Алексей Макеев - Десять пуль на сундук мертвеца (сборник)
– Я попрошу вас, Владислав Николаевич, – протянул он свою визитную карточку, – если вы вспомните какие-то подробности событий той весны, проведения той операции, нюансов прозвучавших приказов, позвоните, пожалуйста. И еще. Если у вас появится тревога, если вам кто-то каким-то способом начнет угрожать или просто почувствуете, что за вами кто-то пытается скрытно наблюдать, тоже не полагайтесь на свою выучку, а просто позвоните мне. Хорошо?
– По большому счету, Шамин был невиновен, – пробормотал Еременко, крутя в руках визитку Гурова. – Приказы не обсуждают. Сказано, все бросить и отойти, он выполнил.
– А раненого он тоже бы бросил?
– Сложный вопрос, чтобы обсуждать его вот так, под ласковым осенним солнышком, на лавке спортивной площадки в живописном Подмосковье. А приказ из Москвы мне лично передал генерал Козинцев. Он служил тогда в штабе внутренних войск в Москве и курировал нашу группировку на Северном Кавказе.
Гуров сидел в прохладном кабинете кадровика, ожидая, когда его снова проводят в архив и прикажут девушкам помочь в подборе информации по конкретному вопросу. Подполковник сокрушался, что имели место события, за которыми приходится обращаться к архивам, что в жизни не все и не всегда просто и понятно. Гуров молча барабанил пальцами по подлокотнику и вежливо соглашался. Когда шея у него окончательно устала от кивания, вошла одна из девушек и увела его в святая святых.
Через пятнадцать минут Гуров, с удивлением и сожалением, узнал, что генерал-майор внутренней службы Козинцев скончался шесть лет назад в онкологическом отделении военной клиники в Москве.
– Вы знаете, у нас есть несколько форм учета кадров, – поясняла одна из девушек. – Это как несколько уровней. Человек в действующих кадрах, человек временно выбывший, не проходящий службу. Такое бывает у тех, кто служил по контракту. Они у нас в резерве, но это форма внутреннего учета. Потом – отслужившие срочную службу, уволившиеся по желанию в установленные законом сроки. В основном офицеры. А есть те, кто выбыл по ранению или не выслужил максимальные по званиям сроки по состоянию здоровья. Это прежде всего высшие офицеры, попадающие под категорию особого обслуживания в медико-санитарных частях и санаториях. Поэтому у нас и есть данные на генерала.
– Спасибо, – поблагодарил Гуров, – очень исчерпывающий ответ. И вообще вы, девушки, мне здорово помогаете.
– А что вы ищете? Какое-то загадочное дело, да?
– Рутина, девушки, скучная и тягостная рутина. Проверка фактов, событий, происшествий. Ничего громкого и загадочного.
– У-у, – разочарованно протянули два или три голоса.
Крячко, как и обещал, ждал Гурова у выхода. Развалившись в мягком кресле у стены, он небрежно поигрывал связкой ключей и насвистывал какую-то мелодию. Как всегда, Станислав Васильевич пребывал в состоянии полного позитива и согласия с самим собой. Никакие профессиональные сложности не могли его выбить из этого состояния. И, как правило, не выбивали.
– Есть новости? – спросил Гуров, подходя к напарнику.
– Ага. – Крячко подбросил в последний раз в воздух связку, ловко поймал и добавил обыденным тоном: – Разыскал двоих солдатиков, которые были тогда в группе Шамина. Оба в Москве. Есть еще двое, но они были вместе с этим прапорщиком, с Логовым, и не в курсе событий, как и сам прапорщик. Я с ним виделся утром, когда он от следователя, от нашей Оксаны Дмитриевны, выходил. А у тебя как дела? Есть концы с тем пресловутым приказом?
– Стена, Стас. Приказ передал из штаба по засекречивающей аппаратуре связи генерал Козинцев. Но Козинцев умер шесть лет назад от рака в ведомственной клинике. Прежде чем искать его фамилию, я наводил справки у руководства внутренних войск. Никаких документов, касающихся той операции, даже секретных или совершенно секретных, у них нет. Они говорят, что это нормально, поскольку пришлось на ходу принимать решение о проведении или отказе от нее. Она не планировалась заранее, вот и нет материалов. А восстановить теперь, кто как узнал и кто принял решение… Увы!
– А руководство ГРУ?
– Они имеют к этому косвенное отношение. Исключительно с точки зрения военного ведомства, как возможные контакты с зарубежными военными разведками, как связь с фактами хищения вооружения, опять же при проведении войсковых операций. Короче, они ушли от ответа о причастности к той информации о возможном появлении Евлоева в том районе. ФСБ ответила более однозначно. Они к планированию и проведению операции по задержанию или уничтожению Магомеда Евлоева в марте 2003 года не имеют никакого отношения.
