Григорий Башкиров - Роковая сделка
Обзор книги Григорий Башкиров - Роковая сделка
Григорий Башкиров
Роковая сделка
Глава 1
Ворота колонии приветливо распахнулись перед Максимом Разиным и плавно затворились. Вместе с несколькими осужденными он по этапу прибыл к месту отбытия наказания и теперь, озираясь, стоял на небольшом внутреннем плацу, ожидая дальнейшего поворота судьбы. Хотя этапом это назвать было трудно. Не было душного, пропахшего селёдкой спецвагона, долгих многосуточных стоянок на запасных путях в ожидании попутного поезда, насмешек и унижений от конвойных. Был автозак и двухчасовой путь из следственного изолятора в колонию.
Следствие и суды длились почти полтора года. Осудили Разина по суровой статье как члена банды. Городской суд учёл отсутствие судимостей, смягчающие обстоятельства и приговорил его к девяти годам лишения свободы. Местом отбытия наказания была определена колония усиленного режима. Максим понимал, что ещё легко отделался. Семёна, к примеру, прокурор «подвёл» к «вышаку» и приговор привели в исполнение.
* * *Сразу после задержания Максима арестовали и из ИВС (изолятор временного содержания) районного управления перевели в следственный изолятор на набережную реки.
Преодолевая нервную дрожь и стараясь ничем не выдать волнение, он переступил порог камеры. Вроде всё правильно сделал. Сдержано поздоровался и назвал себя. С разрешения присел на скамейку у обеденного стола и подробно отвечал на вопросы старшего по камере, мощного парня лет тридцати по имени Сергей. Получил место на нарах на первом ярусе и за столом. Всё началось относительно спокойно, если бы не Лохматый – худосочный плешивый зэк, весь синий от тюремных наколок. Вечером после ужина он подсел на койку Разина.
– Как жизнь, керя, – осклабился в щербатой улыбке и, дыша на Андрея гнилью, дружески обнял за плечо.
– Нормально, – кратко бросил Разин и отодвинулся.
– А за базар отвечаешь? – участливо поинтересовался Лохматый.
– Отвечаю, – ответил Максим, и сразу пожалел, что поторопился с ответом, почувствовав подвох в самом вопросе.
– Нет, не отвечаешь ты за базар, – Лохматый вновь ухмыльнулся, оголив свои гнилухи. – Нормально живут на воле, а ты на нарах паришься. Это не нормально. А жизнь твоя, керя, очень сейчас хреновая. Придётся за базар ответить.
Максим понял, что возражать и оправдываться бесполезно и поздно. Он уже «купился». Сокамерники молча сидели и лежали на своих нарах, но было ясно, что разговор внимательно слушали и ожидали развязки. Разин решил молчать. Лохматый, выдержав паузу, зло взглянул на Максима.
– Что молчишь? За базар, спрашиваю, отвечать собираешься?
Не найдя что ответить, Максим посмотрел на Сергея. Тот читал книгу и улыбался.
– Что молчишь, спрашиваю?! – всё более распалялся Лохматый, – в «падло» говорить c людьми? Чухан долбанный! Парашник! – Хрипло заорал он, хватая Разина за горло.
Максим понял, что помощи ждать не от кого и решил драться. Пусть хоть всей камерой набрасываются. Вскочил с нар и встал напротив.
– Отвали, урод!
– Что-о-о? – взвился Лохматый, – братва, заорал он, обращаясь к сокамерникам, – пидор взбрыкивается, давай…
Он не успел договорить, поскольку получил увесистый удар в зубы. Максим нанёс ещё один удар в пах и Лохматый, согнувшись пополам, свалился на пол.
Разин отскочил в угол и приготовился защищаться до конца. Максим стоял, тяжело дыша и сжав кулаки. Он ожидал атаки, однако, к удивлению, никто не тронулся с места. Лохматый стал приходить в себя: кряхтя, матерясь и выплёвывая на пол выбитые зубы, дополз до своих нар и завалился на бок.
– Долго ещё стоять собираешься? – спросил Сергей, – Расслабься. А ты, – обратился Сергей к Лохматому, – замолкни!
Максим лег на своё место и ещё долго не мог заснуть. Уже под утро забылся в коротком, тревожном сне, просыпаясь от малейшего скрипа пружинных коек.
Так прошёл его первый день в неволе. Впоследствии были множественные встречи со следователем, операми – городскими и из оперативной части изолятора. Разин решил держаться и отвечать только за себя и в пределах уже доказанного. Пару раз его избивали прямо в кабинете опера, но не сильно, без телесных повреждений – для острастки. Потом стали переводить из камеры в камеру. Приходилось тяжело. Прессовали по «взрослому». Защищая себя, дрался. За это сажали в карцер. Вот где было плохо. Переодели в грязную буро-зелёную полосатую робу. Голодуха и холод! Больше всего доставали регулярные проверки-шмоны. Хотя, спрашивается, что можно обнаружить в камере-одиночке арестанта? Между тем, регулярно и с завидным энтузиазмом оснащенные резиновыми дубинками охранники, как правило, в ночное время отпирали дверь камеры. При этом Максим обязан был вскочить, широко расставить ноги, сложить растопыренные ладони за спиной, упереться лбом в противоположную входу стену, и проорать, кто ты есть, когда и за какие грехи попал на «кичу». При отсутствии замечаний можно было рассчитывать на пару несильных ударов дубьем по спине. Противиться процедуре обычно никто не думал – себе дороже.
