Леонид Словин - Астраханский вокзал. Повесть и рассказы
Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову люди, брали со стола отпечатанные на ротаторе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили.
Пока Денисов ждал, вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за это время и выглядел таким же костлявым и угловатым.
— Денисов?! — удивился Губенко. — Каким ветром?! Ты где сейчас? — Он ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.
— Все там же. На Астраханском вокзале.
— Перешел в уголовный розыск?
— Нет, стою на посту.
— Но ты ведь на юрфак поступил?! — Губенко успокоился, и с этой минуты его отношение к Денисову можно было снова назвать теплым, даже дружеским. — Почему на посту?!
Денисов промолчал.
— …Ты своего кадровика знаешь? Между прочим, хотел его спросить о тебе: двенадцатого вместе гражданский процесс сдавали. Хотел и забыл — понедельник, летучка, да мне еще нужно было взносы собирать!
— Четверг, — уточнил Денисов, — двенадцатого в том месяце был четверг.
— Правильно, в понедельник я криминалистику сдавал. — Губенко удивленно покосился в его сторону.
— Все! — сказал Кристинин, подымаясь. — Можно отдавать печатать! — Он вышел из-за стола и остановился напротив Денисова. — Ну что нового? Дал Блохин какое-нибудь кошмарное запутанное преступление?
— Дал! — Это и было тем делом, которое привело Денисова в МУР. — Сначала не хотел, говорил, что постовому не положено. А потом дал. Кражу чемодана у билетной кассы. Июльскую…
Губенко даже присвистнул.
— Подозреваемый есть?
— Никого, и ни одного свидетеля. Потерпевшая ждала очереди за билетами, чемодан стоял сбоку… В деле один допрос, три постановления.
— Здорово. Ну а за что зацепиться? Есть что-нибудь?
— Есть. Чемодан был красного цвета.
— Да?! — Губенко засмеялся. — Тогда считай, что кража раскрыта! Сколько их на свете — красных чемоданов?!
Прирожденная тактичность не разрешала Денисову прямо попросить о помощи, он сидел в кресле, внимательно оглядывая стены кабинета.
— Как собираешься поступить? — спросил Губенко.
Денисов пожал плечами. Губенко продолжал:
— Я бы отказался! Лучше уж просто быть постовым!
Кристинин отодвинул лежавшую перед ним бумагу.
— Дело действительно не из легких… Кражу мог совершить любой вокзальный вор, даже карманник. Между прочим, мы взяли одного такого. Пятнадцатого сентября — как раз в Верин день рождения. В ГУМе.
— Это было в субботу, — подсчитал Денисов и неожиданно покраснел.
— Не трудно? Вот так, за прошлый год? — Денисов заметил в его глазах давешнюю непроходящую смешинку.
— Пустяки, сложно только переходить через десятилетия. А вообще ничего особенного.
— Денисов в своем репертуаре! — рассмеялся Губенко. — Ну что?! Пора, пожалуй, бежать. Сыщика ноги кормят. Ты заходи, может, что-нибудь придумаем?!
— На всякий случай я дам тебе адрес Дмитрия Ивановича, — сказал Кристинин, когда они остались одни. — В психологии карманного вора он разбирается феноменально. Как никто в Москве.
— Спасибо. Может быть, все-таки зря я попросил это дело? Рано мне? И вообще… А тут еще сессия!
— Ничуть! С нераскрытым делом всегда так…
Один из телефонов на столе зазвонил отрывисто, тревожно.
— Сдавай экзамены. Заходи!
До конца зимней сессии Денисов не успел заняться нераскрытым делом — не хватало времени. Положенное число часов складывалось в сутки, а там уже — не успеешь заметить — проходили недели.
С восьми до шестнадцати он нес службу в залах вокзала или на платформах — смотрел за порядком, не разрешал распивать водку в буфетах, объяснял, как проехать в ГУМ, ЦУМ, на Красную площадь, приводил к родителям заблудившихся детей, выслушивал, советовал, рапортовал. Сдав смену, тут же наскоро перекусив, ехал в читалку, переписывал конспекты, зубрил модальные глаголы, мчался на семинарские занятия, а всю обратную дорогу домой в электричке читал учебник. И только в самом конце пути, топая пешком от Булатникова к поселку, мысленно возвращался к нераскрытому преступлению.
Он начинал идти медленнее и тщательно контролировать мысли, которые никак не хотели замкнуться в ограниченном Денисовым круге скучных фактов. Только увидев издалека два освещенных окна, Денисов давал себе команду «отбой» и с облегчением ускорял шаг.
