно он взгляд поднял, на танцующих смотрит внимательно, словно ищет кого. И глаза у него туманные, у близоруких такие бывают, если сильные очки снимет. А потом взгляд вдруг прояснел, и он веки вновь опустил. Я оглянулась, думаю, кого это он увидел? А на кругу Нонка качается, как змея в кино, будто в обмороке, даже язык высунула. Ну, так соплячки клиентов зазывают, я через секунду и забыла.
С утра Гуров чувствовал себя плохо. И не из-за выпитого, вчерашний разговор у заместителя министра давил. Сыщику одиноко стало, а такие близкие, как Петр со Стасом, словно чужие, равнодушные. Постепенно хмарь вчерашнего отступала. А сейчас он чуть ли не в озноб впал, как перед схваткой.
– Я два дня болела, женские дела, в казино не появлялась, на третий, может четвертый, прихожу, Ляльки нет, она уже своего гуся подцепила, реже появлялась. И вдруг ко мне Нонночка подплывает. Не подруги, да и лет ей не знаю сколько, вчера из садика. А тут крутится, шампанским угощает, я к ней спиной повернулась. Нонночка ластится, я ей объясняю, ошиблась ты, девочка, я нормальная, мужиков люблю, мне твои сиськи неинтересны, и язычок подбери, а то прикусишь.
Думала, деваха обидится и отлипнет, а она смеется и говорит, мол, уж очень ей мой Тихон глянулся. Она вчера с ним виделась, обмерла. Я не стала объяснять, чей Тихон и что в монахи собирается, только плечами пожала и ушла.
Вика видела: разговор красавца сыщика интересует. Раньше он заглянет, дело обсудит, выслушает, посоветует или спросит чего, но все только по делу. А сегодня второй час сидит, голубыми глазами блестит, молчит. Не торопит и сам вроде уходить не собирается. «Может, мой час пришел?» – подумала даже Платиновая, взглянула на сыщика внимательнее и поняла, он о своем думает и ее полуобнаженных грудей не видит.
– Вроде затрепалась я, у вас дел много, наши разборки неинтересны совсем. – Вика тронула кофейник. – Может, свежий заварить?
– Кофе не надо, спасибо, – ответил Гуров. – Ты большая умница, Вика, очень интересно рассказываешь. Продолжай, пожалуйста.
– Так больше вроде нечего. – Вика хмыкнула. – Да, была она с тем Тихоном вроде как на молельне. Только не в храме, а на даче. Нонка рассказывает, когда он ее повез, она подумала, обыкновенный бардак и пустят ее под трамвай. Вы, господин полковник, такой язык понимаете?
– Я его усвоил еще до твоего рождения. Слушаю.
– Ну, вроде секты какой, но все прилично. Кое-кто ширяется втихую, нюхает, но отца Тихона боятся. Он вроде проповеди говорил, она не поняла ничего, плясали до упаду. Нонка полагает, опоили ее, так как плохо помнит, чем все закончилось. Очнулась она под утро, кроме Тихона, никого, зала прибрана, у нее самой трусики на месте, ощущает, не трогали ее, но в голове гулко. Тихон у окна стоит, что-то шепчет, вроде молится. Ей интересно стало, надолго его молитвы хватит? Она свитерок сняла, лифчик сбросила, груди оглаживает. Тихон подошел, тоже груди огладил, заметил, мол, красивые, но ты одевайся. Соитие со мной, говорит, заслужить нужно. Во я слово какое запомнила. Лев Иванович. – Вика взглянула гордо и повторила: – Соитие!
– Секта, говоришь? – Гуров кивнул. – В наше время дело обычное. Никакого криминала, пусть поют, пляшут, меньше воровать будут. А наркотики? Беда, конечно, но разогнать их с той дачи, так они на чердаках и в подвалах колоться будут.
Гуров был крайне заинтересован услышанным, но вида не подал. Вику не похвалил, не хотел, чтобы она свой рассказ вспоминала, придавала ему особое значение. Вика была разочарована реакцией гостя, видела, он уходить собрался, и, чтобы сыщика задержать, сказала:
– Что интересно, Лев Иванович, Нонка с тех пор пропадать начала, а сейчас если раз в неделю заглянет, так и много, считай. Словно она из блядей в монахини переквалифицировалась.
– Вика, тебе не к лицу похабные слова, – мягко сказал Гуров.
– Какие слова? – удивилась Вика. – Блядь? Нормальное печатное слово. И по ящику говорят. Вы, извините, Лев Иванович, словно из космоса прилетели.
– Я из уголовки и все слова знаю. Но у тебя хорошее, одухотворенное лицо и речь почти нормальная, а что по телевизору говорят, повторять совершенно не обязательно. Признаюсь, Вика, история с ребятами и то, что Антона приучала колоться мадам, меня сильно задели. Однако криминала я пока не вижу. Я знаком с Верой Кузьминичной, она мне не понравилась, только этого мало, просто ничего. Рассказ твой занятный, но сплошная беллетристика. А вот Нонна меня интересует. Тоненькая ниточка, но ниточка. Но ведь ты фамилии Нонны не знаешь и, где девочка живет, не ведаешь.
– Это точно, и в казино она теперь появляется редко, – разочарованно произнесла Вика. – Хотя… Если я скажу мальчикам, что она мне баксы, простите, доллары должна, они Нонку вмиг найдут.
– А она действительно тебе должна? – спросил Гуров.
– Да пустяк, сто долларов, – ответила Вика. – Уверена, девчонка просто забыла.
– Прости, Вика, в начале разговора ты сказала, мол, подошла девочка, мы даже незнакомы. А девочка, оказывается, деньги у тебя брала. Не складывается.
Вика взглянула зло, даже стукнула кулачком по столу.
– Мент всегда мент, только и думает, что ему врут, объегорить хотят. У вас в мозгу компьютер? Я уже забыла, что говорила вначале.
– Случается, я тоже ужасно рассеянный, только не на работе, – сказал Гуров. – Так знакомая Нонна девочка или незнакомая?
– И голос у вас стал ментовский, и глаза нехорошие. – Вика явно издевалась, но сыщик на ее подначки не реагировал.
– Ты из рогатки в зверя не стреляй. Меня и оглоблей обидеть трудно. – Гуров разозлился: если рассказ Вики выдумка, то все, еще и не построенное, рушится, словно воздушный замок.
Вика почувствовала: шутки кончились, если она хочет сохранить с человеком хорошие отношения, необходимо ответить четко и ясно.
– Когда девочка подошла ко мне, мы действительно знакомы не были. Ясно? – Вика взглянула, сыщик кивнул утвердительно. – То, что она рассказывала о Тихоне, я слушала невнимательно. Ясно? – Гуров снова кивнул. – Мы сели у бара, выпили, Нонка рассказывала о секте, я врубилась, надеялась, что она ляпнет и о Ляльке. Но девка пела о своем, мне снова стало неинтересно. В конце разговора она попросила сотню взаймы. Сначала я давать не хотела. С каких дел? Потом подумала: девчонка станет встречаться с Тихоном, может услышать интересное и о Ляльке, а когда деньги станет отдавать, авось и сболтнет. И я сотню дала. Верите?
– Обязательно. Раз личная корысть была, значит, говоришь правду. Так мальчики ее найдут?