После выполнения всех следственных действий, достаточных для направления уголовного дела в суд, следователь и оперативники оставили Максима в покое, и он вновь очутился в своей камере.
Лохматого уже не было, как и большинства прежних сокамерников. Сергей, как всегда, был невозмутим. Пристально взглянув на Максима, крепко пожал руку: «Здорово, Макс». Место определил рядом с собой. Разин незаметно сблизился с Сергеем. Ночами долго толковали за жизнь. Как-то Разин поинтересовался, почему тогда никто не встал.
– Лохматый – чёрт, падаль, да и тебя рассмотрели, – сказал Сергей.
В изоляторе Разин регулярно получал передачи. По старой памяти «подкармливала» Ритина сестра Ирина, с которой, до ареста он имел тайную связь. Максим часто вспоминал Риту.
Примерно через год нахождения в заключении он от Ирины узнал, что Рита погибла. Получив весть, успокоился. Теперь нечего было скрывать. Жизнь всех расставила по местам.
Избежав суда уголовного, Рита не избежала суда божьего. Ведь именно она сплотила его, Семёна и других отчаянных и безбашенных парней в группу. Связала их всех круговой порукой, а Разина и Семёна личной привязанностью. Бог ей судья!
Перед отправкой на зону они с Сергеем попрощались.
– Если что, скажешь, что с Захаром вместе был.
* * *После обязательного карантина Разина расписали в отряд. Получив у старшины отряда матрас и постельные принадлежности, он разместился на указанном месте. Был день и Максим находился в бараке один, если не считать дневальных и «шныря», беспрестанно снующего по помещению. Макс прилёг на койку и закрыл глаза. Перед глазами опять предстала Рита. Всё-таки он любил её, и если бы не Семён, кто знает, как жизнь могла сложиться далее. Вспомнил и «Муху» – Игоря Мухина:
– Ох, – простонал Разин, – если бы не он…
Незаметно уснул. Проснулся, когда в казарму ввалился народ после работы. На него никто не обратил внимания.
На следующий день после утреннего построения надзиратель отвёл к дежурному помощнику начальника колонии (ДПНК). Оттуда другой «цирик» препроводил в оперативную часть к капитану Саврасову.
Макс, подойдя к двери кабинета, постучал. Дождавшись разрешения зайти, открыл дверь и, остановившись на пороге, доложил Саврасову о прибытии.
Николаю Николаевичу было тридцать четыре года от роду. Несмотря на молодой возраст, он был уже с сединой, жилистый и физически сильный, резкий в движениях и словах. До тюрьмы Саврасов считался неплохим оперативником. Работал заместителем начальника отдела уголовного розыска районного управления. «Спалился» бездарно, в одну секунду. Проверяющий, листая личное дело агента, обнаружил промеж документов неизвестно как затесавшийся туда чистый лист бумаги с чёткой росписью секретного сотрудника. Произошёл крупный скандал. Саврасов тут же был обвинён в должностном подлоге, присвоении государственных денег и ещё многих грехах, которые таил в себе с виду невзрачный документ. Действительно, при желании на этом листе можно было написать что угодно, к примеру, сфабриковать расписку о якобы полученном агентом денежном вознаграждении. Сор из избы выносить не стали, что обошлось управлению в кругленькую сумму, затраченную на долгие уговоры проверяющего клерка из Главка. Прекрасно понимая, что Саврасов тут не при делах, руководство дело замяло, но капитану милиции дали недельный срок для поиска нового места службы. Он и не возражал, понимая, что сам дурак – дела надо чаще листать. Ничего не оставалось, как уйти туда, где всегда имелись вакансии для оперативника – в систему исправительно-трудовых учреждений. Уже полтора года Николай тянул лямку в должности начальника оперативной части учреждения. Вначале было непривычно, потом вработался.
* * *Саврасов предложил Разину сесть на табуретку напротив его стола. Внимательно и долго рассматривал Макса. Закурив папиросу, без видимого интереса расспросил о прошлой жизни и родных. Разин осторожно и немногословно отвечал. Он уже догадался о сути дальнейшей беседы. Саврасов, между тем, напомнил ему, что срок заключения долог (Разин это и сам прекрасно знал), что многое будет зависеть от самого Разина, его поведения, осознания своей никчемной преступной сущности и твёрдого намерения стать на путь исправления. Обрисовал различные варианты дальнейшего пребывания на зоне. Варианты вырисовывались диаметрально противоположные. Вариант А: относительно спокойная и сытая жизнь, с перспективой в последующем заведовать библиотекой или каптёркой. Получить послабления режима содержания и, главное, это УДО (условно-досрочное освобождение). Вариант Б: Полный и реальный кошмар, о котором и подумать страшно. Макс молча слушал. Закончив прелюдию, Саврасов спросил, понял ли Разин. Разин «включил дурака», пожал плечами и посетовал, что УДО это очень хорошо, но у него статья особая, нехорошая, тяжкая. Саврасов отмахнулся – «ерунда», и сказал, что всё будет, как он скажет. После чего напрямую спросил, будет ли Разин сотрудничать с ним. Макс посчитал немедленный отказ преждевременным шагом и попросил время на раздумье. Капитан согласился подождать до завтра, предупредив о строгом сохранении разговора в тайне.
