Хьелль Даль - Человек в витрине
— Садитесь, пожалуйста!
Гунарстранна остался стоять.
Фрёлику пришлось нагнуться, чтобы, входя, не удариться головой о дверной косяк. Когда он присоединился к остальным, в комнатке стало заметно теснее. Хотя куртка у Фрёлика была пятьдесят четвертого размера, не меньше, она сидела на нем в обтяжку. Создавалось впечатление, будто детский свитер натянули на винную бочку. Лицо, заросшее кустистой, взъерошенной бородой, как всегда, хранило невозмутимое выражение. Фрёлик расстегнул куртку, под ней оказался полосатый свитер. Он тяжело опустился на диван и вытянул ноги. Его ступни коснулись противоположной стены.
Гунарстранна многозначительно покосился на Фрёлика и перевел взгляд на Карстена Есперсена.
— Выкладывайте! — едва слышно прошептал Есперсен.
Инспектор повернулся, нарочито медленно перешагнул через вытянутые ноги Фрёлика, вышел в столовую и оттуда громко спросил:
— Ваши родственники давно здесь живут?
— Сколько я себя помню! — ответил Есперсен, вскакивая с места и подходя к двери. — Наверное, годов с пятидесятых. — Он бросил на детектива испуганный взгляд: — А вы не хотите войти?
— Нет, — буркнул Гунарстранна и подошел к картине с фьордом и молочницей. Осмотрел широкую позолоченную раму, украшенную резьбой. Затем не спеша подошел к столу, выдвинул себе стул и сел. — Пожалуй, я лучше посижу здесь, а вы оставайтесь там. Так мы сможем перекрикиваться.
Есперсен с унылым видом топтался на пороге столовой. Он все чаще дергал подбородком — видимо, нервничал.
— Чем вы занимаетесь? — осведомился инспектор.
— Управляю магазином… тем, что внизу.
— А ваш отец?
— Он распоряжается… распоряжался хозяйственными вопросами.
— Что это значит?
— Вел бухгалтерию, занимался счетами, работал на складе — у нас есть склад…
— Продолжайте, — кивнул Гунарстранна, видя, что его собеседник о чем-то задумался.
— Да, магазин у нас здесь, а склад и контора — в Энсьё.
— Нам придется осмотреть и склад.
— Пожалуйста. Он находится на улице Бертрана Нарвесена.
Гунарстранна медленно кивнул.
— Для того чтобы попасть туда, понадобится ключ, — негромко заметил он, словно разговаривал сам с собой.
Есперсен вздрогнул:
— Сейчас?
— Вы против того, чтобы я проводил обыск на вашем складе?
— Нет, разумеется. — Есперсен наконец отпустил дверную раму, пожал плечами, вышел в столовую и тоже присел к столу напротив инспектора и спиной к картине. Снова порывшись в кармане, он извлек связку ключей и, перебрав их, снял с кольца короткий ключ от американского замка. — Вот, вам надо только отпереть…
Гунарстранна взял ключ и сунул его в карман.
— Значит, вы торгуете предметами старины, так сказать, подержанными вещами?
Вместо ответа, Есперсен глубоко вздохнул, прижал пальцы к вискам и низко опустил голову, уткнувшись взглядом в столешницу.
— Какой ужас! — пробормотал он наконец. — У меня голова как будто ватой набита… Ведь надо хорошенько осмотреться там, внизу, выяснить, не пропало ли что…
— Только когда мы завершим там наши дела.
Есперсен бросил на Гунарстранну удивленный взгляд. Голова его в очередной раз дернулась. Он снова опустил голову и, заметив на полировке пятнышко, принялся тереть его указательным пальцем.
— Одно я знаю наверняка: отец умер, — пробормотал он.
— Его убили, — уточнил Гунарстранна и, откашлявшись, продолжал: — Мы обязаны расследовать все обстоятельства дела… Естественно, мы будем держать в курсе дела вас и ваших родных. — Он выпрямил спину и закинул ногу на ногу.
Франк Фрёлик тоже выбрался из тесного пространства бывшей детской. Он снял громадную куртку, повесил ее на спинку стула, сел сам и достал свой блокнот.
Гунарстранна склонил голову и сказал:
— Вполне понимаю ваше состояние. Ваше горе усугубляется тем, что приходится еще отвечать на вопросы следователя… Надеюсь, вы отнесетесь к нам и нашим вопросам с пониманием.
Карстен рассеянно кивнул.
Гунарстранна откашлялся.
— В какой области вы специализируетесь?
— Что вы имеете в виду?
— Что за вещи вы продаете?
— В основном хорошие, дорогие. Так сказать, эксклюзивные.
