Фредерик Дар - Большая Берта
Она глянула на нас выпученными глазами, мутными, погасшими, с красными прожилками. Облизала пересохшие губы в пятнах губной помады и хрипло выдавила одно-единственное слово, достойно увенчавшее акцию:
— Поделом!
Вы поняли? ПОДЕЛОМ.
Выходит, Берта Берюрье подчинилась необходимости, неукоснительным требованиям морали. Короче, она выполнила свой долг!
Милейшая женщина!
Настала очередь мадам Пино проявить себя. Буря стихла, землетрясение миновало, гром удалился, коварный морской прилив отхлынул. Теперь можно было без опаски приблизиться к Священной Корове, подать знак, сказать слово.
Достопочтенная мадам склонилась над супругом не без отвращения. Серьезные сомнения одолевали ее. Она знала, что мертвый супруг уже не является мужем. Он даже не воспоминание о муже, но отвратительное тело, от которого следует поскорее избавиться. Мадам внимательно оглядела благоверного и даже осмелилась потрогать.
— Не думаю, что он отошел в мир иной, — пробормотала она себе под нос с легким сожалением. — Нет, он определенно жив. — Затем обернулась к Берте, дабы подтвердить свою позицию соратницы: — Дорогая, вы потрудились на славу.
Берта скромно потупилась. К чему ликование? Ее триумф очевиден, и этого вполне достаточно. Славословия ничего к нему не прибавят, разве что убавят.
Вдруг произошло нечто непредвиденное. Нини очнулась. Помятая, но с осмысленным взглядом, она подползла, словно раненый тюлень, к креслу китихи.
Нежно взяв Берту за руку, она поднесла ладонь воительницы к своей щеке и мечтательно пробасила:
— О, милая, вы были неподражаемы!
Глава четвертая
БАХ!
И тут началось вторжение.
Нахлынули толпы, нет, полчища: соседи, наряд полиции, Матиас, бригада «скорой помощи», случайные прохожие, бродячие собаки и даже один кюре затесался. Бесконечный людской поток. Дамы в ночных рубашках и в вечерних платьях. Господа в шлепанцах. Шоферы такси, иностранные туристы, соотечественники из провинции, консьержка без метлы, сапожник без сапог, чахоточный скрипач, трое дюжих охранников, канализационный рабочий, от которого немилосердно несло ацетиленом, продажная красотка с площади Пигаль, двое «голубых» с улицы Бюде, букинист, бутикинист… Шествие замыкал одноногий инвалид.
Я выдвинулся вперед, как волнорез в открытое море. Если не усмирить этот людской вал, расследованию конец! Выбрал крепких на вид ребят, представился им и дал важное задание: разогнать толпу. Врачам из «скорой» поручил наиболее покалеченных (обиходить всех не хватило бы ни сил, ни времени!). Я трудился как пчелка! Был вездесущ. Сновал как заведенный, не дожидаясь понуканий! Выставил посты. Распределил обязанности и уточнил план действий. В осадном положении у вашего Сан-Антонио открылось второе дыхание, я мог бы укусить себя за локоть, поймать пулю в зубы. Тех девиц, что изменились в лице до неузнаваемости, эвакуировали. Стражам порядка я заявил, что сам составлю рапорт. Рапорт! Веселенькое будет чтение! Матиас отпаивал Берю превосходным шампанским. Берта, тронутая великодушием (и статью) Нини, смачивала ей виски и упрашивала не считать ее такой уж кровожадной ведьмой, какой она могла показаться. Неужто Б.Б. стареет? Сентиментальность одолевает? Что до мадам Пино, она занялась супругом: смазывала раны с постным видом и выговаривала с чопорной сдержанностью:
— Месье Пино, я ухаживаю за вами, потому что того требует супружеский долг, но запомните, вы — презренный негодяй и между нами все кончено. Моя вера запрещает требовать развода, посему я и впредь стану делить с вами жалкое существование, но отныне не ждите от меня ни одолжений, ни поблажек. Порочные инстинкты привели вас в роскошный вертеп, вы связались с отбросами общества… На небесах Бог им судья, а на земле с ними разберутся соответствующие органы!
Сморчок, кряхтя и постанывая, внимал благоверной. Потом осмелился пискнуть:
— Но я ничего такого не делал! Ты неправильно поняла, сердечко мое. Сан-Антонио подтвердит…
Мадам перекрестилась, бросив на меня хмурый взгляд.
— Он ничего не подтвердит, — сухо заявила она. — Впредь я заткну уши и не стану внимать льстивым речам дьявола. Начальник должен показывать пример, а не увлекать сотрудников в гнездилище порока.
