Коди Макфейден - Лик смерти
Постепенно я узнал его историю. Он был призван к Богу, когда ему исполнилось всего четыре года, и тогда он решил как можно раньше поступить в семинарию, чтобы посвятить свою жизнь Святой Троице. Но однажды ночью пришли какие-то люди и выкрали его из семьи. «Даже в этом случае нельзя терять веру. Бог постоянно испытывает нас», — говорил он и улыбался мне чистой, счастливой улыбкой верующего человека. Его улыбка вырвала меня из пучины отчаяния, в которой я чуть не утонул. — Глаза Кабреры закрылись при этом благоговейном воспоминании. — Так продолжалось целый год. Он страдал каждый день… все мы страдали… а ночью разговаривал с нами, заставлял нас молиться и уберегал от желания покончить с собой. — Кабрера умолк и опустил глаза. — И наступил день, тот роковой день, когда он спас не только мою душу, но и тело.
Нас было двое. В сопровождении охранника нас отправили в дом одного состоятельного человека, которому одного мальчика было недостаточно. Я трясся от страха, но этот мальчик, этот ангел, как всегда, меня успокоил. Он взял меня за руки, улыбнулся и стал молиться. Я все равно боялся, несмотря на его слова. Мой страх только усиливался. Я уже не мог сдерживать дрожь.
Возле дома он вдруг взял в руки мое лицо, поцеловал меня в лоб и сказал, чтобы я был готов. «Ничего не бойся и верь в Бога». Мы вышли из машины, охранник оказался сзади нас. Тогда мальчик неожиданно повернулся и ударил его ногой прямо в пах. Охранник привык к нашему повиновению, удар застиг его врасплох. Он согнулся от боли и яростно закричал.
«Беги», — сказал мне мальчик. А я стоял и дрожал. Неуверенный, как всякая жертва. «Беги», — повторил он, но на сей раз это был рев, трубный глас ангела. И он бросился на охранника, стал его бить и пинать ногами. Наконец до меня дошло. Я побежал. — Кабрера потер предплечье. — Он до сих пор стоит у меня перед глазами, я вижу его как сейчас… Нерешительность и страх сменились радостью побега, а затем пришло чувство вины, вины за то, что, воспользовавшись помощью своего друга, я оставил его в этом аду.
Нет нужды рассказывать вам обо всем, что произошло со мной потом, о каждой минуте, о каждом месяце и годе. Я сбежал из земного ада и вернулся домой, в семью. Я был проблемным мальчиком, а позже стал проблемным мужчиной. Далеко не святым, скорее, грешником, но — и это важнее всего — я жил! Я не покончил с собой! Не проклял навеки свою бессмертную душу! Понимаете? Мой друг спас меня от самой худшей судьбы. Благодаря ему мне открыт путь в рай.
Я не разделяла убеждений Кабреры. Но чувствовала, что он глубоко верует, и вера эта поддерживает его. Я была тронута.
— Я приехал в Америку, — продолжал он. — Я верил в Бога, однако постоянно попадал в неприятные истории. Стыдно сказать, время от времени я употреблял наркотики, общался с проститутками и… заработал вирус. — Он покачал головой. — И вновь накатило отчаяние, и вновь я подумал о том, что смерть может быть лучше, чем жизнь. И тогда, в ту самую минуту, я вдруг осознал, что вирус этот ниспослан мне Богом. Однажды он уже прислал мне ангела, и ангел меня спас. Однако вместо того чтобы возблагодарить Бога за чудесное спасение, я запутался в печалях и страстях и понапрасну растратил многие годы. Я прислушался к предостережению Бога. Я изменился и прекратил отношения с женщинами. Я стал ближе к Богу. И тогда, спустя одиннадцать лет, мой ангел вернулся. — Глаза Кабреры наполнились печалью. — Все еще ангел, только уже не светлый. Он стал ангелом тьмы… ангелом мести.
«Как на татуировке», — подумала я.
— Он рассказал, что после моего побега ему пришлось пережить такое, что даже страшно себе представить. Я не буду вдаваться в подробности — это слишком ужасно. Мой друг говорил, что порой, правда, лишь на мгновение, его одолевали сомнения в Божьей любви. Тогда он вспоминал обо мне, молился и вновь обретал веру. «Бог подвергает меня испытаниям, — понял он, — Бог выведет меня отсюда». — Кабрера скривился. — Однажды так и произошло. Однажды его вера, его молитвы и страдания, которые ему пришлось вытерпеть из-за меня, были вознаграждены. Это произошло уже здесь, в Штатах. Вместе с другими детьми он был спасен полицейскими и вашим ФБР. В каких красках он описывал свое чудесное спасение! Он чувствовал себя так, словно Бог его поцеловал. Значит, и вера, и страдания были оправданны?!
