Николай Сизов - Невыдуманные рассказы
— Найн, найн.
И все же решено было твердо: найти покупателя из приезжих гостей. Легкость, с какой тот иностранец согласился уплатить солидную сумму за показанные вещи, не давала покоя, питала надеждой на успех дела.
И вот приятелям удалось-таки зацепить двух заморских любителей русской старины. В «Нарве» договорились о встрече у Савеловского вокзала. По дороге, во время поездки, показали реликвии и сторговались. Не сумели договориться только о шпаге. Матюшин и Горбанюк хотели за нее отдельную и немалую цену, а покупатели на это не шли. Но и та и другая договаривающиеся стороны чувствовали, что, пока доедут до Москвы, сторгуются.
Однако операция эта проводилась, когда оба «владельца» музейных экспонатов были уже в поле зрения Иванцова и Рябикова. И белый «мерседес» в тот день возвратился с Дмитровского шоссе в сопровождении двух оперативных машин уголовного розыска.
Через месяц в МУР позвонили из музея.
— Приезжайте на открытие экспозиции. Реставраторам пришлось потрудиться, но все сделано, кажется, хорошо.
Дедковский вызвал Иванцова и Рябикова:
— Съездите. Раз приглашают, неудобно отказываться.
Иванцов и Рябиков, в свою очередь, атаковали Дедковского.
— Поедемте, товарищ майор, вместе. Займет это полчаса-час, а взглянуть интересно.
Дедковский махнул рукой:
— Ладно. Поедем.
Директор музея сам вызвался проводить гостей по залам. Он подробно, с нежной влюбленностью показывал каждый экспонат, каждую витрину.
— Вот это берестяные древнерусские грамоты XII-XV веков, обнаруженные при раскопках в Новгороде. Это свинцовая печать Александра Невского; это первая печатная русская книга «Апостол», вышедшая в типографии Ивана Федорова, а это глобус, по которому получал первые уроки географии Петр I.
Дедковский, улыбнувшись, заметил:
— Да вы не беспокойтесь, ребята теперь ваш музей знают прекрасно, я тоже бывал здесь... Покажите-ка лучше, как выглядит восстановленная экспозиция.
— Да, да. Обязательно. Вот эти залы.
В стеклянных витринах мерцали бриллиантовые грани шпаги фельдмаршала, выстроились предметы столового набора — свидетели былых походов великого полководца; мирно покоились в своих мягких гнездах пистолеты генерала Платова...
В зал вошла большая группа экскурсантов. Молодая девушка-экскурсовод начала рассказ:
— Мы находимся в зале героев Отечественной войны 1812 года. Перед нами вещи, принадлежавшие Михаилу Илларионовичу Кутузову и генералу Платову. Замечу, что экспозиция этих залов открывается только сегодня после восстановления и реставрации. Все эти вещи были похищены из музея и лишь недавно вернулись к нам благодаря самоотверженной работе товарищей, которые занимались их розыском...
Иванцов тронул Дедковского за рукав:
— Пошли, товарищ майор, дальше.
Дедковский посмотрел на смущенные и взволнованные лица Иванцова и Рябикова, обнял обоих за плечи:
— Ну что ж, ребята, взыскания вам не будет, а благодарность, как видите, уже объявлена. Так что поздравляю!
Однако в машине, когда подъезжали к Петровке, Дедковский несколько омрачил общее радостное настроение.
— Дело «антикваров» вы закончили, преступников нашли. И благодарность, конечно, заслуженная. Но несколько ошибок по делу вы, вернее, мы с вами допустили. И серьезных ошибок...
— Какие же это ошибки, товарищ майор? — запальчиво спросил Рябиков.
Дедковский улыбнулся:
— Спорить ведь будете? Верно? Верно, — ответил он сам себе. — А спорить сейчас некогда. Вот соберемся в конце месяца на оперативно-методическое совещание, тогда и поспорим. А за это время подумайте. Очень советую. Были ошибки, были. Победителей, как известно, не судят, но от критики и они не застрахованы. — И, посмотрев на часы, приказал: — Капитан Иванцов и лейтенант Рябиков, вам предстоит командировка в Алма-Ату. Есть данные, что туда отбыл один интересующий нас объект. Через час, в четырнадцать ноль-ноль, прошу быть у меня. И подготовьтесь к отлету — самолет в шестнадцать часов.