Старая ханжа! Ох уж мне эти перезрелые скромницы! Дай им волю, они все утопят в кипяченой святой воде! Злобные мымры, шелудивые мартышки с сентенциями на все случаи жизни!
Я отвернулся. С удовольствием бы воспользовался толстыми праздничными свечами и хорошенько прожарил эти мощи, от которых несет затхлостью склепа.
— Матиас, — позвал я, — брось мерзавца и поднимись с кем-нибудь из помощников на террасу. Там в луже лунного света лежит труп, его видно сквозь дыру в шпалернике. Постарайся втащить его обратно на террасу и не кувыркнуться вниз. Как только тело будет в твоем распоряжении, осмотри и обыщи. Я хочу знать приблизительную дату смерти, как его убили, кто он такой и прочее. Добудь фонарь и исследуй всю террасу, не осталось ли там пятен крови. Выясни, в каком именно месте его прикончили.
— Сделаю все, что в моих силах, господин комиссар, — пообещал Матиас.
Что мне нравится в этом рыжем филине по кличке Матиас, так это то, что он неизменно дает исчерпывающие ответы, не задавая лишних вопросов. Ничему не удивляется, молодчина. Он смотрит на жизнь через микроскоп, общие планы его не волнуют. Не успел я сосчитать до одного, как Матиас исчез на винтовой лестнице.
Я сделал знак Нини.
— Подойдите сюда, надо поговорить. Ваша малышка поспешила смыться, нужно ее срочно вернуть.
Полюбовались бы вы на Нини! В каком жалком состоянии пребывала она после сокрушительного удара Берты! Над глазом зеленой кокардой светился синяк. Скулы алели. Верхняя губа вздулась, словно мотоциклетная шина. Правое ухо распухло. Рукав разорванной рубашки задрался и обнажил татуировку. Чистая классика: сердце, пронзенное стрелой. Под рисунком было первоначально выведено: «Навеки с…» Позже имя стерли и заменили другим, а потом следующим. Похоже, на Ребекку было потрачено больше чернил, чем обычно, буквы прямо-таки резали глаз.
— Вы служили во флоте? — с восхищением выдохнула Берта, увидев нательные граффити Нини.
Гренадерша загадочно улыбнулась. Она проходила по другому ведомству. С безразличным видом, прихрамывая, она подошла ко мне.
— Вы знаете, куда направилась Ребекка? — спросил я.
— Понятия не имею.
— Мне необходимо выяснить.
— Мне тоже, — огрызнулась Нини. Она заметила блондинку, забившуюся в уголок дивана.
— Джеки, — позвала хозяйка, — ты видела, как уходила Ребекка?
Блондинка была расстроена, у нее шла кровь из носа. Она набила ноздри тампонами, но кровотечение не остановилось, кровавые пятна уродовали блузку.
— Она очень торопилась, — ответила гостья, жалобно всхлипывая. — Она услышала, как этот чумной хорек разговаривает по телефону, и объявила, что ей пора сматываться, дело пахнет жареным. Просила передать, что не хочет тебя огорчать, но другого выхода нет. «Отвлеките парней, они не должны видеть, как я ухожу». Мы не успели ее расспросить, она уже хлопнула дверью. Господи, да что происходит, я до сих пор не пойму! Ты ведь приглашала обсудить следующий отпуск!
Наступило молчание, прерываемое стонами раненых.
— Где живет ювелир, зять малышки? — спросил я композиторшу.
— Новый проспект Генерала де Голля, в Сен-Франк-ля-Пер, — ответила Нини. Она опять сидела рядом с Бертой. — Прежде они жили просто на проспекте Генерала де Голля, но после смерти президента улицу окрестили «новой».
Люди, пережившие острый шок, часто вдруг вспоминают не относящиеся к делу подробности.
Получив столь ценные сведения, я поднялся на террасу.
Матиас с помощником успешно справились с операцией «тащим из болота бегемота». Господин Владимир Икс возлежал теперь у самой лестницы, готовый покинуть дом.
У него были светлые волосы с рыжеватым отливом. Лицо выглядело непрезентабельно, словно с месяц провалялось на полке в ломбарде. Крупный нос, несколько родинок. Покойник был одет в костюмчик цвета палой листвы (весьма подходящий к случаю цвет!), модный и хорошо сшитый. На белой рубашке алая манишка — кровавое пятно. Рана на горле напоминала второй рот, сварганенный на скорую руку.
Матиас копошился над трупом при бледном свете электрического фонарика.
— Обнаружил что-нибудь? — спросил я. Филин кивнул.
— Его убили ударом алебарды в грудь, — объявил он.
Я насупился.
— Что ты называешь алебардой, умник?
Рыжий резко поднял голову. Его совиные глаза мутновато поблескивали, словно фальшивые бриллианты.
— Алебардой я называю алебарду, шеф!