Несколько раз, стоя на посту, он видел на вокзале старшего инспектора Блохина. Неразговорчивый, в холодном осеннем пальто и круглой шляпе, с газетой в руках, Блохин внезапно появлялся в проходе между ска-мьями, развертывал газету и поверх ее осматривал зал. Постояв минут пятнадцать, он исчезал так же внезапно, как и появлялся.
С Денисовым Блохин не разговаривал и никогда не напоминал о нераскрытом преступлении, словно ожидал того дня, когда Денисов сам пойдет к нему и беспомощно разведет руками. В том, что такой день наступит, Блохин с самого начала не сомневался. И, догадываясь об этом, Денисов нервничал и злился.
Несколько раз, улучив свободное время, Денисов подходил к кассе, рядом с которой была совершена кража, становился в очередь, внимательно приглядывался к окружающему. Поверх голов ему был виден все тот же доживающий последние дни перед реконструкцией огромный, непроветриваемый зал для транзитных пассажиров, глухие стенки выстроенных буквой П автоматических камер хранения, остроконечные галстуки-регата на витрине киоска Военторга и люди, сидящие, как на стадионе, ровными рядами.
Сбоку от кассы, у колонны, обязательно стояли оставленные кем-то чемоданы, и каждый, кто, получив билет, пробирался спиною вперед из очереди, толкал их то в одну, то в другую сторону. Когда до окошечка оставалось человек пять, Денисов оставлял очередь и шел к тяжелым стеклянным дверям, от которых тянуло морозным воздухом улицы.
От непривычных забот Денисов заметно побледнел и осунулся. Впрочем, свою первую в жизни сессию он сдал на «отлично».
Дмитрий Иванович, рекомендованный Кристининым как специалист по психологии вокзальных карманных воров, жил в Химках-Ховрине, недалеко от метро.
Дверь Денисову открыл худенький мальчик, с белой, почти седой челкой и розовыми, как у поросенка, ушами. Не поздоровавшись, он тут же молча шмыгнул в кухню. Через минуту оттуда появился полный угрюмый человек в пальто, шапке-ушанке и тапочках. В руке он держал бидон из полиэтилена с красной крышечкой.
Денисов поспешил представиться.
— А-а! — беззвучно рассмеялся Дмитрий Иванович. — Кристинина я давно знаю, когда он еще следователем работал. — Коротко кольнув Денисова маленьки-ми светлыми глазками, он стал переобуваться. — Здесь ни слова — по дороге поговорим. Я за молоком собрался. А-ну, пострел! — Это уже относилось к мальчику. Дверь в кухню захлопнулась.
— Пошли!
Морозный день резанул по глазам неожиданно ярким светом.
— Ух ты! — зажмурился Дмитрий Иванович. — Как сверкает! Я ведь сегодня на улицу еще не выходил! Вот так отпуск догуливаю!
Денисов в нескольких словах рассказал о своем деле. Они шли гуськом по тропинке между домами — впереди Дмитрий Иванович, за ним — Денисов. Дмитрию Ивановичу заметно льстил выбор Кристинина, он поминутно останавливался, подробно расспрашивая Денисова.
— У нее, у потерпевшей, кроме чемодана, наверное, еще сумочка была? Так?
— Была. Там двести рублей лежало.
— А как она ее держала, не расспрашивали? Какой стороной?
— Запор был снаружи.
Дмитрий Иванович чертыхнулся.
— Так… Теперь скажи мне, когда он чемодан взял, то как пошел от очереди — по ходу или назад вернулся? — Разговаривая, Дмитрий Иванович как-то странно жестикулировал двумя длинными, торчащими, как клешня, пальцами — указательным и средним, — Денисов, смутно догадывавшийся о чем-то, никак не мог заставить себя не смотреть в их сторону. — Не знаешь?
— Пассажиры говорили: назад никто не возвращался.
— Значит, по ходу. Ну а когда из очереди она выходила с билетами, никто в это время к кассе не лез? Что-нибудь спросить или там деньги разменять?! Ну, понимаешь?!
— Этого не было.
Незаметно для себя Денисов и Дмитрий Иванович оказались в пустоватом помещении нового магазина. Не переставая разговаривать, Дмитрий Иванович встал к кассе, потом подал продавщице бидон. С молоком повернули к дому.
Заключение было категорическим.
— Чемодан брал не карманник. Тот бы в первую очередь сумочкой поинтересовался. Тем более что она в твою сторону распахивается, когда замок бьешь. Понял?! И был он одиночка! Может, даже не воровать приходил, а польстился! — По лицу Дмитрия Ивановича бродила непонятная ухмылочка. — Он двести бумаг, что в сумочке лежали, прямо из рук выпустил. Теплыми! А чемодан с тряпками взял! Скорее это фраер!