Павел Нилин - Приключения-1988
Но человек в тот момент, когда Валя закричал, прыгнул в сторону и, ожидая выстрела, спрятался за дерево.
— Стреляю!.. Шаг в сторону — и стреляю!.. — снова закричал Валя.
Медленно, с трудом превозмогая боль, он пополз к тому месту, где прятался за деревом преступник. И когда до него осталось всего несколько шагов, выстрелил в воздух.
Грохот разорвал сонную утреннюю тишину засыпанного снегом поселка, и первыми на него отозвались бесчисленные собачьи голоса, яростные и испуганные.
Сразу после выстрела Валя тяжело и медленно поднялся на ноги, помогая себе левой рукой, в которой по-прежнему был зажат пистолет. Ноги вдруг сразу ослабели, правая рука бессильно висела, и острая, колющая боль откуда-то от плеча рвала все внутри. Вале еще было очень холодно в легком его пальто и тонких ботинках, и зубы сами собой выбивали какую-то судорожную дробь. Однако Валя заставил себя встать на какие-то ватные, непослушные, словно чужие ноги и замер на несколько секунд, закусив губу и как бы проверяя, устоит он в таком положении или нет. А потом крикнул человеку за деревом:
— Выходи!.. Руки на затылок!.. Ну!.. Помни, больше в воздух стрелять не обязан!.. Выходи лучше!..
Как Валя и предполагал, он задержал Гаврилова. Когда они вошли в дачу, Шершень сидел в углу большой комнаты на стуле и, жалобно всхлипывая, нудно и глупо: скулил:
— Ну, отпустите, ребята... Ну, чего я вам сделал?.. Ну, не буду больше... Забирайте хоть все... пропади оно... ну, отпустите...
Увидев входящих, он подскочил на стуле и воскликнул, не то испуганно, не то обрадованно:
— Гляди, поймали!.. Ей-богу, все-таки поймали!..
— Молчи уж, дура... — зло процедил Гаврилов. Больше он сказать приятелю ничего не успел. Его тут же увели.
Я ПОЯВЛЯЮСЬ на работе по возвращении из Южного буквально за минуту до того, как Кузьмич и Валя начинают допрос Шершня. Гаврилова они решили оставить на вторую очередь и уличать его данными, полученными от Шершня, резонно рассудив, что этот перепуганный и трусоватый парень расскажет куда больше, чем молчаливый и озлобленный Гаврилов.
Увидев меня в дверях своего кабинета, Кузьмич, заметно обрадованный, выходит из-за стола и крепко жмет мне руку, даже хлопает по плечу.
— Вовремя, — говорит он. — Бери-ка к себе Гаврилова, да и побеседуй с ним по душам. Пока он еще разогретый. И учти, Гаврилов чуть было от наших не ушел. Его вот он догнал, — Кузьмич кивает на Валю. — И привел назад. Очень, понимаешь, Гаврилов не хотел, чтобы в него стреляли. До сих пор небось еще в себя не пришел от всех переживаний. Вот теперь и займись ты с ним, — кивает он мне и обращается к Вале: — Ну давай сюда этого Шершня. Как его звать-то?
Гаврилов не может прийти в себя, но и я тоже пока не могу. Кажется, только что простился с Давудом и с морем, кстати, тоже.
И вот уже передо мной сидит угрюмый, озлобленный Гаврилов в расстегнутом пальто, с намотанным на худую шею зеленым шарфом и мнет в руках кепку.
Он сидит перед моим столом и молчит, упрямо глядя в пол.
Некоторое время молчу и я, разглядывая его и собираясь с мыслями, потом не спеша закуриваю и говорю:
— Кражу из квартиры Брюхановых вам отрицать не удастся, Гаврилов. Можно сказать, взяты с поличным. Конечно, вы можете ее взять всю на себя и других не называть. Но что двое, что, допустим, пятеро — все равно групповая кража. А кодекс вы, я полагаю, знаете?
Гаврилов продолжает молчать и не отрывает глаза от пола. Но он меня слушает, внимательно слушает и соображает, прикидывает, как тут себя вести, какую позицию занять, что для него сейчас выгоднее. Все это я прекрасно понимаю, поэтому его молчание меня не удивляет и не сердит. Пусть подумает, я ему для этого и еще кое-что подкину.
— Так что групповую кражу считайте доказанной, — продолжаю я. — Другое дело — роль главаря, инициатора, подстрекателя. Из вас двоих, если только выбирать, на эту роль тянете, конечно, вы.
При этих словах Гаврилов бросает на меня быстрый взгляд, который я не успеваю понять, и снова опускает глаза.
— Это если выбирать из вас двоих, — повторяю я многозначительно. — Но ведь вас было не двое, а... пятеро, так, что ли?
Гаврилов, не поднимая головы, сердито бурчит:
— Ну а если и пятеро, так что?
— А то, что главарем и подстрекателем тогда может оказаться совсем другой человек, а не вы. Вот это первый пункт, Гаврилов, над которым вам стоит подумать, согласны или нет?
