Валерий Исхаков - Жизнь ни о чем
— Куда ж нам плыть?.. — припомнил я одну из тех стихотворных строчек, что годятся на любой случай. «Быть или не быть…», «Служить бы рад прислуживаться тошно» — и все в таком роде.
Прямо в лоб спрашивать у красивой женщины, чего ради она вытащила тебя из дому и полтора часа развлекает разговорами ни о чем, как-то неловко. Вот и пользуешься цитатой. Пушкин, Шекспир, Пастернак — ребята знали свое дело. У большинства женщин врожденное преклонение перед стихами. Услышав пару рифмованых строк, они многое прощают. Правда, не все женщины. И не всё.
— Ах да, конечно, — сделала вид, что только сейчас спохватилась Ирина Аркадьевна. — Извините, ради бога, Сергей Владимирович, я тут заболталась, отнимаю понапрасну ваше время и вообще…
Все та же подкупающая улыбка, тот же милый голос. Женщине стихи не нужны. Стоит ей улыбнуться, заговорить с мужчиной таким вот голосом — и мужчина у нее в кармане. Даже странно, как много женщин не понимают этого и позволяют себе без нужды быть сварливыми, грубыми, нудными… и к тому же некрасивыми.
Убежден, что просто так, без вины, женщины некрасивыми не бывают. Природа метит их черным клеймом за какие-то прегрешения — не в этой, так в прошлой жизни. Когда вижу перед собой некрасивую и с отвратительным характером женщину, начинаю верить в реинкарнацию и в высшую справедливость.
И еще я убежден, что Ирина Аркадьевна вовсе не заболталась со мной и не утратила чувства времени, но, напротив, самым строжайшим образом контролировала время и так строила нашу беседу, чтобы я раньше времени не заскучал и не задался вопросом, что я тут, собственно, делаю.
И вот теперь мое время настало. И Ирина Аркадьевна на последних секундах блестяще, без единой помарки, доигрывала для меня одного свою роль — так, чтобы мне и в голову не пришло, что, как только со мной будет покончено, с ее лица исчезнет и эта подкупающая улыбка, и даже сама красота, сотворенная гримером специально для меня, с учетом моих вкусов.
— Вы меня извините, — повторила она.
Я молча кивнул. Ирина Аркадьевна отошла к рабочему столу, не глядя, нажала кнопку на каком-то пульте, послышался короткий переливчатый сигнал, а затем характерный звук: кто-то на том конце провода включил микрофон и откашлялся.
— Вы можете нас сейчас принять, Игорь Степанович? — без лишних «здрасьте» и «как поживаете» спросила Ирина Аркадьевна.
— Жду, — так же коротко ответил мужской голос и отключился.
Не дожидаясь приглашения, я поставил недопитый стакан на край стола и мысленно попрощался: с макетом, с Ириной Аркадьевной, с кампари.
Интуиция подсказывала, что Ирина Аркадьевна — главное заинтересованное во мне лицо. Но в первую очередь она должна была служить красивой приманкой, а где-то в другом кабинете поджидает меня настоящий прием. Там со мной будут говорить по-мужски, там вместо кампари предложат коньяку или кофе или вообще ничего не предложат мне выпить, зато сделают такое предложение, от которого я и впрямь не смогу отказаться.
И все-таки Ирина Аркадьевна удивительно была хороша, и столь же подкупала улыбка, с которой она распахнула передо мной обитую кожей дверь но не ту, уже знакомую мне, в приемную, а одну из ведущих неизвестно куда.
Шагнув через порог, я оказался точь-в-точь в таком же коридоре, каким вела меня моя первая проводница, шофер Наташа: точно так же смотрят на нас с Ириной Аркадьевной холодные зрачки камер слежения, и ровно гудят лампы дневного света, и ковровая дорожка крадет звук наших шагов. Дверей здесь нет вовсе, но попадаются точно такие же ниши по обеим сторонам.
Однако напрасно ожидал я увидеть в нишах аквариумы — вместо рыбок тут предпочитали разводить ядовитых гадов, и террариумами с кобрами, эфами, гюрзами и черными мамбами, лениво гревшимися в искусственных лучах, были забиты все ниши, кроме одной, где стояло чучело бурого медведя в традиционной позе официанта, с подносом на растопыренной когтистой лапе.
На подносе лежали деньги — настоящие пачки долларов, евро, рублей и каких-то иных, незнакомых мне валют, в банковских упаковках. Их много было там… и не было в нише никакого бронестекла, и даже ближайшая камера, будто нарочно, отвела свой стеклянный глаз в сторону, приглашая наивного посетителя протянуть руку и… и наткнуться на невидимую паутину сторожевых лазерных лучей, которые тут же включат сирены, между тем как остро отточенный треугольный нож замаскированной в нише гильотины бесшумно скользнет вниз и оттяпает покусившуюся руку по самый локоть.
