Вячеслав Денисов - Дежурные сутки
Кравцов подвернул штанину на ноге лежащего. Черные шелковые носки. Тоже не на барахолке купленные…
— Когда можно подъехать за результатами экспертизы? — тихо, чтобы не слышал прокурорский следак Мишка, спросил Марк медика.
— Очень нужно?
— Очень, старина.
— Часам к двенадцати ночи подъезжай. Или нет… Давай лучше к двум.
— В два буду.
Марк кивком головы показал Ширшову направление к машине. Тот зацепил Гурта, подслушивающего все еще продолжающийся разговор следователя прокуратуры с теткой, и они все вышли из толпы.
— Мужики! — опять орал Леха. — Давай в машину!
— Что? — спросил Кравцов, бросая докуренную почти до фильтра сигарету под колесо «уазика». — «Белые» в городе?
— Бурков кричит — на Лесосечную ехать надо.
— А что там такого страшного произошло, чтобы мы, ломая колеса, туда метнулись? — Было видно, что Ширшов уже немного подустал, хотя две трети дежурства были еще впереди.
— Говорит, соседи сообщили — посторонние в доме. Хозяева на даче, а в хате грохот какой-то и стекло оконное трещало.
— Лесосечная… — Кравцов задумался. — Это же частный сектор?
— Ну да, — коротко ответил Гурт. — Моя территория. Лесосечная проходит параллельно улице Василевского. А если быть более точным, то она следующая после Василевского.
— Поехали. — Опер сам не понимал, почему он радуется, но при упоминании улицы Василевского он понял, что происшествие у колонки его не «отпускает» и, наверное, уже не отпустит до тех пор, пока он не разгадает эту загадку.
Внезапно сзади раздался голос. Это было так неожиданно, что все, включая Леху, резко обернулись.
— Ё-мое! Вы меня отвезите, в конце концов, куда-нибудь!
Это возмущался зять чуть было не «кинутой» Авдотьи Степановны. В суматохе и делах про него совершенно забыли.
— Нет уж, кидала, теперь сиди. Слышал — посторонние в хате? Надо спасать хату. Все только о своей шкуре печешься. Ты зачем тещу лохануть хотел, а, демон? В преступном сообществе состоишь?
Это Ширшову было нечем заняться, и он приступил к допросу.
— Каком сообществе?! Я слесарь в автосервисе! Старая из ума уже совсем выжила! Квартиру собесу завещала! Ну, не дура ли, а?! О детях и внуках она почему-то не подумала! На молоко повелась, карга старая!
— Карга не карга, а квартира-то — ее! А ты, как крыса, сломал замок, залез в секретер, перелопатил все бумаги и «увел» документы на квартиру. Кто же так делает?
— А! — Мужик махнул рукой. — Что с вами разговаривать… Все равно не поймете.
— Вот как раз это мы очень хорошо понимаем. Вот именно это мы понимаем, как никто другой! — напирал Ширшов и вдруг заорал так, что на остановке шарахнулись в сторону люди. — Где договор тещи с собесом?!!
— Да там он, там… В документах… Он, наверное, подогнулся…
— Вот так, — спокойно заключил Ширшов. — «Подогнулся». Тебя бы подогнуть, козла старого…
Глава 5
18:15
Слушая Ширшова, Кравцов, прикрыв глаза, улыбался. Он вспомнил, как последний раз его дежурство совпало с дежурством этого следователя. Было это, кажется, в марте. Тогда уже вовсю таял снег, и все дороги превратились в русла полноводных рек. Неожиданно очнувшееся солнце спросонья не сообразило, что на дворе не конец весны, а начало, и ударило возмущенным протуберанцем по замерзшей земле. В течение трех дней растаяли метровые сугробы, и опять, как миллионы лет назад, все свободное пространство заняла вода. В отделе стали уже поговаривать о том, что «уазик» пора ставить в гараж. Его место должна занять гондола с мигалкой, а в качестве гондольеров-песенников предполагалось использовать «мелких» хулиганов, благо от последних по весне ломились «хаты».
До одиннадцати утра в отдел не поступило ни одного заявления о совершенных преступлениях. Народ боролся со стихией, и криминальные мысли ему в голову не лезли. Кравцов и Ширшов занялись было уже своими делами, как поступило первое сообщение. Пожелавший остаться неизвестным сообщал, что какой-то гражданин весьма сомнительной наружности перевозит на резиновой лодке вещи из подъезда одного дома в подъезд другого. Поскольку момент для переезда был выбран гражданином не совсем удачно, дежурный райотдела направил на место передислокации вещей оперативную группу.
