Серж Бэст - Я полынь не сажал
Обзор книги Серж Бэст - Я полынь не сажал
Серж Бэст
Я ПОЛЫНЬ НЕ САЖАЛ
ПРЕДИСЛОВИЕ
В многострадальной России, основательно обновлённой в 90-е годы, вновь налицо признаки нездоровья. Кислотная среда, образовавшаяся в результате непрекращающихся внутренних катаклизмов, изрядно подъедает все её органы. Мошенничество и воровство становятся почти нормой в жизни российского общества. Происходит резкое снижение нравственного и духовного уровней жизни её граждан. Повсеместно вызревают конфликты на национальной почве, давая сигнал обществу об угрозе ему гибельными последствиями. С этим жить нельзя, с этим нужно бороться – этот посыл входит всё чаще и чаще в умы многих россиян.
Лучшие умы России неустанно ищут национальную идею, вокруг которой можно было бы сплотить свой народ и победить бесовство, заполонившее сознание многих российских граждан. Но, как часто бывает, ищут не там, где надо, или не видят то, что уже найдено давным-давно.
«Человек начинается с детства», – говорил Сент Экзюпери. Растить и воспитывать, на зависть народам других стран, здоровое, высоконравственное поколение молодых людей – разве эта плохая идея для России? Или может быть эта идея не столь важна, когда речь идёт об основах безопасности страны? Вряд ли так стоит рассуждать. По глубокому убеждению Теодора Рузвельта, «воспитать человека интеллектуально, не воспитав его нравственно, – значит вырастить угрозу для общества». И это действительно так. Вопрос лишь в том, как родителям вырастить порядочного, высоконравственного молодого человека в кислотной среде российского социума, в котором посредством СМИ пропагандируются порок и разврат, где купаются в роскоши «нувориши», а власть порой находится в руках безнравственных и безответственных людей, несущих в себе угрозу целостности обществу?
Наша жизнь соткана из множества событий и тем самым представляет собой цветастое покрывало. Главным является то, как мы реагируем на эти события, как мы осуществляем то, что называется «собственной волей». Выбор, который мы делаем на крутых поворотах своей судьбы, делает нас теми, кто мы есть.
История семьи, описанная в романе, является крохотной частью истории бывшей, некогда мощной и угрожающе опасной для всей мировой цивилизации империи, коей являлась страна Советов на протяжении более семидесяти лет. Империи, как известно, не существует долго. Рано или поздно случается их крах.
В 90-е годы предыдущего столетия империя, именуемая Союз Советских Социалистических Республик, рухнула как глиняный колос, предоставив возможность этой семье, как и многим миллионам других семей, доказывать насколько она крепка духом, чтобы выжить в условиях развала и хаоса.
Все главные события, которые формируют судьбу героев романа, связаны с военной службой в пограничных войсках и жизнью на границе. Сюжетная линия романа во многом выстроена на эпизодах, действительно имевших место, что делает его, в определённом смысле, более интересным.
Серж БЭСТПРОЛОГ
Посадил орхидею,
Но полыни я не сажал.
Женщина-почтальон, в возрасте пятидесяти пяти лет, сухая на вид, с виноватым выражением на лице протягивает мне очередную повестку в суд.
– Вам снова повестка в суд! – негромко говорит она. И уже совсем смущаясь, спрашивает:
– Есть надежда, что Валерочку выпустят на свободу?
От этих слов пожилой женщины у меня по телу пробегают мурашки. Я ничего не говорю ей, потому как чувствую, что щемит сердце в груди. Поэтому спешно благодарю её за повестку и спешу к своей аптечке, чтобы принять таблетку валидола.
– Папа, тебе плохо? – заботливо спрашивает меня Элизабет – моя младшая дочь.
– Терпимо, – отвечаю ей.
За период пребывания моей старшей дочери Валерии под стражей, здоровье у меня основательно пошатнулось. Разыскиваю свои очки и принимаюсь читать повестку. Суд над Валерией состоится в конце месяца. Как много же ей ещё сидеть – более трёх недель.
Раздаётся звонок моего мобильника. Звонит Люсия, и первое о чём она спрашивает, была ли мне повестка в суд? Этим самым она подтверждает в очередной раз истину, что нет ничего на свете более чувствительного, чем сердце любящей матери. Исключительной способности своей жены предчувствовать события я уже не удивляюсь. За долгие годы совместной жизни примеров тому получено немало.
На последней встрече Валерия сказала, что невыносимо сильно тоскует по всем нам.
