Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция
Люси подходит по мне вплотную, на застывшем лице не прочесть ни мысли. Она не демонстрирует чувств. Нас ведут под дулом пистолета мимо ржавых домов-автоприцепов, которые, как мне кажется, пустуют не без причины.
— Лаборатории, что ли? — обращаюсь к Джею. — Изготавливаете наркотики, да? Или просто храните винтовки, которые потом окажутся на улице и будут стрелять в невинных?
— Заткнись, Кей, — мягко говорит он. — Займись ею, Бев. — Он указывает на Люси. — Подбери подходящий номер и устрой со всеми удобствами.
Губы Киффин тронула улыбка. Прикладом она подталкивает Люси в филейную часть. Мы уже подошли к мотелю, и я всматриваюсь в припаркованные на стоянке машины: ни следа человеческого существования. В голове вспышкой мелькнуло лицо Бентона. Сердце бешено стучит, в мозгу проносится осознание страшной правды: Бонни и Клайд. Так мы называли Кэрри Гризен с Ньютоном Джойсом. Парочка убийц. И все это время мы были совершенно уверены, что они повинны в смерти Бентона. При этом точно не зная, с кем именно у него была назначена в тот день встреча. Почему он поехал один и никого из нас не предупредил? Воробьем он был стреляным, так с чего вдруг ему совершать подобный промах? Судебный психолог-эксперт никогда бы не согласился на встречу с Кэрри Гризен или Ньютоном Джойсом. Или даже с незнакомцем, если бы тот располагал информацией. Потому что Бентон никогда бы не доверился постороннему, якобы имеющему ценные сведения, находясь в городе, где пытался выследить хитрую дичь, серийную убийцу Кэрри.
Я остановилась на парковке: Киффин уже открывает дверь и пропускает вперед Люси, та входит в один из номеров. Четырнадцатый. Дверь захлопывается, племяшка даже не оглядывается.
— Это ведь ты убил Бентона, Джей. — Я уже не спрашиваю: я знаю.
Он опускает руку мне на спину, нацелив пистолет, останавливается позади и просит самой открыть дверь. Мы входим в номер пятнадцать, тот самый, который показывала Киффин, когда я поинтересовалась матрасами и бельем, бывшими в ходу в этом гадючнике.
— Вы с Брэй, — говорю ему. — Поэтому она и посылала письма из Нью-Йорка, чтобы казалось, будто они от Кэрри. Словно бы та отсылала почту из Керби.
Предатель закрывает дверь и, устало махнув пистолетом, будто мое общество его утомило, бросает:
— Садись.
Поднимаю взгляд на потолок, вижу рым-болты. Интересно, где он держит свою сушилку и постигнет ли меня участь остальных обожженных. Я стою, застыв около комода с гидеоновской Библией. Она пока не открыта ни на какой странице: ни о тщеславии, ни о чем-либо другом.
— Просто хотела удостовериться, что переспала с убийцей своего любовника. — Смотрю прямо на злодея. — Ты и со мной расправишься? Ну давай. Знаешь, только я уже давно мертвец, с тех самых пор, как ты подписал приговор Бентону. Так что можешь убить меня дважды, Джей. — Удивительно, но мне совсем не страшно. Я смирилась. Только за Люси душа болит, и я все вслушиваюсь: когда эти стены потрясет гром выстрела.
— А нельзя ее в наши дела не втягивать? — спрашиваю я, не уточняя; Талли прекрасно понимает, кого я имею в виду.
— Я твоего мужика не убивал, — говорит он. Лицо у него омертвело: передо мной человек, который может запросто подойти к президенту и застрелить его в упор. Бледная, без всякого выражения, маска зомби. — Это Кэрри со своей любимой образиной. Мое дело было звякнуть.
— Звякнуть?
— Да, я позвонил и договорился о встрече. Тут ничего сложного. Я же агент, — со смаком растягивает последние слова. — С меня взятки гладки, дальше все было в руках Кэрри с ее дружком, Резаной Мордой.
— Значит, ты просто подставил Бентона, — говорю я. — Скорее всего и Гризен сбежать тоже ты помог.
— Ей особой помощи не требовалось. Так, самую малость, — отвечает он без малейшей интонации в голосе. — С психами часто такое происходит. Вот и ее не миновала нелегкая: дорвалась до товара и загадила свои и без того гнилые мозги. Начала крутить собственные делишки на стороне. Много лет назад. Если бы ваши не решили эту проблему, мы бы сами с ней разобрались. Давно пора было пустить в расход эту крысу.
— Ты, надо думать, тоже в семейном бизнесе? — пронзаю его взглядом. Талли облокотился на дверь, поигрывает пистолетом — что меня бояться? Я же стою напротив, как натянутая до предела струна — еще чуть-чуть, и лопнет. Жду, прислушиваюсь к малейшему шороху в соседней комнате.
— А тех, что Шандонне разделал? Ты со многими сначала переспал? — Тряхнула головой. — Нет, просто интересно, ты сам его угощал или он тебя выслеживал и расправлялся с остатками пиршества?
