Эд Макбейн - Способ убийства
— Не могу вам сказать, — коротко ответила Кристин.
Карелла откашлялся.
— Вы представляете, сколько стоил ваш тесть, миссис Скотт?
— Стоил? Что вы имеете в виду?
— Какой у него был капитал? Сколько денег?
— Нет. Не имею представления.
— Но вы должны кое-что знать. Вам, конечно, известно, что он был очень богатым человеком.
— Да, конечно, это мне известно.
— Но неизвестно, насколько богатым, верно?
— Да.
— Знаете ли вы, что он завещал разделить поровну между тремя сыновьями 750 тысяч? Не говоря уже о Скотт Индастриз Инкорпорейтед и многих других предприятиях. Это вы знали?
— Нет, я не… — Кристин остановилась. — На что вы намекаете, детектив Карелла?
— Намекаю? Ни на что. Я констатирую факт наследования, вот и все. Вы считаете, что в этом заключается какой-то намек?
— В этом — нет.
— Вы уверены?
— Да, черт вас побери, из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что кто-то намеренно… Вы это имеете в виду?
— Это вы делаете выводы, миссис Скотт, а не я.
— Идите вы к черту, мистер Карелла, — сказала Кристин Скотт.
— Ммм, — ответил Карелла.
— Вы забываете об одной мелочи, Карелла.
— Например?
— Мой тесть был найден мертвым в комнате без окон, и дверь была заперта изнутри. Может быть, вы сможете мне объяснить, как ваши слова об убийстве…
— Это ваши слова, миссис Скотт.
— …об убийстве согласуются с очевидными фактами?
Неужели все детективы бессознательно стараются всех измазать в грязи? В этом заключается ваша работа, мистер Карелла? Копаться в грязи?
— Моя работа — это защита закона и раскрытие преступлений.
— Здесь не было совершено никакого преступления. И не нарушен никакой закон.
— По законам нашего штата, — ответил Карелла, самоубийство тоже считается преступлением.
— Значит, вы подтверждаете, что это самоубийство?
— Внешне это выглядит именно так. Однако очень часто «типичное самоубийство» оказывается убийством. Вы ведь не будете возражать, если я расследую все как полагается?
— Я возражаю только против вашей крайней невоспитанности.
К тому же помните, что я вам сказала.
— Что именно?
— Что он был найден в комнате без окон, запертой изнутри. Не забывайте об этом, мистер Карелла.
— Если бы я мог это забыть, миссис Скотт! — горячо ответил Карелла.
Глава 8
Альф Мисколо скорчился у двери мужской уборной.
Всего полминуты назад в него попала пуля 38-го калибра. Люди в дежурной комнате застыли, словно выстрел парализовал их и лишил дара речи. В воздухе, мутном от серо-голубого дыма, тяжело висел запах карбида. Вирджиния Додж, чей силуэт четко вырисовывался на фоне этого дыма, внезапно предстала как вполне реальная и определенная опасность. Когда Коттон Хейз выбежал из-за своего углового стола, она резко отвернулась от барьера и приказала:
— Назад!
— Там раненый! — возразил Хейз, толкая дверцу барьера.
— Вернись, или ты будешь следующим! — крикнула Вирджиния.
— Иди к чертям! — ответил Хейз и побежал к двери туалета, где лежал Мисколо.
Пуля прошла сквозь спину Мисколо аккуратно, как иголка сквозь ткань. Взорвавшись у выходного отверстия, она вырвала под ключицей кусок размером с бейсбольный мяч. Мисколо был без сознания и дышал с трудом.
— Внеси его сюда, — сказала Вирджиния.
— Его нельзя трогать, — ответил Хейз, — ради бога, он…
— Ладно, герой, — выдавила из себя Вирджиния, — сейчас взлетишь на воздух.
Она вернулась к столу, размахивая револьвером.
— Внеси его сюда, Коттон, — сказал Бернс.
— Пит, если мы тронем его, он может…
— Это приказ! Делай, как я говорю!
Хейз, прищурившись, повернулся к лейтенанту.
— Слушаю, сэр. — Он даже не пытался скрыть свою злость. Поднять Мисколо, плотного и тяжелого, особенно теперь, когда он был без сознания, оказалось нелегким делом. Хейз пронес раненого в комнату.
— Положи его на пол так, чтобы его нельзя было увидеть из коридора, — сказала Вирджиния и повернулась к Бернсу:
— Если кто-нибудь войдет, скажите, что револьвер выстрелил случайно. Никто не пострадал.
— Мы должны вызвать к нему врача, — возразил Хейз.
— Мы никого к нему не вызовем, — отрезала Вирджиния.
— Он же…
— Положи его на пол, рыжий. За картотекой. И быстро.
Хейз понес Мисколо за картотеку и осторожно опустил его на пол. Вирджиния молча села за стол, положив сумку перед бутылью с нитроглицерином и держа револьвер так, что его не было видно из-за сумки.