Кабрера умолк и долго молчал. У меня возникло нехорошее предчувствие. Что-то подсказывало мне, что я знаю продолжение этой истории.
— Однажды ночью, — вновь заговорил Кабрера, — Бог возвратил их в ад. Пришли какие-то люди, убили охрану. И забрали всех обратно… в рабство… Ужасно… — прошептал он. — Только представьте, что значит спастись и вновь потерять надежду. А хуже всего было моему другу. Эти люди знали, что он помогал полиции, что он назвал имя своего охранника. Они не убили ангела, но наказали так, что прежняя жизнь в аду показалась ему раем.
Я уже знала об этом, где-то в глубине души; сейчас мои предположения подтвердились.
— Мальчика звали Хуан, ведь так? — спросила я.
Он кивнул:
— Да, ангела звали Хуан.
Не знаю, был ли Хуан воплощением святости или же Кабрера, ребенком прошедший ад, теперь идеализировал воспоминания о друге, посланном ему в самый тяжелый момент. Я знаю только одно: историю эту я уже слышала. И в ней не победит никто, даже мы.
Убийцы есть убийцы; то, что они творят, непростительно, но и они по-своему несчастны. Несчастны в своем гневе. Они убивают не от радости, скорее, это крик души. Крик о совратившем отце, об истязавшей матери, о брате, который тушил о них сигареты. Сначала они беспомощны, потом несут смерть. Вы ловите их и прячете за решетку или в сумасшедший дом потому, что так надо, но никакого удовольствия от сделанной работы не испытываете.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросил Алан, теперь уже ласково.
— Ангел сказал, что наконец понял, в чем истина, что Господь возложил на него другую миссию и что он согрешил, думая о своей святости и сравнивая свои муки со страданиями Христа. Его долг, теперь он знал, не исцелять, а мстить. — Кабрера неловко заерзал на стуле. — Страшно было смотреть ему в глаза, когда он произносил эти слова. В них были только гнев и ужас. Разве у человека, отмеченного Богом, бывают такие глаза? Однако кто я такой, чтобы его осуждать? — Кабрера вздохнул. — Хуан сбежал от своих мучителей. Он мечтал о том, как вернется однажды ночью и кровью отомстит им. Он догадался: его и других детей выдали двое, агент ФБР и полицейский. Эти люди, говорил он, самые дурные из всех, ибо они за символами прятали свое истинное лицо.
У моего друга был план, рассчитанный на долгие годы, и он попросил меня помочь. Нельзя было допустить, чтобы он попался, пока не завершит свою миссию. Бог открыл Хуану, что он должен отомстить не только за собственные страдания. Моему другу требовалось, чтобы я стал им в ваших глазах. Я согласился.
— Сэр, — спросил Алан, — вы знаете, где найти Хуана?
Он кивнул:
— Конечно. Только вам не скажу.
— Почему? — спросил Алан — Поймите, Густаво, не Божью волю он выполнял. Хуан убивал невинных людей. Он разрушил жизнь маленькой девочки. «Не убий», Густаво, так говорит Божья заповедь. А вы убивали ради него. Невинные юноши погибли тогда в здании ФБР, хорошие парни, которые никогда не обижали детей и не превышали полномочий.
Гримаса боли исказила лицо Кабреры.
— Я знаю… да, я это сделал. И я буду молиться Богу о прощении. Но вы должны понять, вы должны! Хуан спас меня! Я не могу его предать. Не могу. Я помогал не теперешнему Хуану — я старался ради светлого маленького ангела.
Слова Кабреры могли бы показаться высокопарными, если бы не его искренность — она вызывала тягостные чувства.
Алан подступал к нему вновь и вновь, заставлял Кабреру потеть и подергивать щекой, однако наталкивался на стену.
Кабрера был спасен от судьбы, которая, пожалуй, гораздо хуже смерти. Хуан помог ему избежать не только тюремного заключения, но и отчаяния. Жизнь Кабреры была отчасти разрушена злом, которое ему причинили, но вера по-прежнему обещала спасение. Эту веру открыл для него Хуан.
Что касается самого Хуана… Его история до сих пор не укладывается у меня в голове. А самое ужасное, самое отвратительное в том, что мы сами породили это чудовище. Продажные полицейский с фэбээровцем погубили кроткого мальчика, непоколебимого в своей вере. Хуан был повергнут не без помощи людей, которым открылся.
Размышляя о самом возвышенном и самом низменном в природе человека, я не заметила, как Кабрера зашевелился.
— Мне позволено сделать лишь одно доброе дело, — промолвил он.
— Какое?
— В моем кабинете, — сказал он, кивнув в левое крыло дома, — в компьютере, координаты места, где держат девушек, Джессику и Терезу. Они живы. — Он вздохнул, еще печальнее на этот раз. — Ангел поселил их в аду. Им очень тяжело.