БУРАН С ПЕТРОВКИ
По сложившейся традиции по субботам, если в городе было спокойно, в комнате оперативных совещаний МУРа вечером собирался свободный от дежурства инспекторский состав. Приходили сюда и старые, опытные криминалисты, проработавшие на Петровке не один десяток лет, и молодые, лишь недавно пришедшие в угрозыск то ли со студенческой скамьи, то ли от станков московских заводов и фабрик. Ветераны вспоминали свою молодость, нелегкую работу в МУРе, молодые находили здесь хорошую школу опыта. Они с интересом слушали рассказы Сергея Дерковского, Анатолия Волкова, Фридриха Светлова, Василия Пушкина, Владимира Арапова и многих других. Бывало, сюда заглядывали и те, кто работал в МУРе еще в первые годы Советской власти, — Георгий Федорович Тыльнер и Алексей Иванович Ефимов. Их встречали с особым почтением, старались не пропустить ни слова из их воспоминаний. В их рассказах речь шла о ликвидации воровских бандитских притонов, шаек и банд, оставшихся еще от старой, дореволюционной Москвы.
В один из таких субботних вечеров зашла речь о собаках. Поводом послужил разноголосый собачий хор, послышавшийся из вольеров, расположенных во дворе Управления внутренних дел.
Низенький, коренастый капитан Плужин, начальник отделения розыскных собак МУРа, был известен всем как самый заядлый «собачник», яростный защитник своих питомцев. И сейчас, когда была затронута постоянно волнующая его тема, он не смог удержаться.
— Есть у нас скептики, которые считают, что собака — это архаизм в розыскном деле, так сказать, средство отжившее. Но они, безусловно, не правы. Наши собачки необычные, особенные. Половина отмечена медалями на Всесоюзной выставке служебного собаководства. А Рекс и Вьюга четырежды получали золото.
— Псы у тебя хорошие, спору нет, — вступил в разговор майор Стеклов. — И медалей нахватали они вдоволь. Но речь ведь идет не об этом. При современных условиях на собачий нюх надежда действительно плохая. Ну, сам посуди. Обчистил вор квартиру, сел в такси и уехал. И все. След грабителя кончился у тротуара или на стоянке такси. Кончились и возможности твоих Рексов и Вьюг.
Стеклова поддержал еще кто-то:
— Или химикатами какими-нибудь бандюга свои следы обработает. А их, химикатов разных, теперь наделано столько, что специалисты и то не все в них разбираются, не только собаки. Нет, время твоих четвероногих кончилось.
Плужин разволновался, вскочил с дивана и, отчаянно жестикулируя своими короткими мускулистыми руками, торопясь и волнуясь, произнес целую речь.
— Вот видите, я же говорю, что у нас немало товарищей, которые скептически относятся к этому тысячи раз проверенному способу сыска. И не всегда используют его. А я утверждаю, что собачки в этом деле не устарели, не изжили себя и не изживут, пока мы полностью не искореним преступность. За примерами я далеко ходить не буду. Напомню лишь то, что было совсем недавно. Вы помните, сколько хлопот нам доставило дело с кражей уникальной аппаратуры в Сельхозинституте? А кто разыскал и преступника и аппаратуру? Рекс. Наш Рекс. Несмотря на то что к приезду оперативной группы в лаборатории побывали десятки студентов, преподавателей, работников института и все следы были, естественно, затоптаны, Рекс довольно быстро разобрался в обстановке. Полтора километра он шел по следу и привел-таки к спрятанной в лесу аппаратуре. А потом в общежитии института из семидесяти человек безошибочно нашел того, кто эту аппаратуру похитил. Взял его легкой хваткой — и баста. Не дал шелохнуться парню. Интересно, сколько бы мы возились с этим делом, если бы не Рекс? А вы говорите — устарелый способ, изжившие себя формы сыска. Не согласен я, категорически не согласен.
Так как капитану пока никто не возражал, он продолжал:
— Вообще, собаки, я вам скажу, — это умнейшие существа. Просто даже удивительно, до чего умные. Недавно сержант нашего отделения Лапшин грубо обошелся с Лохматым. Это молодой пес, только еще обучается сыску. Ну и что-то окрысился он на Лапшина. Тот ударил его арапником. Да, видимо, больно. Лохматый заскулил, забился в угол. Отказался от еды. И что вы думаете? Прибегает Лапшин ко мне через час или два, докладывает:
«Собаки не хотят есть».
«Почему, — говорю, — не хотят? Может, меню плохое?»
«Да нет, — говорит, — суп вполне подходящий, мясо свежее».
Пошел к вольерам. Действительно, ни одна собака не притронулась к еде. Сидят, положив морды на передние лапы, и все смотрят на Лохматого. И то один пес, то другой встанет, полает, поурчит легонько в его сторону и опять ложится, опять морду положит на лапы. Когда Лапшин рассказал о своей стычке с Лохматым, я понял, в чем дело. Население вольеров выражало сочувствие своему собрату и, видимо, на своем собачьем языке обсуждало, как быть. Полагаю, что разговор шел в таком плане:
