Андрей Кивинов - Умирать подано
Витька тоже пользовался знакомством, так, по мелочам – повесточку выписать на работу любимой девушке, чтобы не уволили, совет юридический получить бесплатно.
Как обычно и бывает в подобных случаях, «консультации» плавно перешли в стукачество, правда в стукачество не явное, а, если можно так сказать, пассивное. Монахов сам никогда не прибегал к Игорю и не сдавал всех налево и направо удовольствия или выгоды ради. Когда у Плахова возникал информационный голод на автомобильную тему, он дергал Витьку и тонко, уклончиво намекал: «У нас, Витенька, вчера „шестерочку“ голубую увели, не знаешь ли ты случайно, кто?» Иногда Витенька случайно знал. Иногда нет. Все знать не может никто.
Сам Монах после влета не приворовывал, пристроился на рынок, а товар ему поставляли малолетки. Та же лейбла для «иномарки» уходила за пятьдесят рэ, торговля приносила определенный доход, и весь риск теперь сводился к умению быстро свернуть столик при появлении на рынке налоговой полиции или ОМОНа. Впрочем, о предстоящих рейдах на рынке знали как минимум за два дня.
Витьке шел двадцать третий, армию благодаря родительским связям он профилонил.
– На прожиточный минимум хватает? – Плахов кивнул на столик с товаром.
– Мало, конечно, а где сейчас другое найдешь?
– Сколько в месяц выходит?
– Когда как, но баксов двести делаю.
– Как и я, даже больше… Ну ладно, я чего от тебя хотел. Ты человек, знающий рынок, может, подбросишь идейку. Слыхал про трюки в парадняках?
– Еще бы. Мужики каждый день про это трендят. Кто-то свой фигачит.
К столику подошел молодой парень, покрутил брелок, спросил цену. Двадцать.
Игорь подождал, пока покупатель рассчитается с Монаховым, затем поднялся с ящика.
– Давай-ка отойдем. Минут на пятнадцать. Неудобно тут, суета. Попроси мужиков барахло покараулить. Ларек за выходом знаешь? Я там жду.
Витька сменил табличку с угрожающей надписью «В долг и милостыню не даю!» на более мирную «Ушел на базу» и направился следом за Плаховым, озираясь по сторонам, словно опытный шпион.
– Ну и о чем еще мужички трендят? – продолжил тему Игорь в уединенной, секретной обстановке.
– А чего? – Витька сунул в рот сигарету, прикурил. – Все грамотно. «Бабки» на кармане, встреть в подъезде да отбери. Продавцов вон сколько, на кого думать?
– На последнего. На того, кто останется.
– Ну, можно и так, – усмехнулся Монахов.
– Ждать долго, а у меня пенсия скоро. Поэтому соображай, чего я от тебя хочу. С мужичками вашими я, как ты, наверное, знаешь, встречался, не со всеми, конечно. Пытался, как мог, серьезность ситуации объяснить. Еще буду встречаться и еще буду объяснять. Но мужики на откровенность мою плевали и никаких подозрений не имели.
– Понятно, не на того ментовку наведешь, потом вместо машин инвалидные коляски рекламировать будешь.
– Правильно соображаешь. Может, действительно никого не подозревают, но вряд ли. Подозревают и подозрениями делятся. Тьфу, блин, башку ломит.
– Отдыхали, Игорь Романович? Плахов прислонился к ларьку.
– Нет, рейдовали. Ты понял, к чему я?
– Рейдовать вредно. Были, конечно, базары. Есть наметочки, только, Игорь Романович…
– Я тебя умоляю.
– Нас вместе видели. Надо было где-нибудь в другом месте стрелку забить.
– Не дрейфь. Я каждый день тут отсвечиваю и постоянно с кем-то беседую. Не подставлю я тебя, не переживай. Хоть раз подставил когда? Ты от меня ничего плохого не видел. Так что толкуй, какие мыслишки у народа?
Витька наморщил лоб, не решаясь начать.
– Раз заикнулся, выкладывай. Я ж теперь не слезу. Тут мокрухи, а посему подход жесткий. Захочу – завтра ни тебя, ни твоих пацанов-уродов на рынке не будет. А если придется, весь рынок к чертям собачьим разгоним.
– Вообще-то есть мыслишка… Вы будочку слева от входа видели? Там «тачки» оформляют. Ну, куплю-продажу. Там же покупатель хозяину «бабки» передает, а посредник свою долю получает.
Витька прервался, раздумывая, не слишком ли он смел в своих предположениях.
– Дальше, дальше, комрад.
– Чувак-то, который справки-счета выписывает, он же все видит. Хозяева «тачек» одни никогда не приходят за «бабками», только с сопровождением, их не очень-то опустишь, а посредника – запросто. Мужики, короче, на этого оформителя грешат. Либо сам, либо сливает кому.
– Что за злодей?
– Прелов, Димой, кажется, звать. Но все его так – Прелый да Прелый.