— Подумать всегда стоит, когда к вам попадешь, — резко отвечает Гаврилов, не поднимая головы, и снова умолкает, словно и в самом деле что-то обдумывая.
— Правильно, — соглашаюсь я. — Особенно когда к нам попадешь. Тем более что есть и второй пункт, над которым тоже стоит подумать, даже побольше, чем над первым. Второй пункт — это убийство, Гаврилов.
— Чего, чего?! — Он рывком вскидывает голову и впервые смотрит мне в глаза, со злостью смотрит и с испугом тоже.
— Убийство, — повторяю я. — Накануне кражи. Во дворе.
— Только этого мне не хватает, — переводит дух Гаврилов и насмешливо говорит: — Вешайте на кого другого. Со мной номер не пройдет. Вам небось его раскрыть побыстрей надо да начальству отрапортовать?
Он стал вдруг разговорчив, этот молчаливый тип, и что-то уж очень быстро пришел в себя. Последнее мне совсем не нравится.
— Да, убийство нам надо раскрыть и отрапортовать, — спокойно подтверждаю я. — А как же иначе? Дело-то серьезное. Особо серьезное, Гаврилов.
— Вот и раскрывайте себе. А я тут ни при чем.
— Вполне возможно. Но вот что точно, так это то, что вы связаны с убийцами другим, уже общим преступлением, квартирной кражей. Тут имеются...
— Да ни с кем мы не связаны, говорят тебе! — грубо перебивает меня Гаврилов. — Сто раз, что ли, повторять?
— И вот тут имеются доказательства, — не повышая голоса, спокойно продолжаю я. — Железные доказательства, Гаврилов.
— Брехня, а не доказательства.
Он все-таки нервничает, сильно нервничает, я вижу.
— Ну, судите сами, — говорю я. — Первое. У вас обнаружена только часть украденных вещей. Приблизительно третья часть. У кого остальные?
Гаврилов, насупившись, молчит и опять смотрит в пол. Лишь желваки время от времени вздуваются на худых, обтянутых скулах, когда стискивает зубы, словно заставляя себя молчать.
— Это первое, — продолжаю я. — А ведь мы должны не только все найти до последней вещи, но и всех, кто их прячет. Теперь второе. Мы знаем убийц. Один из них арестован уже. Так вот, его перчатку мы нашли в той квартире, куда проникли и вы. Выходит, третьим на краже был с вами он. Так ведь?
Неожиданно Гаврилов поднимает голову и издевательски усмехается.
— Путаешь, начальник, — говорит он с какой-то непонятной мне радостью. — Ей-богу, все путаешь. И никогда не распутаешь. Этот, которого арестовали, не сознается в квартирной краже.
— Почему же?
Что-то все больше настораживает меня, какие-то новые интонации в голосе Гаврилова, какое-то несоответствие между его положением сейчас и возникшим вдруг новым настроением.
— Почему же он не сознается? — повторяю я свой вопрос.
— А потому, — нагло ухмыляется Гаврилов. — Больно работаете плохо.
— Не так уж и плохо, — я почти равнодушно пожимаю плечами. — Вот вас же поймали. Причем с поличным. Так что вы зря радуетесь. И с убийством разберемся. И чем скорее, тем вам же, мне кажется, будет лучше. А сейчас, Гаврилов, я хочу вас спросить: сколько было участников кражи всего, вместе с вами, а? Только лучше считайте, не ошибитесь.
— Ладно тебе, начальник, лепить-то от фонаря, — хмурится Гаврилов и, подняв голову, тускло смотрит на меня.
— Почему же? — возражаю я. — И Колька, и Леха — люди приезжие, сами знаете.
— Ничего я не знаю.
— Ничего или никого?
— И ничего и никого.
— Ну, ну, Гаврилов. Перчатка Колькина вас ведь намертво с ним связывает. И с ним и с... убийством тоже.
Гаврилов по-прежнему смотрит на меня тускло и задумчиво. Я сразу подмечаю эту его внезапную задумчивость и истолковываю ее в том смысле, что Гаврилов колеблется, признаться ему хоть в чем-то или нет. До конца он сейчас признаваться не будет, это ясно.
— Примеривай, не примеривай — ничего не подойдет, — говорит он наконец.
Я молча жду, что он скажет дальше, я боюсь неловким словом что-нибудь испортить, чему-то помешать.
А Гаврилов на секунду снова умолкает, затем говорит, будто споря с самим собой или себя уговаривая:
— Да нет, не вышел номер, чего уж там. Куда-то даже не туда все поехало. Короче, — он поднимает голову и смотрит на меня, — перчатку ту я во дворе подобрал и с собой в квартиру эту самую прихватил. Там и бросил. Вот так все и было, одним словом.
— Ну да? — недоверчиво спрашиваю я. — Так, значит, и бросил?
— Так и бросил.
— Зачем?
— А чтобы голову-то вам задурить. Думал, убийством займутся, ну и кражу заодно им же и пришьют. А тут, я вижу, все наоборот получается. Нам убийство хотите навесить. А мы тут ни сном, ни духом. Вот так.
![Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/165945/165945.jpg)