Этой мыслью я не стал делиться с Ириной Аркадьевной — возможно, шутка насчет гильотины пришлась бы ей по вкусу, но, возможно, в этой шутке слишком большая доля правды, к тому же кроме видимых камер за нами могли следить и невидимые микрофоны, а мне не хотелось дарить неведомым наблюдателям дополнительную информацию о моем образе мыслей просто так, бесплатно. Вид больших денег на подносе пробудил во мне что-то потаенное, в чем я себе самому не стал бы без особого повода признаваться — а уж посторонним тем более.
— Странно, — сказала между тем Ирина Аркадьевна.
— Что?
— Вы даже не интересуетесь, куда мы с вами идем. Можно подумать, что вы здесь не впервые…
— Просто догадался.
— В самом деле?!
Ее тон не обманывал: сейчас она не прикидывалась удивленной, она и в самом деле была удивлена.
— Это не так трудно. Вы же сами показали мне макет. Если провести прямую линию от вашего здания на юг — а мы, если не ошибаюсь, движемся именно в южном направлении, то уткнешься прямо в роскошный небоскреб банка «Северный медведь». Так что ваш мишка с подносом был лишней подсказкой.
— Это не наш мишка. Наша маленькая фирма — всего лишь одно из множества дочерних предприятий холдинга «Северный медведь». И как только мы вышли из моего кабинета, мы оказались не на нашей территории, а на территории банка. И мишка тоже принадлежит банку и охраняет сокровища банка. — Она усмехнулась. — Но, между прочим, когда-то, давным-давно, когда «Медведь» был еще совсем маленькой фирмой, его офис размещался в нашем здании, а кабинет директора…
— В вашем нынешнем кабинете.
— Вы такой догадливый, Сергей Владимирович, что с вами даже неинтересно.
Тем временем мы подошли к лифту. Он ждал нас, призывно распахнув дверцы. И никакой охраны рядом, никакого лифтера внутри. Неужели банк настолько доверчив, что готов впустить в свои недра каждого, кто пройдет подземным коридором?
Нет, конечно. Когда мы вошли внутрь, тяжелые стальные дверцы лифта закрылись, моя провожатая поднесла правую руку к сканирующему устройству и приложила к зеленоватой поверхности большой палец. И только после этого вместо красной лампочки внизу устройства загорелась зеленая и стальная панель, закрывающая кнопки, сдвинулась. Ирина Аркадьевна нажала кнопку четырнадцатого этажа — и мы поехали вверх.
А что было бы, если бы палец приложил посторонний? Например, я? Не знаю. Может быть, завыли бы сирены и на их вой прибежали охранники с автоматами, может, в кабину впустили бы усыпляющий газ, а может, через открывшийся люк полезли бы с шипением кобры — не только же ради красоты их тут держат. Это было бы, в сущности, только естественно — столь же естественно, как если бы лифт пошел не вверх, а вниз, если бы таинственный Игорь Степанович поджидал меня на четырнадцатом этаже ниже уровня земли.
13Не знаю, кто он таков, этот Игорь Степанович — начальник службы безопасности или один из директоров банка, но он не мелкая сошка, не наемный консультант, психолог, специалист по переговорам, потому что весь четырнадцатый этаж, как пояснила Ирина Аркадьевна, принадлежит ему. Когда распахнулись дверцы лифта, мы оказались в огромном помещении, похожем на зал ожидания средней величины аэропорта. Но притом роскошного аэропорта, не нашему, местному, чета.
Огромные, во всю стену, окна, мраморные полы, колонны, люстры, небольшой уютный бар в углу, табло с бегущей строкой под потолком: какие-то бесконечные группы цифр, надо полагать — курсы акций. Пара игровых автоматов, столы для пинг-понга и бильярда, очень большой телевизор показывают футбол. И кругом — люди, никуда вроде бы не спешащие и никакими делами не озабоченные.
Вот двое долговязых, тощих, один с бородой, другой с конским хвостиком, явно не охранники, скорее, программисты, режутся в пинг-понг, красиво подрезая и подкручивая шарик, стремясь не столько выиграть очко, сколько продлить сам процесс игры.
Несколько человек со стаканами прохладительного и кофейными чашечками сгрудились у телевизора и довольно вяло комментируют столь же вялую игру.
В проемах между окнами за небольшими квадратными столиками деловые парочки: на столиках разложены документы, мерцают экранами ноутбуки, одни говорят, другие слушают, потом хватаются за карандаши и что-то черкают в своих бумагах или нервно стучат по клавиатуре. Вот один из них достал из кармана сотовый, набрал номер, произнес какие-то загадочные слова на непонятном языке, что-то вроде: «Wakarimasu ka?» — и тут только я понял, что он японец или китаец и что по крайней мере половина сидящих за столиками — азиаты или чернокожие, а другая, европейского вида половина, тоже не из наших, и ухо стало различать обрывки английской, немецкой и еще какой-то, венгерской, может быть, или румынской речи.
