Николай Леонов - Потерянный родственник
Но тут вернулся Крячко. Он уже побывал в офисе, где работала Гловацкая, и кое-что выяснил.
– Там, конечно, все в шоке, – сообщил он. – Гловацкую ценили как работника и как женщину. По-моему, половина мужчин в фирме были в нее слегка влюблены. По секрету мне сказали, что у нее когда-то был роман с шефом, Ивановым Виктором Леонидовичем. Это такой представительный человек лет пятидесяти, довольно моложавый, из таких, что нравятся женщинам. Он, разумеется, ничего такого не подтверждает, говорит, что женатый человек и вообще на работе занимается только работой. Но чувствуется, что смерть Гловацкой для него нечто большее, чем потеря ценного работника.
– А как он физически? – поинтересовался Гуров. – Мог он убить женщину голыми руками, как ты думаешь?
– Ну, вообще-то, мужик крепкий, – ответил Крячко. – Но, честно говоря, представить его в роли убийцы трудно. Чрезвычайно уравновешенный и рассудительный мужчина. К тому же его роман с Гловацкой, если верить слухам, закончился уже два года назад. После этого между ними сохранялись ровные дружеские отношения. Никаких разборок и истерик, все по-европейски.
– Однако не исключено, что в душе этого человека дремал вулкан ревности, – заметил Гуров. – Вдруг он вот так и выплеснулся в один прекрасный момент?
– Ну-у, вряд ли, – покачал головой Крячко. – Ничего похожего. Он ведет себя совершенно естественно. На всякий случай можно будет проверить алиби. Наверняка то утро он провел дома.
– А что говорят про Гловацкую сотрудники? Никаких предположений о причине смерти?
– Я же говорю, все в шоке, – помотал головой Крячко. – Никто и предположить не мог, что такое случится. Кстати, о ее связи с Перфиловым многие знали. То есть видели ее с мужчиной, похожим на Перфилова. Между прочим, все удивляются, что она в нем нашла. Местные женщины даже в курсе, что он фотограф и алкаш. Но не совсем безнадежный. Скорее непутевый. Поэтому всем было обидно за Мариночку. Кстати, есть свидетели ее телефонного разговора пятнадцатого сентября – днем ей позвонил этот самый непутевый и, видимо, предложил немедленно пропить гонорар. Потому что призывал Гловацкую уйти с работы.
– А что она?
– Она его очень хорошо отчитала, чем заслужила всеобщее одобрение, – сказал Крячко. – Заявила, что ей некогда развлекаться. И вообще, если верить ее сослуживицам, в последнее время в отношениях Гловацкой и Перфилова стал намечаться определенный холодок. Мне по секрету сказали, что очень надеялись, что Мариночка этого типа скоро бросит.
– Вот как? – задумчиво проговорил Гуров. – И насколько этим секретам можно верить, как ты полагаешь?
Крячко пожал плечами.
– Как вообще женским секретам, наверное. Но факт остается фактом – Гловацкая предпочла остаться на работе. А своего любовника она едва ли не матом послала.
– А любовник без меры пьет и в пьяном виде способен выкинуть что угодно, – принялся размышлять вслух Гуров. – И невольно перед нами, товарищ Крячко, встает вопрос, а не спектакль ли разыгрывает перед нами эта творческая личность? Не является ли история о людях в черном плодом художественного воображения? Равно как и ловко сымитированный разгром в квартире? Не пытается ли господин Перфилов водить нас за нос?
– Ну что же, – серьезно откликнулся Крячко. – Версия правомерная. Никто этих людей в черном не видел. Мобильник, отпечатки пальцев Перфилова в квартире Гловацкой. И на его странное бегство можно ведь посмотреть совсем под другим углом. А что, если это тоже намеренно разыгранный спектакль? С некоторым прибабахом, конечно, а по-научному говоря, с некоторой долей абсурда. Но ведь у нашего Перфилова с головой не очень хорошо…
– Все может быть, – хладнокровно согласился Гуров. – Правда, сложновато получается для запойного, но, кто знает, может, он и свою зависимость от алкоголя преувеличивает – специально для нас?
Он прошелся по кабинету, морща лоб, а потом махнул рукой.
– Нет, не вытанцовывается! Труп Гловацкой лежал у порога. Если предположить, что убил ее находящийся в состоянии невменяемости Перфилов, то тогда вопрос – а где сопротивление, крики, опрокинутая мебель? Гловацкую убили одним точным ударом. А если Перфилов был трезв как стеклышко и настолько собран, то почему он не позаботился об отпечатках пальцев и забытом мобильнике? Ну и самое главное – эксперты подтверждают, что замок в квартире Гловацкой был вскрыт с применением отмычки. Значит, Перфилов разжился еще и отмычками? Просто какой-то боец невидимого фронта получается. Но ведь мы его с тобой видели. Возможно, женщины что-то в нем находят, но, на мой взгляд, Перфилов – порядочная тюха. И если все это сыграно, то никакой он не фотограф, а великий актер, вот что!