— Не забудьте, лейтенант, — прошептала она, когда Дейв Марчисон, дежурный сержант, отдуваясь, остановился перед барьером. Дейву было за пятьдесят, это был плотный мужчина, который не любил подниматься по ступенькам, поэтому посещал детективов на втором этаже только в случае крайней необходимости.
— Эй, лейтенант, что это была за чертовщина? Похоже на выстрел.
— Да, — не очень уверенно ответил Бернс, — это и был выстрел.
— Что-нибудь…
— Просто разрядился револьвер. Случайно, беспокоиться не о чем. Никто не… никто не пострадал.
— О господи, я напугался до смерти. Вы уверены, что все в порядке?
— Да. Да. Все в порядке.
Марчисон с любопытством посмотрел на лейтенанта, потом обвел глазами дежурную комнату. Он долго рассматривал Вирджинию Додж и Анжелику Гомес, которая сидела, скрестив стройные ноги.
— Полно народу, начальник, а?
— Да, сегодня у нас тесновато, Дейв.
Марчисон продолжал с любопытством глядеть на лейтенанта.
— Ну ладно, — наконец сказал он, пожав плечами, — раз все в порядке, пока, Пит.
Когда сержант отвернулся, Бернс тихо произнес:
— Срочно!
— А?
Бернс слегка улыбнулся и ничего не ответил.
— Ладно, пока, — повторил Марчисон и нерешительно пошел по коридору.
В дежурной комнате стояла тишина. Были слышны тяжелые шаги Марчисона, спускавшегося на первый этаж по металлическим ступеням.
— У нас есть индивидуальные пакеты? — спросил Хейз, склонившись над Мисколо.
— Должен быть один, — ответил Уиллис, — в нашем мусорном столе.
Он быстро подошел к столу, стоявшему в углу комнаты, в ящики которого детективы совали всякую всячину. Стол был завален объявлениями о розыске, циркулярами из полицейского управления и донесениями. В ящиках находились две пустые кобуры, коробки со скрепками, пустой термос, краска для снятия отпечатков пальцев, различные карточки, фишки и прочие вещи, которые трудно внести в какой-нибудь реестр. Уиллис порылся в одном из ящиков, нашел пакет и передал его Хейзу, который тем временем разорвал воротник рубашки Мисколо.
— О господи, — сказал Уиллис, — крови, как из заколотой свиньи.
— Эта сука!.. — ответил Хейз, надеясь, что Вирджиния Додж услышит его. Со всей осторожностью, на которую был способен, он сделал повязку.
— У тебя есть что-нибудь подложить ему под голову?
— Возьми мой пиджак, — сказал Уиллис. Сняв пиджак, он свернул его так, что получилось нечто вроде подушки, и почти нежно подложил под голову Мисколо.
Бернс подошел к ним:
— Ну как?
— Ничего, нужен врач.
— Как его вызвать?
— Поговори с ней.
— Это все без толку.
— Какого черта, ты здесь старший!
— Разве?
— А что, не так?
— Вирджиния Додж вбила клин в мое старшинство и расколола его пополам. Пока она сидит здесь с этой проклятой бутылью, я ничего не могу поделать. Ты хочешь, чтобы все мы погибли? Этого ты хочешь?
— Я хочу, чтобы к раненому позвали врача, — ответил Хейз.
— Никаких врачей! — крикнула Вирджиния с другого конца комнаты. — И не думайте об этом! Никаких врачей!
— Понятно? — спросил Бернс.
— Понятно, — ответил Хейз.
— Не будь героем, Коттон. Здесь речь идет не только о твоей жизни.
— Я не настаиваю. Пит, но какая у нас гарантия, что она не взорвет свою игрушку, как только появится Стив? И какое мы имеем право приносить Стива в жертву нашему эгоистическому желанию остаться в живых любой ценой?
— А, по-твоему, лучше принести в жертву всех, кто сейчас в этой комнате, ради того, чтобы спасти Стива?
— Прекратите разговоры, — приказала Вирджиния, — пройдите на другой конец комнаты, лейтенант! Ты, коротышка, туда! А рыжий — в угол.
Все разошлись. Анжелика Гомес наблюдала за ними с улыбкой, явно забавляясь. Она поднялась — ее узкая юбка натянулась, подчеркивая линию бедер, — и подошла, немного раскачиваясь, к Вирджинии Додж, которая неподвижно сидела за столом со своим револьвером и бутылью… Хейз наблюдал за ними. Он смотрел на них отчасти потому, что страшно разозлился на шефа, и лихорадочно искал какое-нибудь средство убрать Вирджинию Додж. Но он не мог отвести глаз от Анжелики Гомес еще и потому, что пуэрториканкская девица была самым красивым существом женского пола, которое ему довелось видеть с незапамятных времен.