«Уазик», как танкер «Дербент», медленно двигался по реке им. Академика Келдыша, рассекая воду не предназначенным для этой цели бампером. Еще не доезжая до искомого места, Кравцов увидел маленькую рыбацкую лодку, в которой находился тщедушный мужичок. Он, как Ункас, сын Чингачгука, уверенным движением весла направлял свою резиновую пирогу на соседнюю улицу. Не было известно, что именно индеец уже успел перевезти до прибытия опергруппы, но на этот раз лодка гордо перемещала кухонный импортный телевизор и кое-какие вещи из натуральной кожи. Кравцов и Ширшов, которые втайне надеялись на то, что мужик просто спасает свои вешу, внимательно наблюдали за телепортацией домашнего имущества. Ну, не будет же мужик средь бела дня так нагло обворовывать квартиру! Не идиот же он, в самом-то деле! Но их сомнения рассеялись, как утренний туман, когда они увидели реакцию Ункаса на появление милиции. Трусливый сын Чингачгука резко изменил курс и короткими резкими гребками стал уходить от бледнолицых. Леха от возмущения чуть не задохнулся — какой-то огрызок пытается уйти от его «УАЗа» на резиновой лодке, размахивая игрушечным веслом! Он, на мгновения позабыв, что его машина в данной обстановке выполняет не свойственную ей роль, добавил газу. «Мусоровоз» набрал в рот воды и замолчал. Пирога медленно, но уверенно уходила от преследования.
— Это что же получается?! — заорал Ширшов. — Он уходит от нас?!
Его вопль, обращенный к небесам, прозвучал скорее не как вопрос, а как утверждение. Таким образом, спросив и самому себе ответив, Ширшов распахнул дверцу и прыгнул в ледяную воду.
— С ума сошел?! — изумился Кравцов.
— От Ширшова не уйдешь! — взревел тот и, рассекая воду коленями, как форштевнем, бросился в погоню.
Леха, который недолюбливал Ширшова за его болтливость, не спеша достал сигарету, закурил и сообщил Марку:
— Через минуту вода испарится и дальше поедем.
— Что же ты раньше не сказал? — возмутился опер.
— А, не успел…
Между тем гонка с преследованием продолжалась. Мерзавец гнал свое каноэ на пустырь, в ложбину. Там глубина могла достигать более метра. Ширшов бежал с той же скоростью, что и лодка. Наконец «УАЗ» кашлянул и завелся.
Картина была потрясающая. Впереди шла резиновая лодка, за ней бежал следователь. Следом двигался, неумолимо сокращая расстояние, милицейский автомобиль. Будет о чем вспомнить жителям улицы имени Академика Келдыша…
Поравнявшись со следователем, Кравцов предложил тому сесть в машину. Ширшов гордо отказался и продолжил преследование в одиночку. Опер плюнул и приказал Лехе догнать «индейца». Через полминуты «УАЗ» и резиновая лодка напоминали две университетские команды на Темзе. Они шли рядом параллельным курсом.
— Устал? — поинтересовался Кравцов у гребца.
Тот, дико вращая глазами, замахал веслом «справа-слева» еще быстрее. Марку это надоело, он вытащил из-за пазухи «ПМ» и выстрелил в воду. Выглядело это почти как принудительная остановка браконьерской японской шхуны пограничным катером. Гребец перепугался, выполнил команду «суши весла» и лег в дрейф. Подоспевший Ширшов, ужасно ругаясь, пристегнул непокорного индейце наручниками к резиновой уключине и взял лодку на буксир. Так они и прибыли в райотдел. Следователя потом долго отпаивали чаем с вареньем, а благородный Кравцов сунул ему втихаря стакан со ста граммами водки.
И вот сейчас, услышав разговор Ширшова с зятем Авдотьи Степановны, опер отчетливо вспомнил допрос следователем гребца на резиновой лодке…
18:27
Улица Лесосечная представляла собой ровный двухшереножный строй почерневших от старости деревянных домиков, развернутых лицом друг к другу. Этакий смотр супердембелей… По дороге Гурт доложил обстановку. Из доклада следовало, что на вышеупомянутой улице проживают малообеспеченные и социально незащищенные, страдающие от алкогольной зависимости жители района. Все относительно ценные вещи в домах были похищены соседями друг у друга еще в прошлом тысячелетии. Поскольку в последнее время выходцам из Северного Кавказа приходилось очень проблематично находиться в городе с грозненской или Гудермесской пропиской, а торговать было нужно, они могли запросто зарегистрироваться на улице Лесосечной. Проблема разрешалась быстро после небольшого вознаграждения хозяину дома. Поэтому записи в домовых книгах уличного комитета выглядели приблизительно следующем образом:
