Алексей Макеев - Король бьет даму
Они доехали до места, немного поколесили по дворам, выискивая нужный дом, и остановились у кирпичной пятиэтажки, расположенной в ряду таких же собратьев, выстроенных лет сорок назад.
– Света нет, – заметил Гуров, выглядывая из машины.
В доме действительно не было освещено ни одно окно, что, собственно, неудивительно, поскольку стояла глубокая ночь.
– Ладно, попробуем разбудить, – сказал Крячко, выходя из машины.
Звонить в домофон оба считали делом опрометчивым: подобный поступок мог легко спугнуть Маринова, поэтому Гуров, ни слова не говоря, достал из кармана универсальный ключ, подходящий к любому домофону. Дверь моментально открылась, и сыщики вошли в подъезд. Так как Маринов проживал на пятом этаже, оставлять внизу Станислава Гуров не счел необходимым. Вряд ли Никита вздумает прыгнуть с такой высоты или перебираться по балконам.
Когда они поднялись на лестничную площадку, Станислав достал пистолет и прислонился к стене. Гуров подошел к двери и вначале прислушался. В квартире царила полная тишина. Тогда он позвонил, но на звонок никто не ответил. После того как сыщик дважды повторил попытку, стало ясно, что открывать им никто не собирается. За дверью же не появилось ни малейшего шороха.
– Странно. Похоже, что никого нет. Хотя он живет с матерью, – заметил Гуров. – Где она-то может находиться в такое время?
– На даче, к примеру, – тихо ответил Крячко.
Гуров переглянулся с ним, и оба отлично поняли друг друга.
– Ну что, входим? – доставая отмычку, усмехнулся Лев.
– Петр Николаевич вряд ли одобрил бы такие наши действия, – осторожно прокомментировал Станислав. – Но, во-первых, жизненный опыт нам подсказывает, что порой в уместных ситуациях нужно проявлять инициативу. А во-вторых, Петру Николаевичу совсем необязательно знать все наши способы в процессе расследования!
– Полностью согласен, – кивнул Гуров, осторожно вставляя отмычку в замок, и первым прошел в квартиру, за ним скользнул и Крячко.
Держа пистолет наготове, Лев нырнул в комнату, делая Крячко знак проверить кухню. Комната была пуста, и он опустил пистолет. Крячко сразу вернулся и сообщил, что в кухне тоже никого нет. Сыщики были абсолютно одни в этой маленькой однокомнатной квартирке.
– Значит, сейчас быстренько все осмотрим профессиональным глазом, а наутро пришлем сюда группу, которая уже официально проведет досмотр, – уже не таясь, проговорил Станислав.
– Угу, – одними губами согласился Гуров, принимаясь за осмотр.
Уложились они быстро, но совершенно ничего интересного не обнаружили. Обычная квартира, обычная обстановка, никаких особых ценностей, документов, оружия, наркотиков – ничего. Правда, сыщики отметили царивший в комнате беспорядок, некоторые предметы одежды были разбросаны так, словно кто-то поспешно собирался.
В раковине же почти не было грязной посуды, за исключением одной-единственной чашки. Гуров открыл холодильник. Продуктов было немного. В самом низу стояла большая суповая кастрюля. Открыв ее и склонившись, полковник убедился, что борщ уже давно прокис. Остатки копченой колбасы, несколько яиц и пачка масла – таким был нехитрый набор продуктов. Пока что это мало о чем говорило, разве что о том, что женской хозяйской руки во всем этом давно не наблюдалось.
– Сдается, он живет один, – сделал вывод Крячко.
– Да, и дома почти не ест, – подхватил Гуров. – Либо питается где-то еще, либо голодает. Кстати! Думаю, в связи с открывшимися обстоятельствами стоит запросить данные на то, где находится телефон с его сим-картой.
– Только на всякий случай давай-ка выйдем отсюда, – кивком позвал Гурова на выход Клячко.
– Боишься? – улыбнулся Гуров.
– Опасаюсь, Лева! – поправил его Станислав. – Для чего нужен неоправданный риск? То, что хотели, мы выяснили, а дальше здесь находиться считаю бессмысленным. Вдруг какие-нибудь не в меру ушастые и любопытные соседи услышат нашу приглушенную беседу и заинтересуются? Вряд ли, конечно, но все же…
– Ладно, пошли.
Сыщики вышли из квартиры Мариновых, заперев за собой дверь, и спустились к машине. Гуров позвонил в отделение, затребовав данные. Отъезжать от дома они пока не спешили. Через некоторое время дежурный сообщил, что сим-карта Маринова не определяется, высказал предположение, что тот просто избавился от нее, и добавил:
– В воду куда-нибудь скинул, и все. Обычное дело.
