Мануэль Кинто - Знак Сатаны
Невысок — всего в один этаж — и неказист дом бывшего комиссара Вальделапланы. Стены сложены из серого камня, пара нешироких окон, глядящих на мощеную улицу. Дверь окрашена ядовито-синей краской. На мой звонок дверь открывает юное создание с огромными глазами и спокойными чертами миловидного лица.
— Вы — друг сеньора Мариано?
— Отнюдь, сеньорита. Я привез хозяину привет от его бывших коллег в Вальделаплане.
— Кто там, Анхела? — доносится слабый голос.
— Как здорово, что вы собрались навестить его, — шепчет Анхела, пропуская меня вперед. — Никто к нему не приходит, а старик очень болен и одинок.
— Вы его родственница?
— О, что вы! — улыбка ее восхитительна. — Я из социальной службы нашего муниципалитета. На моем попечении все старики в этом районе. Вот Мариано, к примеру… Сеньор Пуэртолас очень плох. Боюсь, ему совсем немного осталось…
— Весьма сожалею. Я и не знал, — лепечу я первое, что приходит на ум.
— Я только что сделала инъекцию, он хоть стал поспокойней.
Мы проходим в его комнату. Здесь царит полумрак, скрадывающий скудость обстановки.
— Мариано, — поправляет она постель, — к вам пожаловал в гости старый приятель. — Пожалуй, я вас оставлю, вам ведь есть о чем поговорить.
Я остаюсь стоять у постели умирающего. Туман болеутоляющих средств смягчает жесткие черты лица; глаза смотрят на меня с любопытством.
— Я к вам из Вальделапланы, от комиссара Родриго в инспектора Пучадеса.
Пуэртолас силится что-то вспомнить.
— Вальделаплана, Вальделаплана… Ах да, когда-то я там служил.
— Люди хранят память о тех временах, — помимо воли моя реплика звучит как-то двусмысленно.
— Бросьте вы чушь пороть, — обрывает он. — Вам уже известно, что я умираю? — он тихонько гладит живот. — Если бы не Анхела, я словно пес пожрал бы собственные кишки, до того они донимают… Вы Анхелу видели?
— Да, конечно, однако сейчас мне хотелось бы кое-что услышать — о том, что случилось в Вальделаплане пятнадцать лет назад.
— Я не хочу вспоминать об этом городке. Там я натворил много такого, за что пришлось потом раскаиваться. Но время вспять не повернешь… Жену упрятали в психушку, сын где-то во Франции. Представьте, женился на француженке. И никто не знает, что дни мои уже сочтены. Вы, конечно, из полиции?
— Нет, просто оказываю кое-какие услуги Родриго и инспектору. Но, если вам этот разговор неприятен, я уйду.
— Нет-нет, оставайтесь! И… спрашивайте, я к вашим услугам… — Гримаса боли искажает лицо.
— Итак, пятнадцать лет назад в том городке какой-то мальчишка напал на проститутку, и случилось это на площади Святых Епископов… Кстати, пресса сообщила, что покушение было на улице Бальена.
Пуэртолас с трудом выжимает улыбку.
— Я сам отдал распоряжение журналистам сменить адрес. Тогда я мог это сделать.
— Что же случилось, кто был этот парень?
— Неужели вам это так интересно?
— Совсем недавно в Старом Квартале перерезали горло молоденькой медсестре. Убийца пил кровь своей жертвы. А этой ночью точно так же расправились еще с одной…
— И вы решили, что это дело рук одного человека?
— Я только что разговаривал с Соледад Тибурсио, той самой, кого вы отправили в Барселону. Да, с тех пор много воды утекло, но и сейчас она узнала бы в лицо того негодяя. И, если вам хоть что-то известно, скажите мне. К чему отягощать совесть еще и этими убийствами?
— Мне уже все равно. Если бы можно было все вернуть, как было… А, ладно, слушайте: того мальчишку мы отыскали через пару часов.
— И кто же это был?
— Он прятался на заброшенной фабрике, что стояла на берегу. Парень оказался дебилом — едва мог говорить, мы только и смогли вытянуть, что ему шестнадцать… Да и то он был не совсем в этом уверен. Но сомнений в его виновности не оставалось: рубашка и брюки заляпаны кровью, в кармане нашли ее ожерелье из фальшивого жемчуга. Отвели его в участок, но и часа не прошло, как к нам заявился секретарь епископа. Парень оказался сыном их ключника, и епископ требовал, чтобы я немедленно явился во дворец для разговора с глазу на глаз.
— Вы, конечно, пошли…
— Да, и епископ Сигуэнса лично принял меня. Расспросил насчет самочувствия этой девицы, я сказал, что она отделалась испугом. Тогда он попросил в качестве личной услуги, чтоб я забыл об этом деле и вернул им мальчишку: дескать, он сам позаботится, чтобы это больше не повторилось.
