Александр Кулешов - Рейс продолжается
Сколько ей лет? Наверное, двадцать — двадцать два. Но замужем — кольцо на пальце. Или у русских девушки тоже носят кольца? Наверное. Стюардессам же запрещено выходить замуж. Почти во всех авиакомпаниях. В «Аэрофлоте», небось, тоже.
Стоит такая красивая, сероглазая, аккуратная, элегантная девушка, доверчиво смотрит на меня, готовая оказать услугу пассажиру. Мне нравится, что русские стюардессы не улыбаются каждую секунду, как наши, словно рекламируют зубную пасту.
И в то же время чувствуется, что они всегда готовы услужить. В общем, хорошие, красивые девчонки. Симпатичные. Эта в особенности. Глазищи серые, прямо не оторвешься. Есть же где-то, наверное, счастливый парень, неважно, муж — не муж, который ее ждет, без которого она скучает, с которым смеется, целуется, обнимается, с которым счастлива, которого любит.
А такие, как я, думаю с горечью, кто нас ждет… Разве что тюрьма…
Интересно, как она посмотрит на меня своими ясными ласковыми глазами через полчаса, когда я выну пистолет… Гоню от себя эти ненужные мысли.
Сейчас надо думать только об одном, о главном, сосредоточиться на этом.
Я благодарю сероглазую стюардессу, сажусь на место, закрываю глаза. За окнами сумерки. То ли вечер подступает, то ли мы летим в тучах.
Сколько я так сижу? Полчаса? Минуту? Десять секунд?
Наконец, сбрасываю с себя оцепенение, смотрю на часы.
Пора!
Встаю, оглядываю салон. Время выбрано удачно. После обеда большинство пассажиров спит или дремлет. Храпят, утомившись от собственной суеты, американские туристы, окончательно опьянев, дрыхнут бородачи, притихли, закрыв глаза, дети…
А наши «опекуны»? «Спортсмен» спит, а поджарый — нет, читает какой-то журнал; да, с этим надо держать ухо востро. Стюардессы куда-то исчезли. Тоже, наверное, отдыхают.
Я обмениваюсь взглядом со своими.
Они нахмурены, но спокойны. Белинда бледна, как мертвец, Ру, наоборот, от возбуждения вся раскраснелась, глаза сверкают. Утиный Нос нащупывает пистолет подмышкой.
Первой встает Белинда и идет в хвост самолета в туалет. Поджарый провожает ее внимательным взглядом. Вот черт!
Потом поднимается Ру и уходит в носовой туалет. Через минуту я направляюсь туда же и делаю вид, что жду, пока туалет освободится.
Утиный Нос остается сидеть.
Наконец, в хвосте самолета появляется Белинда. Она внимательно оглядывает салон, неторопливо раскрывает сумочку и вынимает пистолет.
В то же мгновение со своего места вскакивает Утиный Нос. Пистолет у него уже в руке и направлен на наших «опекунов».
Ру уже выскочила из туалета. Она начинает действовать с невероятной быстротой. Наклонившись к ошеломленной молодой японке из третьего ряда (которую мы заранее наметили), она хватает с ее колен крохотного мальчонку и, прижав одной рукой к груди, другой лезет за пистолетом.
Одновременно с этим я, выхватив свой, громко кричу по-английски:
— Похищение! Всем оставаться на местах! Руки на затылок! При первом движении взорвем самолет!
(Взрывать нам его нечем, но слово «взрыв» пугает людей, а проверять наше вооружение вряд ли кому-нибудь придет в голову).
Пассажиры, кто торопливо, кто медленно, выполняют приказание. Они в полном оцепенении. В салоне царит тишина. Даже дети молчат. А некоторые продолжают спать (как между прочим и кое-кто из взрослых).
Рассказывать обо всем — нужно время, а происходит все описанное буквально за две-три секунды.
Пока Белинда и Утиный Нос держат под прицелом пассажиров, Ру с япончонком в одной руке и пистолетом в другой устремляется к кабине пилотов. Я — за ней.
И вот тут происходит неожиданное.
Уж, не знаю, откуда она взялась, перед Ру вырастает та сероглазая стюардесса. Она ловко выхватывает из ее рук ребенка и загораживает своим телом…
Я чувствую, как холодный пот выступает у меня на лбу. На похищении ребенка, на использовании его, как заложника, при переговорах с пилотами основана главная часть моего плана. А сейчас начнется борьба между стюардессой, заслонившей ребенка, и Ру, которая будет пытаться его вырвать.
Выскочат летчики, они, конечно, вооружены, их четверо, и вряд ли мне одному с ними справиться.
Но я все-таки недооценил Ру!
О нет, она не вступает со стюардессой в борьбу! Она просто приставляет к ее груди пистолет и спокойно нажимает спуск. Приглушенный близким телом звучит выстрел. Стюардесса падает, как подкошенная, продолжая заслонять ребенка в последнем предсмертном усилии.
