Алексей Макеев - Производственный секрет
Обзор книги Алексей Макеев - Производственный секрет
Николай Леонов, Алексей Макеев
Производственный секрет
Глава 1
Дождь был совсем теплый, зато разошелся не на шутку. Это стало ясно уже на выходе со станции. Сверху на эскалаторе спускались люди, с головы до ног забрызганные водой, с промокшими зонтами в руках, примолкшие и озабоченные, как это всегда бывает с людьми во время стихийных бедствий. Нет, конечно, до стихийного бедствия было далеко — это сравнение пришло в голову Бекасу лишь потому, что муторно было у него на душе, — но лило изрядно. Бекас порадовался про себя, что все-таки решил захватить зонт. Первым-то желанием было выйти налегке — на улице едва моросило, а Бекасу совсем не хотелось обременять себя. И без того он постоянно ощущал на плечах почти неподъемную тяжесть. Виртуальный груз, ноша, которую он добровольно взвалил на себя. Пожалуй, даже не только добровольно, а с неким энтузиазмом, с азартом и восторгом. Но все это было сначала, а сейчас Бекасу становилось все тяжелее и тяжелее. Для рискованного отчаянного дела, что он затеял, Бекас оказался слабоват в коленках. Самому себе он мог в этом признаться. Да что толку в этих признаниях? Ничего изменить он уже не мог — ни обстоятельств, ни себя.
Впрочем, сегодняшний день обещал стать некой вехой. Перед Бекасом забрезжила надежда на избавление. Он передает то, о чем договаривались, связному или курьеру — черт их знает, как они у них называются, — получает деньги, последний, так сказать, взнос, и они расстаются навеки. Может быть, с течением времени Бекас сумеет забыть все, как страшный сон. По большому счету, ему уже давно не нравилось то, что он делает. Что ни говори, а предательство остается предательством, чем его ни мотивируй. Грязное дело. Но денежное.
Эскалатор двигался не быстрее обычного, но Бекасу показалось, что его буквально выплюнуло наверх. Время неслось вскачь, не давая ему возможности передохнуть и опомниться. Сердце тарахтело раза в полтора чаще. Бекасу не хватало воздуха. Возможно, тут играла роль и смена погоды, но главное все-таки было не в этом.
За стенами станции была ночь. Росяное марево вокруг фонарей, косые струи дождя, лужи под ногами. Непрекращающийся шип и плеск шин по асфальту. Залитые водой автомобили, замкнутые, живущие своей странной жизнью стальные механизмы скользили по мостовой, помаргивая цветными фонарями.
Бекас собирался свернуть на набережную и вдруг совершенно случайно увидел внимательные глаза незнакомого ему молодого человека, который среди прочих пассажиров вышел из дверей станции и на секунду остановился, чтобы развернуть над головой черный, с металлическим отблеском зонт.
Бекас в этот момент озирался по сторонам, и пристальный взгляд, устремленный на него, привел его в немалое смущение. Да что там говорить, в панику он его привел, в лихорадочную тревогу. Совесть-то у Бекаса была нечиста.
Словно ошпаренный, он поспешно щелкнул зонтом, выбросил над головой звонкую, пульсирующую от дождя полусферу и побежал по улице, не решаясь, однако, свернуть теперь к набережной.
Бекас никогда не был удачливым человеком. И внимание на него за всю его жизнь обращало совсем мало людей. По-настоящему, может быть, одна мама это делала. Но, господи, как давно это было! В прочих случаях если на Бекаса обращали внимание, то это, скорее всего, означало неприятность. С годами Бекас превосходно научился мимикрировать, делаться незаметным, обходить острые углы, и у него даже начало кое-что получаться. Он занял неплохую должность в НИИ, удачно женился, обзавелся квартирой, потом родился сын… А потом все пошло кувырком. НИИ закрылся. Семья распалась, квартира пошла на размен. Бекас долгое время был никому не нужен, но потом ценой невероятных усилий ему удалось пристроиться в хорошую фирму. Там его услужливость ценили, но больше в моральном плане, а Бекасу хотелось того, что обретается человеком к сорока годам, можно сказать, по праву, — спокойное, комфортабельное жилище, сверкающая машина, туго набитый бумажник, удобная итальянская обувь. Почему-то за Бекасом этого права никто не признавал — даже те, кто его ценил. Они-то раскатывали на сверкающих лимузинах и пили на вечеринках настоящий коньяк, а кожа у их любовниц была розовая и гладкая. Порой Бекас так их ненавидел, что давился едой. За едой не рекомендуется думать о неприятном, но у Бекаса это плохо получалось. Он почти всегда думал о неприятном.
