Юрий Козлов - Кайнокъ
Пирогов дважды перечитал досье. Подумал: что означает сам факт его появления и хранения? Неспроста оно тут. А для чего, с какой целью — уму непостижимо.
Близко к полудню нагрянул в отдел автозак — полуторка с прочным дощатым фургоном на месте кузова. Машина эта была оборудована для перевозки спецпочты и транспортирования арестованных и осужденных в областной изолятор.
Автозак остановился под окнами кабинета. Пирогов видел, как из кабины вышел фельдъегерь, худой, немолодой уже мужчина с кобурой на поясе против живота, потянулся, расслабленно поводил плечами, взял с сиденья кабины старый кожаный баул с большими медными застежками, направился в отдел.
Корней Павлович вышел навстречу ему, ответил на приветствие, пригласил к себе. Автозак и его не очень разговорчивый экипаж — шофер, конвоир, фельдъегерь — были людьми из центра, и Корней Павлович всегда радовался им.
— Какие новости привезли?
Фельдъегерь приоткрыл баул, перебрал на ощупь бумаги, достал конвертик с двумя рисованными голубками в уголке. Пирогов сразу понял, от кого он, осторожно перегнул пополам, затолкнул в нагрудный карман гимнастерки. Сказал:
— Спасибо.
— Три дня тому — лично принесла. На словах велела привет передать, что у нее все хорошо.
Пирогов застенчиво кивнул.
— Что с Ударцевым? — продолжал фельдъегерь. — Мы в Мунах были, там и услыхали…
— Конь его убил, — неохотно ответил Корней Павлович. — И себя, и его.
— Ста смертям не бывать, а одной не миновать. Обе почты — вам?
— Да.
Фельдъегерь снова распахнул баул.
— Мы сегодня тоже… На повороте. Но чуть-чуть, говорят, не считается.
Запустив руку по локоть, он нащупал в бауле нужное, вынул вместе с регистрационным журналом. Протянул два пакета. Проследил, туда ли ткнул печать Пирогов, там ли расписался. Строгая служба у фельдсвязи! У спецсвязи, как она подчеркнуто называлась тогда в обход немецкого слова.
За окном распахнулась тяжелая дверь автозакового фургона. Боец-конвоир выпрыгнул на землю, неотрывно глядя внутрь будки, сделал несколько неторопливых взмахов руками, несколько приседаний.
— С клиентом мотаетесь? — догадался Пирогов.
— Там такая фура… Сам Яга!
— Не может быть! — не поверил Корней Павлович. О дерзости, неуловимости Яги уже два года ходили самые невероятные россказни. Перед войной, отрываясь от преследования, он застрелил оперативника и бригадмильца. — Где взяли-то?
— У бабы. Сонненького спеленали.
— Давно?
— Три дня тому.
Три дня назад стала известна трагедия Ударцева, так что ничего удивительного нет в том, что Корней Павлович прослушал сообщение об Яге в утреннем рапорте.
— Два года невидимкой ходил, а попался, как круглый дурак, — сказал, подводя черту под разговором. — Будете отдыхать?
— Какой тут отдых! Надо этого спихнуть скорей.
Поднялся, подошел к карте Ударцева, которую Пирогов перенес в свой кабинет.
— Старая уже, — сказал разочарованно.
— Новости оттуда не очень веселые.
Фельдъегерь, разглядывая карту, кивнул.
— И откуда у него силы берутся? Нынче читал я у одного ученого академика, так он вычислил: Германии только на год войны должно своих ископаемых хватить. А он — видал чего? — прет дурным буром.
— Ископаемые она добывает во всей Европе. В Африке опять же… Читал я, будто из чешского сахара взрывчатку гонит.
— Смерть сластит!
Из-за машины шофер показался. Склонился на ходу, оглядел задний мост, пнул шину, что-то сказал конвоиру. Тот отрицательно качнул головой. Даже отмахнулся руками: иди, не подбивай на дурное… Шофер еще что-то сказал, протопал по крыльцу, зашел в отдел, заглянул в кабинет, поздоровался — и без паузы:
— Мы не поспеем так-то.
Пирогов проводил их до машины. Конвоир по-прежнему стоял против открытой двери, не спуская глаз с нее. Точнее, с того, кто был за ней в полумраке фургона… Он кивнул на приветствие Корнея Павловича, посторонился, позволяя заглянуть внутрь. В глубине полости автозака виднелся силуэт человека с небольшой вздернутой бородкой.
— Привет начальникам! — вскинулся он.
«А ведь боится, — подумал Пирогов. — Кривляется, корчится и боится. Иначе откуда такая бравада? Не хочет испуг показать».