— И вы поддались на уговоры?
— Я было заупрямился, но, знаете… Епископ пользовался большим авторитетом в Вальделаплане, это был человек с колоссальными связями, и газеты прочили его в монсеньоры.
— Говорите, парень был сыном их ключника?
— Покойного ключника. Его вдова приходилась дальней родственницей самому епископу. Конечно, он расписал мне жуткую жизнь бедняги в приюте, обещал, что окажет ему покровительство, и окруженный христианской любовью, мальчик встанет на путь, угодный церкви. А епископ все взывал к моей совести, а я подсчитывал в уме дивиденды. Много, знаете ли, проблем накопилось в семье — и дом неплохо бы поменять, и продвижения по службе заждался… Я знал, что Сигуэнса весьма благосклонно отзывался обо мне в кругу высших полицейских чинов, ведь он частенько наведывался в Мадрид и Барселону. А дома и участки в Вальделаплане были в ведении церковников.
— Словом, вы уступили.
— А почему бы и нет? В конце концов, обошлось без жертв. Мы вернули мальчика матери… Женщина она была со странностями, но отличалась редкостной красотой… Через несколько дней мне переслали большую сумму — с указанием, чтобы эти деньги были вручены пострадавшей, если она согласится покинуть Вальделаплану.
— И вы надавили на Тибурсио?
— Ясное дело. За нее и заступиться-то было некому, сестра не в счет — они вечно друг друга за волосы таскали. В общем, я для начала попугал Соледад: сами знаете, было к чему прицепиться. А потом предложил денег — лишь бы скорей уехала. Ей вполне хватило бы и обустроиться здесь, и пожить в свое удовольствие, только при одном условии: больше чтоб в Вальделаплану — ни ногой. К тому же, кажется, у нее в Барселоне была любовь… В общем, она недолго артачилась. Говорите, вы ее видели? Ну и как, все в порядке?
— Ага, вашими молитвами. Без единой монеты, живет в каком-то притоне, наркотиками по уши уже напичкана.
— Господи! — шепчет умирающий. — Господи, вот к чему мы с ней пришли… А меня, знаете, вскоре подставили в одном грязном дельце и вышвырнули к чертям собачьим на мизерную пенсию. Жена пыталась выброситься из окна…
— Как вы думаете, мог ли тот мальчик вырасти в убийцу?
— Я не могу уже ни верить, ни отрицать. Только и возношу молитвы за то, чтобы не было бога. А, кстати, который час? Где Анхела? Мне больно, больно…
— Сейчас я ее позову, скажите только, что сталось с епископом Сигуэнса?
— А что с ним станется? Все там же, в Вальделаплане, носа из своего дворца не показывает. Время над ним не властно.
* * *И снова мы — в номере отеля «Фальгера», но уже в компании Пучадеса. Инспектор пребывает в эйфории от свалившихся на него удач; Суси время от времени появляется из ванной, каждый раз оставляя там очередную деталь туалета, что, по ее мнению, должно способствовать разрядке сгустившейся атмосферы.
— Ты часом не спятил? — интересуется у меня инспектор, силясь придать физиономии выражение благожелательного участия. — Это же е-пис-коп! Доходит или нет?
— Не учи ученого — слава богу, я религиозный колледж посещал.
— Ах, даже так? — Суси проходится в бикини, легком джемпере и туфле на одну ногу.
— Тяжелое у тебя было детство, — вздыхает Пуча, — достали, видно, тебя церковники…
— Говорю тебе — нам надо срочно повидаться с монсеньором Сигуэнса, чтобы узнать, как сложилась судьба этого мальчишки. Впрочем, речь идет уже о взрослом человеке, в хотелось бы мне послушать насчет его алиби — где он был прошлой ночью, к примеру.
— Фидель во всем признался, — гнет свою линию фараон. — Да не будь ты дураком! Он всего лишь сработал под вампира, а тот бродит себе по городу и в ус не дует!
— Ты что же думаешь, теперь вся Вальделаплана начнет резать друг друга, вдохновившись замечательным опытом арендатора? — глаза Пучадеса ловят последнее, что осталось на Суси.
— Куда ты засунешь свою репутацию детектива, когда вампир примется за свое?
— А ты думаешь оказать мне помощь, поговорив с Сигуэнса?
— Однажды он уже убрал концы в воду и, может быть, тем самым подготовил почву двум этим преступлениям. Понимаешь, не идет у меня из головы этот крест, найденный в Старом Квартале.
— А, действительно… Здорово нарисован. Ну и что он тебе-так дался?
— В кафедральном храме есть картина Серралады, XV век, или вроде того… Так вот, по легенде, этому художнику раскаленным железом выжгли на лбу это дьявольское клеймо. Кстати, жители Вальделапланы постарались.