– Ну а что? – сказал Крячко. – У него есть в кого. Родство, конечно, дальнее, но иногда генетика такие фортеля выкидывает…
– Думаю, генетика тут ни при чем, – возразил Гуров. – Тут весь вопрос в том, что Перфилов делал в промежутке между тем моментом, когда он утром пятнадцатого получил гонорар, и тем моментом, когда утром семнадцатого сбежал из квартиры Гловацкой. Если верить показаниям соседей, ничего необычного за эти два дня с Гловацкой не произошло. Никто как будто бы к ней не приходил. Еще шестнадцатого люди видели, как она одна возвращалась с работы. Вообще, говорят, гости у нее бывали нечасто, мужчины в том числе. И никогда никакого шума, никаких скандалов… Но ведь встречалась же она с Перфиловым! Надо понимать, к агрессии он до сих пор не был склонен. Да и на работе о нем отзывались как о человеке спокойном, несмотря на приверженность к алкоголю. Выходит, за эти два дня что-то кардинально изменилось?
– Мало ли как о нем отзывались! – возразил Крячко. – Я знал женщину, которая о своем муже отзывалась как о редком семьянине и исключительно внимательном муже. На работе его перед каждым праздником награждали грамотами и ценными подарками. А по вечерам он регулярно напивался и бил жену смертным боем. Просто он никогда не страдал похмельем и с утра уже выглядел как огурчик. Никто и подумать не мог. Но однажды он выпал ночью с балкона, сломал ногу – и все открылось.
– Вот, кстати! – вспомнил Гуров. – Мне дали несколько фамилий. Это люди, с которыми Перфилов более-менее близок. Среди них некий Видюнин. Тоже на днях сломал ногу. В какой больнице лежит, неизвестно. Но у меня насчет этой ноги нехорошее предчувствие. С чего это она вдруг сломалась именно тогда, когда мне захотелось познакомиться с ее хозяином? Ты попробуй выяснить, где он обосновался.
– Я попробую, – сказал Крячко. – А Балуев еще не звонил?
– Нет, но он с экспертами уже там, в Старопетровском переулке, – ответил Гуров. – Будем надеяться, что наших следов они там не обнаружат.
– Дай бог, чтобы они вообще-то что-нибудь обнаружили, – заметил Крячко. – Кроме пустых бутылок. Ты не заметил там пустых бутылок? Я, между прочим, тоже. И это говорит не в пользу Перфилова. Каждый уважающий себя пьяница заставляет все углы использованной тарой. Какой делаем вывод?
– А я вот знал одного мужчину, – хитро улыбаясь, сказал Гуров, – в жизни которого не было ни одного дня, чтобы он как следует не нализался. Но при этом серьезнее бутылок из-под кефира в его квартире ничего не водилось. А знаешь, как открывался ларчик? Этот человек пил только в специально отведенных для этого местах – кафе, ресторанах и цирковых буфетах.
– Один – один, – сказал Крячко. – Но скажи, какого черта этот артист от нас прячется? Зачем он осложняет жизнь себе и нам заодно?
– Пьяницы всегда осложняют жизнь, – философски заметил Гуров. – И себе в первую очередь. Ничего загадочного тут нет – стоит только вспомнить некоторые эпизоды собственной биографии, и все сразу встает на свои места. Мне кажется, непоследовательное поведение Перфилова именно тем и объясняется, что мозг его никак не придет в порядок после алкогольного удара. Как только в голове у него прояснится, он придет.
Грубоватое лицо Крячко выразило глубокое сомнение, но ответить он ничего не успел, потому что зазвонил телефон Гурова. Тот поспешно поднес трубку к уху и почти одновременно, состроив зверскую гримасу, принялся подавать Стасу загадочные энергичные знаки. Тот понял все на лету и, выбежав в коридор, по своему телефону связался со службой прослушивания.
– У Гурова на мобильном висит объект! – сообщил он. – Кровь из носу – узнайте, откуда он звонит! И сразу докладывайте нам по служебному!
Когда он вернулся в кабинет, Гуров уже заканчивал разговор. Господин Перфилов по-прежнему был скуп на слова. Но уже одно то, что он нашел в себе силы позвонить, вселяло некоторые надежды.
– Вы заговариваетесь, Геннадий Валентинович! – строго сказал в телефонную трубку Гуров, подмигивая Крячко. – Я понимаю, что вы человек творческий, но у нас с вами разговор деловой, и давайте вести его по-деловому, без эмоций! Скажите, когда мне вас ждать? Как разумный человек, вы должны понимать, что иного выхода у вас нет. Итак, когда?