Шофер еще раз обошел машину, поворчал на лысую резину, предрек неминуемую беду, поцыкал языком: ай-яй-яй… Он всегда так делал, сколько знал его Пирогов, ворчал, предсказывая несчастия, но каким-то чудом или благодаря опыту ездил и водил машину без длительных остановок на ремонт.
Когда они скрылись за поворотом улочки, Корней Павлович вернулся в кабинет, осмотрел пакеты. Подчиняясь привычке или еще не привыкнув близко к новой должности, он открыл пакет, адресованный милиции. На фирменном бланке управления фин-хозсектор уведомлял, что проводит инвентаризацию имущества и просит представить акты инвентаризации к…
Пирогов подумал, кому бы направить это письмо, пометил на уголке: Долговой.
Второй пакет предназначался начальнику НКВД. Неторопливо Корней Павлович разрезал нитку, которой был прошит пакет, собрал ее в узелок, занес над фанерной урночкой, разжал пальцы. Нитка упала на лоскуток бумаги. Пирогов запомнил, где и как она легла. Потом, повертев конверт, срезал с одного края узкую полоску.
В конверте лежала ориентировка на Якитова Федора Григорьевича, 1917 года рождения, уроженца Ржанецкого района, села Ржанец, русского, женатого, призванного Ржанецким райвоенкоматом в мае 1942 года, дезертировавшего с места прохождения службы 7 июля… Ниже шли адреса жены, родителей, родственников.
От неожиданности Пирогов не знал, что нужно предпринять в первую очередь. Не выпуская письма из рук, он прошелся по кабинету, остановился перед картой, испещренной линиями, флажками, датами.
«Что же ты, Якитов?.. Вон сколько русских, украинских земель под фашиста попало. Белоруссия вся! Молдавия! Сколько городов под немцем! О деревнях и говорить не приходится… А людей сколько? Ребятишек, женщин… По утрам небось молятся они на восток, восходящему дню, ждут избавителей. А ты, гражданин Якитов, голову в кусты. И забылось со страха, как стихи о Родине заучивал в школе, как песни пел про матроса Железняка… Скотина ты безрогая, подлая тварь!..»
Он вернулся к столу, рассердившись на причитания, на жалостливые поучения бог весть кого. «Якитов Федор Григорьевич… Жена Якитова Василиса Ивановна… Дрянцо у тебя мужик, Василиса Премудрая. Дерьмо!..»
Ему показалось, что недавно он уже думал так: Василиса Премудрая. Именно Премудрая, хотя, конечно же, к слову это пришлось.
По привычке он выбежал из кабинета с письмом, но столкнулся с вопросительным взглядом Ирины Петровны, отступил, сдержал пыл.
— Дежурную ко мне, — сказал негромко.
Явилась дежурная, бледнолицая, светловолосая, неулыбчивая. Но то, что Пирогов вызвал ее через секретаршу, было ново и немного забавляло.
— Вызывали, товарищ начальник?
— Саблнна, принесите мне регистрационную книгу.
— Я не Саблина, товарищ лейтенант, я — Каулина.
— Виноват. Книгу мне.
Он листал ее с конца. По страницам вел пальцем снизу вверх. Отмечал мысленно: букетик, не приведи бог сразу все увидеть, услышать. Драки, ссоры, оскорбления… Война идет. Такая войнища! А кое-кто не хочет мелочным поступиться, склоку, мерзость гонит…
Он нашел, что искал. Даже обрадовался было, но тут же осадил себя: чему?
«Якитова Василиса Ивановна. Заявление о хищении коровы. От 12 июля… Тяжелая потеря. Помнится, она о детях что-то говорила и плакала… Как она плакала! Как велико, непоправимо было ее горе!.. И что же получается теперь? Сплошная арифметика получается. Седьмого Якитов бежит из части, двенадцатого корова пропадает. Пять дней между седьмым и двенадцатым. Сколько времени потребуется сейчас на дорогу в пятьсот километров? Восемь, пусть — десять часов по железной дороге. Четыре дня на горы остается… Надо опросить шоферов, не подвозил ли кто. Нынче каждый человек на виду».
Глава шестая
Письмо с голубками было от Ларисы. Она всегда украшала конверты, а случалось, рисовала путаной вязью первые строки текста. Впрочем, не только Лариса расцвечивала в те годы конверты, солдатские треугольники. Это считалось знаком особого уважения к адресату. А так как шла кровавая война, так как мужская половина большей частью своей сражалась в окопах, уважением она не была обойдена ни на час, и солдатская почта на фронт широко иллюстрировалась детскими, девичьими картинками.
Он хотел вскрыть письмо, и уже достал его из кармана, но тут заглянула к нему Ирина Петровна, положила на стол целую пачку копий с ориентировки на Якитова. Копии предназначались для сельских Советов, руководителей отдельных колхозов, рудника, лесопунктов, геологов.