Бекас недолго колебался, когда ему представился шанс. Не хотите мытьем, так пожалте катаньем! Решиться было легко. Легче, чем нести потом этот крест. Подспудно Бекас каждый день ждал, что его накроют. Разоблачат. Внимательные пристальные взгляды снились ему в кошмарных снах.
И сейчас он поймал такой взгляд наяву. Это было по-настоящему страшно. Бекас сразу понял, что посторонний человек не станет на него так смотреть. Для посторонних Бекаса как будто вообще никогда не существовало. Этот факт был неоднократно проверен и уже не вызывал у Бекаса чувства острой ревности. Он уже свыкся с равнодушием. Но, выходит, молодой человек у метро следил за Бекасом специально. Для чего? Кто его направил? Может быть, это маньяк или вор, собирающийся нанести Бекасу вред частным порядком? На такие вопросы никто не может дать ответа. Это постигается только на собственной шкуре. Хотя логика подсказывала — ни маньяк, ни вор здесь ни при чем.
Бекас посмотрел на часы. До встречи оставалось девять минут. Плюс две-три минуты ожидания. Если за это время не удастся прояснить вопрос с молодым человеком, то придется отменять встречу. Это тоже опасно, но не в такой степени, как если его возьмут с поличным.
Дождь наяривал от души. У Бекаса промокли туфли и низ брюк. Однако он упорно шлепал под дождем, хотя ненавидел сырость. На втором или третьем повороте он повернул, но не к набережной, а в другую сторону, прошел еще квартал и увидел освещенную витрину маленького кафе. С навеса над входом лило — настоящий ниагарский водопад. Бекас повертел головой и увидел на другом конце квартала мокрую фигуру, которая двигалась в его сторону. Больше желающих гулять под дождем не наблюдалось. А этот был очень похож на того молодого человека. Бекас вошел в кафе.
Сворачивая зонт, он бочком пробрался к стойке, за которой деловито пересчитывал выручку полноватый, с невыразительным круглым лицом бармен. Его лицо понравилось Бекасу — он не терпел красавчиков. Некрасивые люди могут вас выслушать. Красивые слушают только себя.
— Здравствуйте! — негромко сказал Бекас, нервно оглядываясь по сторонам. — Можно сто граммов водки?
— Да ради бога! — ответил бармен, поднимая на него равнодушные глаза. — Вам какой?
— Да мне все равно, — сказал Бекас. — Абсолютно все равно… Вот льет, а?
— Да-а, разверзлись хляби небесные, — вежливо произнес бармен, ловко наливая в стаканчик прозрачную ледяную водку и ставя ее перед Бекасом. — Самое то принять немного на грудь.
Бекас выпил и посмотрел на часы. У него оставалось четыре минуты. Пожалуй, он уже опоздал. Чувство легкой досады все равно не могло пересилить нарастающего в душе страха. Ему показалось, что за мутной пеленой витрины маячит уже знакомая ему фигура.
— Можно еще одну? — спросил он и, когда бармен исполнил его просьбу, добавил, понизив голос почти до шепота: — Простите, у меня к вам будет несколько необычная просьба…
— Я вас слушаю, — слегка приподнял брови бармен.
Он явно насторожился, но агрессии пока не проявлял. Бекас оглянулся через плечо — никаких сомнений не оставалось, кто-то ждал его под дверью.
— Простите, — зашептал Бекас. — Мне срочно нужна помощь. Я попал в неприятную ситуацию. Понимаете, м-м… У меня должно было состояться романтическое свидание, но ее муж… — Фантазия у Бекаса работала слабо, но, кажется, бармена не слишком интересовало правдоподобие. — В общем, меня преследуют. Скорее всего, собираются покалечить. Мне бы этого не хотелось. Был бы вам очень признателен, если бы вы позволили мне выйти через ваш черный ход. У вас ведь есть черный ход?
Бармен без выражения смотрел на него и почему-то медлил. Бекас наконец сообразил, слегка покраснел и полез в карман.
— Ах, простите, совсем забыл! — сконфуженно сказал он. — Вот, пожалуйста, за беспокойство…
Бармен незаметно смахнул деньги куда-то под прилавок и коротко мотнул головой.
— Зайдите за стойку, — сказал он тихо, глядя мимо Бекаса. — Увидите дверь. Дверь направо, потом дверь налево — и вы выходите во двор. Только притворите за собой дверь, когда выйдете.
— О’кей! — с облегчением сказал Бекас.
С зонтом наперевес он быстро прошел за стойку, шагнул в одну дверь, потом через коридор — в следующую, выскочил под дождь и развернул зонт. Капли забарабанили по натянутой ткани. Бекас заспешил через двор, стиснутый глухими стенами, заставленный мокрыми ящиками, с пузырящимися лужами у выезда.