– Понятно, – бесстрастно произнес Гуров и посмотрел на Крячко: – Ну что, Станислав, пожалуй, придется ехать домой спать, как бы тебе ни хотелось рвануть в бой!
– Мне? – изумленно поднял брови Станислав. – Я даже не знаю, чего бы мне сейчас хотелось! Тем более что спать ложиться – только себе дороже, поскольку вскоре уже нужно подниматься и ехать на службу!
– Можешь заночевать прямо там, – предложил Гуров. – Я тебя подкину до главка. На диванчике в дежурке!
– Нет уж, – отрезал Крячко. – Давай по домам! Там хоть удобно полежать можно!
Отправив Крячко домой, Гуров позвонил жене Орлова и поинтересовался состоянием Петра. Та сообщила, что его положили в Центральную клиническую больницу. Инфаркт, к счастью, не подтвердился, но Петру Николаевичу прописан полный покой.
– Вы бы, Лев Иванович, пока его не волновали, – виновато попросила она. – А то сами знаете, какой он! Будет переживать за каждое преступление и рваться выписываться! А ведь ему нельзя!
– Не беспокойтесь, я ему лично буду докладывать, что ежедневно раскрывается по убийству! – шутливо заверил ее Гуров, но женщина и этому была рада.
После разговора с ней полковник поехал наконец к себе домой.
Глава третья
Петр Николаевич Орлов лежал на больничной койке и скучал. Сердце его грызла тревога. Но не о собственном здоровье тревожился генерал-лейтенант. Из головы никак не выходила история с гибелью дочери Николая Николаевича Амосова. Прескверная история, прямо скажем. Орлов понимал: главное, что его мучает, – это чувство вины. Чувство было совершенно иррациональным, поскольку Петр Николаевич не имел ни малейшего отношения к семейным делам Амосова и, разумеется, никоим образом не мог предотвратить ужасной трагедии, произошедшей с его дочерью.
Не то чтобы Орлов переживал из-за того, что лишится спонсорской помощи от Амосова – плевать он на нее хотел в конечном итоге! К тому же не сомневался, что и Гуров с Крячко, лучшие опера управления, будут на его стороне. Его тяготила сама ситуация. Несмотря на огромный опыт работы в уголовном розыске, Петр Николаевич всегда остро переживал смерть. Особенно если она обрывала жизнь молодого, полного сил человека. Сам считал это свойство сентиментальностью, смущался его и тщательно старался скрывать от подчиненных, опасаясь, что оно будет расценено ими как слабость. Вот и сейчас он переживал за Дану Амосову, которую не видел никогда в жизни, а теперь уже и не увидит.
Переживал и за Гурова с Крячко, которым придется расхлебывать эту кашу, причем расхлебывать без его помощи. Конечно, оба полковника были вполне самостоятельными людьми, и просто смешно думать, что им нужна нянька, но все же, все же… Ведь получалось, что это как бы Орлов подкинул им проблем. Да и перед Амосовым было очень неудобно. Ситуация сложилась просто идиотская: получалось, что Орлов как бы обязан Амосову. Обязан найти того, кто убил его дочь, хотя подобная обязанность никуда не девалась бы и в том случае, если бы их не связывали никакие спонсорские дела. Даже если бы он никогда до сего дня не слышал об Амосове, Орлов отнесся бы к расследованию смерти его дочери с той же мерой ответственности. И все равно на душе было прескверно.
Петр Николаевич завозился на постели и протяжно вздохнул. Хотел дотянуться до тумбочки, в которой лежал сотовый, но не смог: в правой руке торчала игла от капельницы, и прозрачная целительная жидкость каплями падала в нее, стекая по гибкой трубочке из большой бутыли, прикрепленной сверху. Врачи, кстати, предупредили, что разговаривать по телефону ему не рекомендуется, а волноваться вообще нельзя категорически, и жена собралась забрать у него телефон, но тут уж Орлов грудью стал против, хотя сил возражать у него почти не было. Жене пришлось уступить, и теперь мобильник покоился в тумбочке, а воспользоваться им Орлов все равно не мог.
Боль, которая стихла очень быстро после введения лекарства, теперь, когда он сделал попытку повернуться на бок, снова напомнила о себе, но уже глуше. Она словно затаилась. При полном покое практически не ощущалась, но стоило начать двигаться, как становилось ясно, что никуда она не ушла, что просто тихо сидит в засаде, как, бывало, он вместе со своими сыщиками, проводящими сейчас расследование.
«Что там у них, как? – беспокойно думал Орлов. – Хоть бы Гуров додумался позвонить!» И тут же горестно качал головой, понимая, что Гурову даны строгие указания не тревожить Петра Николаевича и, разумеется, тот не станет названивать посреди ночи.
