Эд Макбейн - Хохмач
– Видишь ли, эта компания, как выяснилось, поставляет ботинки для военно-морского флота США, но только одну-единственную модель – простые черные ботинки.
– Так, – сказал Паркер.
– Вы понимаете?
– Понимаю. Это и есть те самые ботинки?
– Совершенно верно. Но как они оказались на этом старике – непонятно.
– А в чем дело?
– Они утверждают, что этому типу шестьдесят лет. А видели вы когда-нибудь военного моряка, которому шестьдесят лет?
Паркер задумался.
– Могу спорить на что угодно, что шестидесятишестилетние адмиралы у нас есть, – сказал он. – А ведь адмирал тоже считается моряком?
– Как-то никогда не думал об этом, – сказал Крониг. – Ну, в какой-то мере это так. Ботинки этой модели делают специально для военно-морского флота, и купить их можно только в специализированных лавках ВМФ. Стоят они там восемь долларов девяносто пять центов пара. Вы полагаете, что адмирал стал бы покупать себе такие дешевые ботинки?
– У меня нет ни одного знакомого адмирала, – сказал Паркер. – И вообще, пускай об этом болит голова у Кареллы, а мне это ни к чему. Спасибо, что позвонили.
– Не за что, – сказал Крониг и повесил трубку.
– Могут адмиралы носить ботинки за восемь девяносто пять пара? – спросил Паркер, не обращаясь ни к кому в частности.
– Я ношу ботинки, которые стоят больше, – сказал Мейер. – А я никакой не адмирал, а самый обычный коп.
– Я где-то читал, что Эдгар Гувер не любил, когда полицейских называют копами, – сказал Клинг.
– Да? А с чего бы это? – Паркер почесал в затылке. – Коп и есть коп, так или не так? А если мы не копы, то кто же?
Капитан Фрик протиснулся сквозь дверцу в перегородке и крикнул:
– Фрэнки Эрнандес сегодня здесь?
– Да, он здесь, капитан, – сказал Мейер. – Просто он сейчас в туалете.
– Так, хорошо, – сказал Фрик. На лице его было выражение мучительного раздумья, будто он силился разрешить какую-то важную проблему и, похоже, зашел в тупик.
Честно говоря, в жизни вообще было очень мало проблем, к решению которых был бы готов капитан Фрик. Формально он стоял во главе всего полицейского участка, хотя на практике редко когда распоряжался кем-нибудь, кроме патрульных полицейских. Во всяком случае, никто не припомнит, чтобы он хоть раз что-нибудь посоветовал лейтенанту Бернсу, который, впрочем, и сам отлично справлялся с работой детективов. Фрик вообще не отличался особой сообразительностью и к полицейской работе относился как к неизбежности. Он всегда старался перепоручать любое сложное дело кому-нибудь другому, но сам при этом был готов пожинать плоды чужих трудов. И еще позволял себе капризничать и даже гневаться, кудахча, как курица, высидевшая цыпленка.
Вот и сейчас, дожидаясь Фрэнка Эрнандеса, Фрик просто кипел от раздражения и злился на все и вся. Он наверняка отправился бы за ним в туалет, не будь он так твердо убежден, что все дела полиции должны вершиться в пристойном официальном помещении. Поэтому он нетерпеливо расхаживал взад и вперед вдоль перегородки, постоянно поглядывая в сторону запертой двери туалета. Когда же Эрнандес наконец появился, Фрик сразу бросился к нему навстречу.
– Фрэнки, у меня тут возникла проблема, – сказал он.
– Да, капитан Фрик, а в чем же дело? – спросил Эрнандес, вытирая руки носовым платком. В данный момент он как раз собирался спуститься вниз к Мисколо и сказать ему, что около умывальника кончились бумажные полотенца.
– Тут, знаешь, есть один мальчишка, который вечно впутывается в какие-то неприятные истории. Мальчик он очень хороший, но постоянно крадет всякую мелочь с уличных прилавков: фрукты там и все такое прочее. Ущерб, конечно, невелик, но за ним это замечено уже раз семь-восемь. Понимаешь, Фрэнки, мальчишка этот пуэрториканец, и ты наверняка его знаешь. Вот поэтому я и подумал, что хорошо бы просто поговорить с ним для начала. Может, он будет поосторожнее впредь, да и нас избавит от лишних хлопот. Ты ведь наверняка знаешь этого парнишку. Это Хуан Бордигос, постарайся поговорить с ним до того, как он влипнет во что-нибудь серьезное. Ладно? Вчера сюда заходила его мать, честная и работящая женщина. Ей совсем ни к чему, чтобы сына ее таскали по судам. Сейчас ему всего двенадцать лет, Фрэнки, и пока еще можно удержать его. Ну так как, ты поговоришь с ним?
– Конечно, обязательно поговорю, – сказал Эрнандес.
– Ты знаешь этого мальчишку?
– Нет, – улыбнулся Эрнандес. – Но обязательно разыщу его.