– Ну и почему на него мужички думают?
– Во все дни, когда стреляли, он работал. И вообще, не любит его народ.
– Ты прям как на выборах. Народ не любит… За что не любит-то?
– Он год назад на рынке появился, сначала тоже посредником работал, потом борзеть начал, клиентов переманивать, цены сбивать, а тут это не принято, не по правилам. Мужички ему раз объяснили, другой. Он их послал. Это тоже не по правилам – посылать. Ну и получил промеж рогов за борзоту. На время исчез с рынка, а потом в конторке появился. По слухам, Матвеев-Пионер, авторитет, который рынок держит, сам туда его пристроил. Смотрящим. А Прелый – говно по натуре, злопамятный. Он еще тогда мужикам грозился.
– Судимый, не знаешь?
– Не спрашивал. Наколки вроде есть.
– С Прелым понятно, проверим. А еще?
– Я больше не знаю ничего, честно. Вам лучше с Мотылем перетолковать. Длинный такой, в белой футболке. Он вроде бригадира, профсоюзного босса, все непонятки решает.
– Он и Пионеру отстегивает?
– Наверное.
– А кто твой налоговый инспектор?
– Вам-то не все ли равно?
– Было б все равно, не спрашивал бы. Мне хотя бы так, факультативно. Кто владеет информацией, тот владеет рынком.
Витька кисло усмехнулся:
– Вашим же и плачу.
– Каким нашим?
– Ментам. На рынке которые.
– Постовым, что ль?
– Видимо. Сержантам. Плахов зевнул.
– Этим можно. Пайковые срезали, санитарно-курортные убрали, кроме почетных грамот, никакого материального интереса. А жрать надо. Да семьи кормить. Согласись, не грамоты ведь женам таскать? А так они мужики хорошие. Ты плати аккуратно, не уклоняйся.
– Уклонишься тут.
– Значит, больше ничего не знаешь… Плохо, Виктор, моя на твою надейся, а твоя мою больно огорчать.
– Я ж говорю, у продавцов своя тусовка.
– Как часто «тачки» уходят?
– Ну, это угадать невозможно. Иногда за неделю ни одной, а бывает, в день по три.
– Ты понял, к чему я это спросил?
– Примерно. Просигналить?
– Именно. По возможности сразу, как только засечешь, кто взял «бабки». Телефон видишь? Из него и просигналишь.
– Тот телефон только жетоны жрет, специально для этого и поставили.
– В общем, найдешь, откуда брякнуть. Поможешь – озолочу. Постовым, по крайней мере, платить не будешь. Да, и по возможности обойдись без рекламы. Молодых людей, жующих «Риглиз», можно встретить где угодно. Лады?
– Мне только рекламы не хватало. И так полрынка косилось, как я за вами уходил.
– Лучше идти за мной, чем со мной. Так и передай, если спрашивать будут. Все, ступай к народу, поход на базу закончен. Жду звонка. Очень жду.
Казино «Голден Бокс», что в переводе с иноземного означает «Золотой коробок», неделю назад радушно распахнуло свои скрипучие двери новоблудскому гегемону. От многочисленных заведений подобного рода, имевшихся почти на всех центральных улицах города и ориентированных на денежных клиентов, «Голден Бокс» отличался тем, что был рассчитан на публику категории «Б», то есть униженных и оскорбленных. Вместо пришедших с Дикого Запада бильярда, рулетки и покера здесь культивировались родные развлечения – «коробок», «колпачки» и «очко». Никаких жетонов не было в помине, на кон ставились живые «бабки» либо вещи. Если у посетителя лишних «бабок» или вещей вдруг не оказывалось, он не чувствовал себя обделенным – ему предлагалось сыграть на щелбаны, которые пробивал специально натренированный «щелкунчик», тихо сидящий в дальнем углу рядом о носилками. При входе в казино гегемона встречала служба безопасности в ватниках, перепоясанных солдатскими ремнями, – пара конопатых рыжих амбалов с не обезображенными интеллектом добродушными мордами. Обстановка радовала глаз нарочитым отсутствием роскоши. Изрезанные ножами игровые столы, закопченный низкий потолок, крашеные стены с ржавыми разводами от тянущихся вдоль них труб. Крупье – не слащавые мальчики с бабочками, а разухабистые небритые мужики в потертых пиджаках на голое волосатое тело, сжимающие зубами потухший «Беломорканал» и могущие при случае без лишних церемоний закатать в рожу.
Вместо бара со всякими там виски-мартини – буфетная стойка с греющим душу простоо человека репертуаром: самопальная водяра с мухами, разбавленное пиво, крепленая бормотуха. На закусь – селедочка, соленые огурчики и столовские котлетки. Обязательная ностальгическая табличка: «Помоги, товарищ, нам – убери посуду сам». На эстраде изводил душу баянист, наигрывая шлягеры типа «Степь да степь кругом».