Япончонок отлетает в сторону, поднимается на четвереньки, потом встает и доверчиво смотрит на нас. Его черные глазенки-пуговки не выражают ни малейшего страха, он спокоен. Он ждет.
Стюардесса лежит на спине, неловко подвернув руку. Большие серые глаза стеклянно смотрят в пустоту. Губы чуть приоткрыты. На белой блузке, все расширяясь, проступает алое пятно.
Что ж, не повезло. К сожалению, молодость и красота не гарантируют от смерти. Не довелось ей закончить свой тридцать девятый полет в Токио… И напрасно дожидается ее тот парень — муж или не муж. Не такой уж он оказался счастливый…
А вот доведется ли нам куда-нибудь долететь? Теперь после убийства стюардессы всех четверых нас ждет смертная казнь!
Так что стесняться уже нечего. Все эти старики, дети, туристы, спортсмены, дипломаты и ученые — все, все, кто сидит там, в салоне, и летчики, и остальные стюардессы — все они не имеют теперь никакого значения, как и их жизни.
Их жизни имеют ценность лишь постольку, поскольку могут спасти наши. Иначе грош им цена…
Мы у двери пилотской кабины. Около нее белая, как полотно, стоит другая стюардесса. Видимо, она сидела здесь где-то со своей сероглазой подругой, когда начали операцию.
Она бледна, но в глазах ее нет страха. Что за девчонки!
Теперь мы с Ру действуем спокойно и расчетливо, точно в соответствии с моим планом.
Ру берет на руки по-прежнему сохраняющего безмятежное спокойствие япончонка, прижимает к его голове пистолет. Ребенку это мешает, и он пытается своей крохотной ручкой отвести тяжелое черное дуло. Не получается, и он покорно прекращает свои усилия. Удивительно воспитанные эти японские дети!
Я подхожу к стюардессе и говорю:
— Не волнуйтесь. Если будете выполнять наши указания, с вами ничего не случится. Скажите пилотам по-английски то, что вы видите, ничего больше, и скажите, чтобы немедленно открыли двери, иначе погибнет ребенок, а мои товарищи начнут побоище в салоне. Предупредите, чтобы пилоты отвечали вам только по-английски. Действуйте.
Стюардесса кричит через дверь на сносном английском языке:
— Товарищ командир, самолет захватили бандиты. Главарь здесь у двери требует, чтобы вы открыли. Рядом его сообщница. Она держит под угрозой пистолета ребенка. — Потом, помолчав, добавляет тихо: «Они убили Наташу».
И только тогда начинает плакать. Тихо, беззвучно, просто слезы катятся из глаз. Она не вытирает их. Она смотрит на меня с такой ненавистью, что я отворачиваюсь. Наступает решающая минута. Как поведут себя летчики?
Проходит секунда, другая. Дверь открывается, и на пороге возникает плечистый парень в рубашке с закатанными рукавами. Лицо его непроницаемо. Взглядом он мгновенно охватывает всю картину — тело убитой стюардессы, Ру, держащую пистолет у виска безмолвного япончонка, меня с направленным на него оружием.
Мгновение он молчит, потом спрашивает на хорошем английском языке:
— Ваши требования?
— Вернитесь в кабину, — говорю, — садитесь на место. Всем сидеть ко мне спиной и не поворачиваться. Пистолеты выложите. Резких движений не делайте.
Он молча возвращается в кабину и садится на свое место — это второй пилот. Он что-то говорит по-русски своим товарищам. Те, не оборачиваясь, бросают в проход пистолеты. Я стою сзади у двери.
— Где мы находимся? — спрашиваю и приказываю: «Между собой и с Землей говорить только по-английски. Первому, кто скажет слово по-русски, продырявлю затылок».
— Пролетели Иркутск, — говорит первый пилот, голос у него не дрожит.
— Поворачивайте на восток, — говорю, — когда окажетесь за границей, скажу дальнейший маршрут. Предупредите пограничников, чтоб не валяли дурака. Самолет похищен. Дайте карту.
Летчик, не оборачиваясь, протягивает мне карту. Я смотрю и тут же спохватываюсь:
— Через Китай не лететь! Эти кретины не посчитаются, что самолет гражданский — собьют. Летите через Индию на Цейлон. Там разберемся!
(Хорошо бы приземлиться на Мальдивах, но найдется ли подходящий аэродром? В крайнем случае полетим на Суматру, на Цейлон, в Таиланд, к черту в пекло…)
— Вы что, смеетесь? — первый пилот презрительно хмыкает. — Где возьмем горючее? Без дозаправки ничего не получится.
— Не валяйте дурака — от Москвы до Токио без заправки, а…
— Мы пролетели две трети пути. А вы хотите вернуться да еще пролететь вдвое больше. Не верите — посмотрите на карте.