Так уж сложилось, что все коллеги пребывали в убеждении, будто Эрнандес знает всех испанцев и пуэрториканцев на территории участка. Действительно, он здесь родился, вырос и знал тут очень многих, ничуть не отличаясь в этом от всех остальных местных жителей. И тем не менее, только Фрэнки Эрнандес был связующим звеном между полицейскими и пуэрториканцами района. Поэтому коллеги частенько обращались к нему за советом. Точно так же и местные жители всякий раз просили его о поддержке: и когда им угрожала преступность, и когда стражи порядка сами выходили за пределы своих полномочий. Правда, находилось достаточно и таких, причем с обеих сторон, которые терпеть не могли Фрэнки Эрнандеса. Кое-кто в участке ненавидел его только за то, что он пуэрториканец, несмотря на всю пропаганду идеи братства людей, надевших синюю полицейскую форму. Они почему-то считали, что пуэрториканцы вообще не имеют права работать полицейскими, а уж тем более – дослуживаться до чина детектива. На улице же его зачастую недолюбливали за то, что никому из своих знакомых он ни в чем не делал поблажек, касалось ли дело нарушений уличного движения, хулиганского поведения, драки или же кражи со взломом. Эрнандес никогда не шел на уступки по личным мотивам. Он честно и открыто заявлял об этом, и никакие намеки на давнее соседство или проведенное вместе детство не производили на него ни малейшего впечатления. Черт побери, он работает в полиции, и дело его поддерживать закон и порядок.
И нужно сказать, что всем этим Фрэнки Эрнандес заслужил себе глубокое уважение почти повсеместно. Он родился и вырос в одном из самых неспокойных районов города, неся на себе печать “культурного конфликта” с самого раннего детства. Ему пришлось преодолеть и языковой барьер, ведь в доме его детства говорили только по-испански. Мальчик из городских трущоб, он геройски сражался в морской пехоте во время Второй мировой войны, а потом, поступив работать в полицию, по иронии судьбы стал нести службу на тех самых улицах, которые взрастили его. И вот он дослужился до детектива 3-го разряда. Путь был достаточно долгим и мучительным, и битва эта до сих пор не была окончена. Нет, она продолжалась и по сей день, ведь Фрэнки Эрнандес был борцом за правое дело. Он хотел доказать всему миру, что пуэрториканский парень тоже может быть хорошим и порядочным человеком.
– Значит, ты поговоришь с ним, Фрэнки? – повторил свой вопрос Фрик.
– Конечно, поговорю. Постараюсь встретиться с ним прямо сегодня вечером.
– Вот спасибо, Фрэнки, – лицо Фрика расплылось в улыбке. Он похлопал Фрэнки по плечу и заторопился в свой кабинет, расположенный на первом этаже. Эрнандес тем временем приоткрыл дверь в канцелярию и сказал:
– Мисколо, в туалете кончились бумажные полотенца.
– Ладно, я принесу, – бросил Мисколо, не отрывая взгляда от пишущей машинки. Но потом, как бы припомнив что-то, он развернулся на вертящемся кресле и добавил: – Послушай, Фрэнки, Стив говорил тебе насчет Мэй Риардон?
– Ага.
– Так ты как?
– Согласен.
– Вот и прекрасно, очень хорошо. А полотенца эти я занесу попозже.
Эрнандес вошел в дежурку. Не успел он усесться за свой стол, как тут же зазвонил телефон. Он вздохнул и взял трубку.
* * *За запертой дверью с табличкой “Л-нт ПИТЕР БЕРНС” Карелла следил за поведением своего начальника.
Лейтенанту Бернсу явно не хотелось заводить этот неприятный разговор, что отражалось не только на его лице, но и во всем поведении: он нервничал, то сжимая, то разжимая кулаки.
– Послушай, – сказал Бернс, – неужто ты думаешь, что этого ублюдка я ненавижу меньше, чем ты?
– Да я это прекрасно знаю, Пит, – сказал Карелла. – И я сделаю все, что требуется...
– Ты думаешь, мне доставил удовольствие этот звонок лейтенанта Абернати из главного управления? Как только ты ушел, Стив, тут же раздался звонок, и дежурный объявил мне, что со мной желает разговаривать лейтенант Абернати из этого чертового заведения на Хай-стрит. Этот Абернати берет трубку и спрашивает, работает ли у меня некий Стив Карелла и известно ли мне о том, что он разослал фотографии убитого по всем газетам, за исключением одной-единственной. А еще предупредил, что если полиция хочет наладить плодотворное сотрудничество со средствами массовой информации, то она должна относиться одинаково благожелательно ко всем газетам города. А потом он потребовал, чтобы я объявил тебе замечание и немедленно отправил фотографии в газету Клиффа Сэведжа, сопроводив материал твоими извинениями в письменной форме. И к тому же, он хочет, чтобы перед отправкой я ему все это показал. Вот так вот, Стив.