Талли впился в меня взглядом: видать, задело за живое.
— И знаешь, ты ведь слишком молод для Джея Талли, кем бы он ни был, — говорю дальше. — Джей Талли без второго имени. И в Гарвард ты не ходил, и вряд ли жил в Лос-Анджелесе, во всяком случае, не в детстве, как ты мне сказал. Он ведь брат тебе, да, Джей? Эта ужасная генетическая аномалия, урод, который называет себя Оборотнем? Твой родной брат. У вас ДНК так сходны, что при рядовой проверке вас можно принять за однояйцевых близнецов. Ты знал, что ваши гены при обычном сканировании идентичны? На уровне четырех проб вы совершенно одинаковы, одно и то же лицо.
Как он разозлился! Наш красавец прекрасно знает себе цену; ой как не по вкусу пришлась ему мысль, что его ДНК даже отдаленным образом сходна с генной спиралью столь уродливого и безобразного существа, как Жан-Батист Шандонне.
— А труп в грузовом контейнере? Тот, который мы не без твоей помощи приняли за брата Жан-Батиста, Томаса? У них тоже много сходных пунктов, да не так, как у вас. Ты ведь сперму оставил в теле Сьюзан Плесс перед тем, как над ней жестоко надругались. Томас — ваш родственник? Не брат, а кто? Кузен? Ты его тоже собственноручно уделал? Сам топил его в Антверпене или Жан-Батист подсобил? И в Интерпол ты меня выманил не потому, что тебе помощь по делу понадобилась. Просто хотел выяснить, много ли я знаю. Убедиться, что мне неизвестно, до чего докопался Бентон. А веревочка-то вилась: ты — Шандонне. Ведь ты заправлял отцовскими делами, да? Видно, затем и стал работать на правоохранительные органы: как же, персональный шпион, секретный говнюк... Господи, да сколько же ты спецопераций под откос пустил? Все знал: что, где, когда — все планы. И играл за спинами.
Качаю головой.
— Отпусти Люси, — говорю я ему. — Сделаю все, что попросишь. Только отпусти ее.
— Не могу. — Он даже не пытается опровергать обвинения.
Талли бросает взгляд на стену, будто способен видеть сквозь нее. Наверняка гадает, что же происходит в соседней комнате, почему так тихо. Нервы напряжены до предела. «Господи, пожалуйста. Пожалуйста, Боже. Пусть она умрет быстро. Только бы не мучилась».
Подлец поворачивает запор, накидывает дверную цепочку.
— Раздевайся, — говорит он, больше не обращаясь ко мне по имени. Куда легче убить обезличенное существо. — Не волнуйся, — нелепо добавляет Джей. — Я не собираюсь ничего делать. Просто надо кое-что изобразить.
Поднимаю взгляд на потолок. Он знает, что у меня на уме. Бледное лицо взмокло от пота, он выдвигает ящик комода, вынимает оттуда несколько рым-болтов и красного цвета сушильный пистолет.
— Зачем? — спрашиваю я. — Почему именно их?
Я имею в виду тех двух мужчин, которых убил Джей.
— Поможешь мне закрепить там болты, — говорит тот. — Вон туда, в несущую балку. Полезай на кровать и делай что сказано. И без глупостей.
Он кладет болты на кровать, кивком приказывает их взять и исполнять приказание.
— Вот так бывает с людьми, когда они суют нос не в свое дело. — Из ящика достает тряпицу и веревку.
И не думаю двигаться с места, молча смотрю на него. На постели темным свинцом тускло сияют болты.
— Матос пришел по душу Жан-Батиста; пришлось немного поговорить с ним — не хотел крысеныш сразу сознаваться, что у него на уме и кто отдал приказ. Совсем не то, что ты думаешь. — Джей снимает кожаную куртку и вешает ее на спинку стула. — Не семья, а первый помощник, который боится, как бы Жан-Батист не запел да такую хорошую кормушку не выдал. Уж что семья блюдет свято...
— Твоя семья, Джей, — напоминаю ему о его принадлежности к преступному семейству и что я знаю его по имени.
— Ага. — Пристально на меня смотрит. — Моя семья, черт побери. Мы за своих горой. Что бы ты ни сделал, а семья есть семья. Жан-Батист, конечно, еще та ложка дегтя, ты и сама видела. Тут уж сразу ясно, откуда его проблемы.
Молчу.
— Мы не одобряем его штучек, — продолжает Джей, словно речь идет о расшалившемся сорванце, который бьет лампочки или увлекается пивом. — Но он — наша плоть и кровь, а наших — не трогать.
— Однако Томаса кто-то тронул, — говорю я, и не подумав забираться на кровать. Я не намерена пособничать собственному убийству.
— Хочешь правду? Это был несчастный случай. Томас не умел плавать. Запнулся о веревку и свалился с палубы, вроде того, — рассказывает Джей. — Это не при мне случилось. Жан-Батист хотел утопленника подальше от верфи отвезти, дела у нас там были, а если опознали бы его...
