Элизабет Джордж - ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ
Катя тоже удивилась.
— Для соседей еще слишком рано, — заметила она, пока Ясмин перевязывала пояс-оби на алом кимоно, служившем ей халатом. — Надеюсь, ничего неприятного, Яс. Или это Дэниел что-то натворил, а?
— Пусть только попробует, — сказала Ясмин.
Она подошла к двери и посмотрела в глазок. И замерла на вдохе, увидев, кто стоит с другой стороны, терпеливо ожидая, когда ему откроют. А может, и не так уж терпеливо, потому что он поднял руку и еще раз нажал на кнопку звонка. В дверях кухни появилась Катя со сковородкой в одной руке и лопаткой в другой. Ясмин прошептала ей:
— Это опять тот проклятый коп.
— Чернокожий парень, что приходил вчера? А-а. Ну ладно. Впусти его, Яс.
— Я не хочу…
Опять зазвонил звонок, и Дэниел высунул из ванной голову с криком:
— Мам! В дверь звонят! Ты откроешь или нет?
Он не заметил сразу, что она уже стоит у двери, как непослушный ребенок, прячущийся от наказания. Потом он увидел и мать, и выглядывающую из кухни Катю.
— Яс, открой дверь, — сказала Катя, обращаясь к Ясмин, а Дэниела позвала завтракать: — Оладьи стынут, сколько можно говорить. Я испекла для тебя ровно две дюжины, как ты любишь. Твоя мама говорит, что на Рождество ты хочешь поехать в «Дисней уорлд». Беги оденься, и мы поговорим с тобой об этом.
— Мы никуда не поедем, — ответил мальчик уныло. Конец его фразы заглушил очередной звонок.
— А-а, так ты знаешь наперед, что произойдет в будущем? Иди одевайся. Нам нужно поговорить.
— Зачем?
— Затем, что, если говорить о мечте, она станет более реальной. А когда мечта станет реальной, то у тебя больше шансов, что она сбудется. Ясмин, mein Gott,[27] открой же дверь. Он все равно уже слышал нас, этот коп. Он будет звонить, пока мы его не впустим.
Ясмин послушалась. Она распахнула дверь с такой силой, что стукнула ею о стену. У нее за спиной Дэн шмыгнул в свою комнату, а Катя вернулась в кухню. Без каких-либо предисловий Ясмин спросила темнокожего полицейского:
— Как ты вошел в подъезд? Я не помню, чтобы кто-то звонил по домофону.
— Дверь лифта была открыта, — ответил констебль Нката. — Так что звонить не было нужды.
— И что тебе опять от нас нужно, а?
— Всего несколько вопросов. Ваша… — Он замялся и посмотрел через голову Ясмин в глубь квартиры, туда, где свет из кухни падал на ковер неосвещенной гостиной желтым овалом. — Катя Вольф здесь?
— А где еще она может быть в половине восьмого утра? — поинтересовалась Ясмин.
На лице констебля появилось многозначительное выражение, и Ясмин заторопилась сменить тему.
— Мы уже рассказали тебе все, что могли. Даже если мы повторим все с начала до конца еще раз, никакой разницы в том, что мы сказали раньше и что скажем теперь, не найдется.
— Появилось кое-что новое, — сказал он невозмутимо, — И у меня возникли новые вопросы.
— Мам, — раздался голос Дэниела из спальни, — а где мой школьный свитер? Его нет на телевизоре? А то я не могу его найти…
С этими словами он вышел в коридор, направляясь на поиски пропавшего предмета одежды. На нем была белая рубашка, трусы и носки, а волосы еще блестели после душа.
— Доброе утро, Дэниел, — сказал ему полицейский, кивая и улыбаясь. — Собираешься в школу?
— Тебя не касается, куда собирается мой сын! — рявкнула Ясмин прежде, чем Дэниел успел ответить. А потом прикрикнула на сына, хватая его свитер с полки книжного шкафа: — Дэн, иди наконец завтракать! Катя все утро печет для тебя оладьи. Чтобы съел все до единой!
— Здрасте, — робко сказал Дэниел констеблю с таким счастливым видом, что сердце Ясмин сжалось. — Вы помните, как меня зовут?
— Помню, — подтвердил Нката. — А меня зовут Уинстон. Тебе нравится ходить в школу, Дэниел?
— Дэн! — Ясмин крикнула так яростно, что ее сын подпрыгнул. Она швырнула ему через коридор свитер. — Ты слышал, что я сказала? Одевайся и иди есть!
Дэниел кивнул. Но глаз от полицейского не отвел. Наоборот, мальчик буквально упивался присутствием взрослого мужчины, разглядывал его с таким неприкрытым интересом и желанием знать и быть узнанным, что Ясмин захотелось встать между ними и толкнуть сына в одну сторону, а несносного копа в другую. Дэниел попятился в свою комнату, глядя на Нкату и отчаянно пытаясь продлить разговор:
— А вы любите оладьи? Они такие маленькие. Особенные. Наверное, у нас их достаточно…
— Дэниел!
— Ой. Извини, мам.
Он просиял улыбкой в тридцать тысяч ватт и исчез в спальне.
Ясмин повернулась к Нкате. Она внезапно ощутила, каким холодом дует через открытую дверь, как коварный сквозняк подкрадывается к ее голым ногам, щекочет ее под коленями и ласкает бедра, как напрягаются ее соски. Сам факт, что они отвердели, раздражал ее, делал ее заложницей собственного тела. Она зябко вздрогнула, все еще не решив, захлопнуть ли за детективом дверь, тем самым впуская его в квартиру, или нет.
Это решение за нее приняла Катя. Она тихо сказала от кухонной двери:
— Впусти его, Яс.
Ясмин шагнула назад, позволяя констеблю пройти внутрь, и он благодарно кивнул Кате. Ясмин захлопнула дверь и сняла с вешалки пальто, накинула его на себя и плотно запахнула на талии, как будто это был корсет, а она — леди Викторианской эпохи, задумавшая сделать себе фигуру в форме песочных часов. Тем временем Нката расстегнул свое пальто и ослабил шарф, совсем как гость, приглашенный на ужин.
— Мы завтракаем, — уведомила его Катя. — Дэниел не должен опаздывать в школу.
— Чего надо? — снова спросила Ясмин у полицейского.
— Хочу узнать, не захотите ли вы изменить что-нибудь из того, что сказали мне в прошлый раз.
Он обращался к Кате.
— Нет, ничего изменять я не хочу, — ответила она.
— Я должен сообщить вам кое-что и прошу как следует обдумать мои слова, — сказал он.
Ясмин вспыхнула. Гнев и страх взяли в ней верх над способностью рассуждать здраво. Она воскликнула:
— Да это же чистой воды домогательство! Вот что это такое! Это домогательство, и ты сам отлично это знаешь!
— Яс! — негромко окликнула ее Катя. Она поставила сковороду на тумбу у кухонной двери, а сама осталась стоять в дверном проеме. Свет, падающий из кухни, оставлял ее лицо в тени. — Пусть скажет, зачем пришел.
— Мы уже выслушали его.
— Я так поняла, что у него есть что-то новое.
— Нет.
— Яс…
— Нет! К черту, я не собираюсь позволять какому-то несчастному ниггеру с ордером в руках…
— Мама?
В гостиную вошел Дэниел, полностью одетый к школе, и на лице его был написан такой ужас, что Ясмин захотелось стереть, изъять из воздуха свой крик, где он повис, как злобный забияка, бьющий по лицу не столько констебля, сколько ее саму.
Ясмин велела сыну:
— Иди завтракать. — А констеблю резко сказала: — Говори, что хотел, и проваливай отсюда!
Невыносимо долгую секунду Дэниел не двигался, словно ожидая указаний от полицейского, что-нибудь вроде разрешения сделать то, что велела ему мать. При виде этого Ясмин чуть не ударила сына, но сумела сдержаться. Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась замедлить бешеный бег сердца. Потом медленно произнесла: «Дэн», и тогда ее сын пошел на кухню. Когда он проходил мимо отступившей в сторону Кати, та шепнула ему:
— В холодильнике есть сок, Дэниел.
Трое взрослых молчали, пока из кухни не донеслись приглушенные звуки, свидетельствующие, что Дэниел, по крайней мере, делает вид, что завтракает. Все трое оставались на тех местах, куда встали после того, как полицейский вошел в квартиру. Описываемый ими треугольник вершинами упирался в прихожую, кухонную дверь и телевизор. Ясмин хотела поменять место и присоединиться к своей любовнице, но успела сделать лишь пару шагов, потому что первые же слова полицейского заставили ее остановиться.
— Обычно выглядит не очень красиво, когда история меняется слишком поздно, мисс Вольф. Вы уверены, что в тот вечер были здесь и смотрели телевизор? Мальчик подтвердит это, если я спрошу его?
— Оставь Дэниела в покое! — взвизгнула Ясмин. — Я не позволю тебе говорить с ним!
— Яс, — тихо, но настойчиво проговорила Катя, — может, пойдешь позавтракаешь? Похоже, констебль хочет поговорить со мной.
— Я не оставлю тебя одну с этим типом. Ты знаешь, как работают копы. Им нельзя доверять ни в чем, только…
— Только в передаче фактов, — закончил за нее Нката. — И если вы будете доверять фактам, которые я вам сейчас скажу, то меня это вполне устроит. Так что насчет того вечера…
— Мне нечего добавить к тому, что я уже говорила.
— Хорошо. А вчера вечером, мисс Вольф?
Ясмин заметила, что лицо Кати дрогнуло, самую малость, лишь сузились глаза.
— Что вчера вечером?
— Вы тоже смотрели телевизор, как и раньше?
— Зачем тебе это? — снова не выдержала Ясмин. — Катя, ничего не говори ему, пока он не объяснит, почему он это спрашивает. Он нас не обманет. Сначала пусть скажет, почему он задает этот вопрос, или ему придется утаскивать свою большую черную задницу и порезанную морду прочь из моей квартиры. Ясно тебе, мистер?