— То есть?
— Понимаете, мы торгуем не вещами работы какого-то мастера или одного стиля. Все зависит от самой вещи. Она должна быть красивой и находиться в хорошем состоянии. Одинаковым спросом у любителей пользуются и пишущая машинка «Ремингтон» двадцатых годов, и, например, отлично сохранившийся чайный столик Викторианской эпохи. Мы рассматриваем каждую вещь в отдельности…
Гунарстранна кивнул.
— А книгами не занимаетесь?
— Нет.
— На одном стеллаже, мимо которого мы проходили, я видел собрание сочинений Теккерея…
Есперсен позволил себе досадливо махнуть рукой:
— Видели, значит? Вы очень наблюдательны. Да, в самом деле, — кивнул он. — Но книги в этом доме принадлежат Ингрид. Она любит читать. Ну а мы с книгами дела не имеем. Они сейчас не приносят прибыли… да, мы так считаем. В конце концов, у нас ведь не букинистический магазин.
— Как вещи попадают к вам?
— Мы покупаем разрозненные товары оптом, участвуем в аукционах… ввозим из-за границы… довольно часто принимаем вещи на комиссию. Наш товар относится к высокодоходному сегменту рынка.
— То есть?
— Что? — не понял Есперсен.
— Что значит «высокодоходный сегмент рынка»?
— Да в сущности, так можно назвать что угодно, лишь бы вещь была в хорошем состоянии. У нас попадаются как предметы английской и немецкой работы, так и отечественные, из деревень… например, из долины Гудбрансдален.
— А на экспорт торгуете?
— Нет.
— Сколько лет было вашему отцу?
— Семьдесят девять. В марте исполнилось бы восемьдесят…
— Он жаловался на здоровье?
— Да нет, был как пятидесятилетний, работал каждый день.
— Крепыш.
Карстен Есперсен поджал тонкие губы:
— Да, можно и так сказать.
— Он не собирался уйти на покой?
— Нет.
Карстен ответил решительно и быстро. Пожалуй, даже слишком быстро. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
— У вас семейное предприятие?
— Да, пожалуй.
— Смерть вашего отца повлияет на состояние дел?
— Конечно.
— Кто закупает товары для магазина? Вы? Ваш отец?
— Я.
— В одиночку?
Карстен Есперсен склонил голову и ответил:
— Само собой разумеется, отец тоже кое-что покупал, но всегда советовался со мной. Видите ли, я умею производить на клиентов хорошее впечатление. Мы, так сказать, разделяли обязанности.
— Что за человек был ваш отец?
Есперсен поднял голову и бросил на инспектора озадаченный взгляд.
Гунарстранна уточнил, активно помогая себе руками:
— Он был добрым? Строгим? Любителем наживать врагов?
— Конечно нет.
— Но враги у него были?
— Вот так сразу и не вспомнишь…
— Может быть, он с кем-то ссорился?
— Конечно, даже со мной он ссорился.
— Почему?
— Уж такой у него был характер… тяжелый. Он любил, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
— И в личной жизни тоже?
— И в личной жизни, и в делах.
— Что же будет дальше? Вы примете на себя бразды правления?
— Да, наверное… Магазин оформлен как общество с ограниченной ответственностью, поэтому документ о передаче имущества покойного не имеет такого уж большого значения. — Есперсен кашлянул. — Но по-настоящему вести здесь дела могу только я… Только я могу управлять, — пробормотал он, вскидывая голову и устремляя взгляд куда-то в пространство.
— Как вы относились к нежеланию отца уходить на покой?
— По-вашему, он мне не совсем доверял? — Карстен криво улыбнулся.
Гунарстранна не ответил.
— Скажем так, — продолжал Карстен. — Отчасти вы правы. Он не хотел уходить на пенсию и из-за меня тоже. Конечно, я люблю свою работу, но… у меня есть и другое занятие… — Он смущенно закашлялся. — Я, видите ли, пишу… сотрудничаю внештатно в разных местах… на что требуется время.
— Внештатно?
— Я пишу в разные издания. Статьи, обзоры… время от времени публикую рассказы. Творчество требует много времени и сил.
— Вы публикуетесь под своей фамилией?
— Да.
— Значит, крепкое здоровье отца и его нежелание уходить на покой вас должно было только радовать?
Есперсен вздохнул:
— Что я могу сказать? Конечно, отец много делал, но, наверное, ему следовало заняться чем-то другим… — Он замялся. — Людям в преклонном возрасте положено… отдыхать, всячески наслаждаться жизнью. Но он… был не такой. Наверное, он был счастлив, то есть… наслаждался своим, как вы выразились, крепким здоровьем.