Тарум – её приёмный сын, и в его венах течёт горячая чеченская кровь. У себя на родине, пока были живы его родители, он носил имя Мурат. Идея дать ему зеркальное имя Тарум принадлежала ей. Несмотря на то, что она панически тревожилась за судьбу своего приёмного сына, который со своим дедом Маккхалом помог её мужу выжить, когда он сбежал из чеченского плена, она не хотела лишать его духовной частички, связывающей с малой родиной. Об этом, собственно, просил мужа и дед Маккхал, перед тем как отправить свою душу на небеса.
Когда и как все это началось? Для моей семьи мир раскололся надвое с вводом в декабре 1994 года российских подразделений военнослужащих федеральной группировки войск в Чечню для наведения там конституционного порядка.
Если бы кто-то раньше мне сказал, что война в Чечне коснётся всех нас, и главным образом моей старшей дочери Валерии, я бы никогда в это не поверил. Трудно поверить в то, что твоя дочь-красавица, которую ты лелеял и обожал, взращивал как дорогой сердцу цветок, станет вдруг на тропу войны беспощадным убийцей-мстителем и найдёт при этом в своём сердце утешение и оправдание себя.
Сегодня день её рождения. В этот день я, по обыкновению, рассматриваю пожелтевшие фографии в стареньком альбоме с бархатной синей обложкой, который подарил мне в канун предстоящего выпуска курсантов военного училища мой отец. Останавливаюсь на своей любимой фотографии, на ней запечатлена мой первенец – трёхгодовалая дочь, сидящая на горшке в зелёной пограничной фуражке.
Затем пересматриваю её свадебные московские фотографии. Красивая и, на первый взгляд, счастливая пара! Валерия – студентка юридического факультета Московского государственного университета, в её смеющихся и радостных глазах ничто не указывает на боль, которую ей ещё предстоит пережить. Алексей – выпускник Московского высшего пограничного училища КГБ СССР. Он крепкий и сильный парень. Из-под ворота его белой рубашки виднеется жетон, на котором выбиты цифры его личного номера…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТАНОВЛЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДЕТСТВО
Место рождения своё не выбираешь, это понятно всем. Выбрать можно только «смертушку», но не о ней пойдёт речь.
Родился я не в Ясной поляне и не на кожаном диване, как Лев Толстой. А родился я на топчане, укрытом пуховой периною, в избе-гармошке, стоявшей в центре маленькой деревушки, которая растеклась по лесному увалу избами и домами, рубленными в венец и лапу в стародавние и нынешние времена.
Деревушку эту обосновали в далёкой Сибири переселенцы из Белоруссии в конце 19 века. Строительство первых изб ими было закончено в зиму, аккурат в праздник Покрова Богородицы, поэтому и деревню назвали «Покровкой».
Моих пращуров называли «самоходами» и «чалдонами». Отец мой был «самоходом», а мать «чалдонкой». Родители отца появились в этих местах связи с проведением в России столыпинской реформы по переселению. Родители же матери были потомками первопроходцев Сибири. Чалдоны не любили самоходов, которые, в свою очередь, платили им тем же, называя их «чалдонами-желтопузами» из-за их пристрастия к обильному чаепитию. Однако, так или иначе, семья, в которой суждено мне было родиться, вопреки расхожему мнению, была создана по любви, и как это бывает в жизни, через девять месяцев на свет появился я. По счастливому стечению обстоятельств появился в качестве подарка своей матери к Международному женскому дню восьмого марта.
Имя себе я выбрал сам. Моя бабушка Саня, сидя у зыбки, перечисляла по памяти известные ей имена мальчиков, и я ей своим плачем дал знать, какое имя мне понравилось. Так, я стал Семёном.
С теплотой и обожанием вспоминаю свои детские годы, проведённые в деревне. Закрыв глаза, вижу свою бабулю, сидящую в горнице с веретеном у окна, и слышу её монотонное пение:
Ох, как на крыше верабей,
Да, он сидит чиликает,
Ох, майей мамки дома нема,
Не кава бояться…
И вслед за пропетым куплетом несётся её призывный возглас:
– Сёмка, вставай! Ходь (иди) ко мне на кухню, а то исть (кушать) мне одной морготно (скучно), да и табе (тебе) пора в школу тикать (идти).
Я встаю, иду за печку, бью ладошками по мокрому соску рукомойника и умываюсь. Выхожу с рушником в руках.
– Бабушка, ты чё (что) так говоришь? Учительница кажет (говорит), что из-за тебя, и я кажу неправильно.