– Так, и что это значит?
– А черт их знает, – пожал плечами Лев. – По крайней мере, следует это понимать так – ищите сами. Что найдете, то и ваше.
Они вышли на улицу и сели в машину Крячко. Станислав посмотрел на своего шефа вопросительно и в то же время как-то решительно.
– Ну, – спросил он Гурова, – в Видное? К вдове генерала?
– Нет, давай сначала к нам в контору. Надо подготовиться, проконсультироваться с ее знакомыми, бывшими сослуживцами. Нельзя же вот так соваться к вдове с расспросами. Тем более что у нас кое-какие претензии могут возникнуть к действиям этого генерала в 2003 году.
– Да перестань! – рассмеялся Крячко. – Ты просто представь себе женщину в возрасте практически пенсионном или около того. Одна в доме, дети давно выросли и живут по всей стране своей жизнью, мужа похоронила. Что ей остается в жизни, кроме воспоминаний, сожалений и раскаяния? А тут мы – два бравых полковника, да еще и из того же практически ведомства. Да мы с тобой почти сослуживцы ее покойного мужа! Поехали!
– Да? – Гуров посмотрел на довольное лицо напарника, на его глаза, в которых прятались хитринки, и решил довериться житейской мудрости старого друга. – Ладно, поехали заниматься экспромтом.
Коттедж в поселке Видное они нашли довольно быстро. Вдова жила в большом, с двумя лоджиями, строении с пристроенным гаражом, рассчитанным машины на две. Над забором виднелась еще одна крыша под яркой кровлей. Судя по резной облицовке, это могла быть банька.
Остановив машину у распашного типа ворот, Крячко вылез и пошел искать кнопку звонка. Гуров рассматривал видимую часть коттеджа и забор, ограждающий территорию. И кирпич, и стиль архитектуры, и бетонные плиты забора – все говорило о прошлом этого здания. Строиться наверняка начинало лет сорок назад. Чем-то неуловимо отдавало семидесятыми или восьмидесятыми годами прошлого века. Закатом социализма и принадлежностью к генералитету.
Простовато, но для обычных граждан недоступно. И не уровень правительственных дач. Поскромнее, но все же с размахом. И никакой кустарщины. Забор из настоящих железобетонных плит, предназначенных именно для ограждения. И столбы бетонные, специально для плит предназначенные. И ворота старые, солидные, распахивающиеся на две стороны, а не отъезжающие. И внутри, наверное, асфальт везде, а не тротуарная плитка. Наверное, отец Козинцева был тоже генералом. Или служил в иных ведомствах, где не предусмотрена форма, но в ранге, соответствующем генеральскому.
Крячко уже с кем-то беседовал в открывшуюся дверь в заборе возле ворот. Железная, современная дверь. Судя по тому, как Крячко замахал Гурову рукой, переговоры завершились согласием пустить их в дом, но были тяжелыми. Надо спешить, пока этот страж не передумал. А может, сын генерала?
– Пошли, – торопливо заговорил Крячко, пропуская Гурова в дверь. – Зоя Васильевна дома, а мы с тобой, видимо, внушаем доверие. Этот человек, дворник или сторож, пошел доложить о нашем визите.
– Интересно, здесь удостоверения МВД влияния не имеют?
– Когда дом генеральский, то все ниже по званию, даже если они и из полиции, воспринимаются иначе, чем другими обывателями.
– А ты знаток жизненных устоев?
– Дружи со мной, Лев Иванович, – засмеялся Крячко, – и ты приобщишься к житейской мудрости.
Сильно хромающий человек неприветливой наружности поднялся по ступеням и скрылся в доме. Гуров успел разглядеть большой участок, на котором был только ухоженный газон, а также древовидное разнообразие: березки, ивы, две ели да неизвестный кустарник, деливший территорию участка на две зоны. Одна, относящаяся к входу и въезду, типа гостиной. А вторая – с беседкой и с чем-то журчащим, может быть, «горка» с небольшим фонтаном. Дорожка, ведущая к дому, оказалась отнюдь не асфальтированной, а из вполне современной тротуарной плитки. За домом следили, его обновляли.
Пока сыщики неторопливо преодолевали расстояние от ворот до входной двери, мужчина успел вернуться и ждал их на ступенях, держа дверь открытой.
– Проходите, – хриплым голосом предложил он. – Зоя Васильевна ждет вас. В гостиной.
