Патриция Корнуэлл - След Оборотня
– Марино, я не хочу, чтобы тебя уволили или сместили с должности.
– С должности меня и так сместили, – отозвался он. – Более противного назначения им уже не придумать, а понизить меня в звании они не имеют права. Пусть увольняют, если захотят. Только ведь не уволят. И знаешь почему? – Марино подался всем телом вперед. – Кроме нас с тобой, никого больше не интересует вонючий труп, который лежит там. – Он указал на дверь, ведущую в морг. – Держу пари, Андерсон сюда носа не сунет.
Неопознанные останки в морге, как правило, называют «труп мужчины» или «труп женщины». Эти обозначения обезличивают мертвеца, лишают его биографии, навечно хоронят в безвестности все, совершенное им при жизни. Это меня угнетало, и, если не удавалось установить личность покойника, я воспринимала неудачу как личное поражение.
Труп, обнаруженный в порту, окрестили «Человеком из контейнера».
– Не понимаю, как ты это выносишь, – ворчал Марино.
В раздевалке рядом с помещением морга, куда мы отправились сразу же после совещания, ни закрытая дверь, ни бетонная стена не спасали от всепроникающего зловония.
– Твое присутствие здесь вовсе не обязательно, – напомнила я ему.
– Не хочу лишать себя удовольствия.
Мы надели комбинезоны, перчатки, нарукавники, бахилы, колпаки и маски с защитными экранами. Фильтрующими тампонами мы не пользовались – я в них не верила, и, если замечала, что кто-то из моих подчиненных украдкой смазывает ноздри «Виксом», он мог смело рассчитывать на увольнение. Судмедэксперт вынужден постоянно копошиться в грязи и вони, и тот, кто не способен пересилить себя, пусть ищет себе другую работу.
Трупная, как мы называем помещение, где проводим экспертизу разлагающихся тел, оборудована автономной системой охлаждения и вентиляции, а также передвижным столом и большой раковиной. Все, включая шкафы и двери, сделано из нержавеющей стали. Двери автоматически открываются при нажатии на крупные железные кнопки, на которые удобно надавливать не только ладонями, но и локтями.
Войдя в трупную, я вздрогнула, увидев там Андерсон. Она стояла прислонившись к рабочему столу, а на полу посреди комнаты лежали носилки с запечатанным в мешок трупом. Я никогда не оставляю полицейских наедине с необследованным трупом, поскольку с недавних пор в судах вошло в моду подвергать сомнению работу всех участников разбирательства, за исключением защиты.
– Что вы здесь делаете? И где Чак? – осведомилась я.
Чак Раффин был старшим санитаром морга, и я, естественно, ожидала найти его на рабочем месте. Ему надлежало проверить комплектность хирургических инструментов, наклеить на пробирки ярлыки и подготовить для меня все необходимые документы.
– Он впустил меня и куда-то ушел.
– Давно?
– Ну, может, минут двадцать назад, – ответила Андерсон.
– Сдается мне, ты «Виксом» нос намазала, – заметил Марино.
Над верхней губой Андерсон блестела мазь.
– Знаешь, Андерсон, – продолжал Марино, – когда мешок расстегнут, тебя ожидает пренеприятнейшее зрелище.
– Я сейчас ухожу, – заявила она, обращаясь ко мне. – Просто хотела предупредить вас, что буду допрашивать свидетелей. Так что передайте мне информацию о трупе, как только она у вас появится.
– Каких свидетелей? Неужто Брэй командирует тебя в Бельгию? – съязвил Марино.
– Позвоните мне, – распорядилась Андерсон.
Как только двери за ней сомкнулись, я связалась с Роуз.
– Где Чак?
– Кто его знает? – ответила Роуз, пытаясь не выдать неприязнь, которую она испытывала к старшему санитару.
– Пожалуйста, найди его. Пусть немедленно идет сюда.
Я положила трубку и пожаловалась Марино:
– Скоро мое терпение лопнет, и я его уволю. Ленивый и совершенно безответственный. Раньше он таким не был.
– Скажем так: стал более ленивым и безответственным, чем был прежде, – поправил меня Марино. – Этот парень себе на уме и, к твоему сведению, налаживает связи в полицейском управлении.
– Вот и замечательно. Забирайте его себе.
Я начала расстегивать мешок. Нам в лица пахнуло одуряющим зловонием. Марино выругался. Я развернула простыни, в которые был завернут труп.
– Он не по собственной воле дошел до такого состояния, – напомнила я Марино. Тот смазывал ноздри «Виксом». – А вот это уже лицемерие, – прокомментировала я.
Двери трупной раздвинулись, и в комнату ступил Чак Раффин с рентгеновскими снимками в руках.
– Почему ты впустил сюда постороннего, а сам исчез? – попеняла я Раффину. – Тем более что этим посторонним оказался неопытный детектив.
– Я не знал, что она неопытна, – ответил Раффин.
– Лиц, не наделенных специальными полномочиями, наедине с необследованными трупами мы не оставляем. Это касается и полицейских. Всех без исключения – с опытом и без.
Раффин был высоким стройным молодым человеком с томными карими глазами и непокорной белокурой шевелюрой. Из-за нее он выглядел так, будто только что поднялся с постели. Женщины находили его неотразимым, но я на его чары не реагировала. Он это быстро понял и оставил попытки покорить меня.
– В котором часу явилась Андерсон? – спросила я. Раффин молча вытаскивал негативы из больших бумажных пакетов.
– Чак, в котором часу пришла Андерсон? – повторила я свой вопрос.
– Полагаю, где-то в четверть девятого.
– И ты впустил ее, зная, что все будут сидеть на совещании? – возмутилась я. – Зная, что в морге никого не будет. Да здесь же всюду документы, личные вещи, трупы.
– Она никогда не была в морге, поэтому я устроил для нее короткую экскурсию. К тому же я никуда не уходил – считал таблетки, пока выдалось время.
Со многими трупами к нам поступают запасы лекарств, которые требуется пересчитать и после выбросить в раковину. Это нудное занятие входило в обязанности Раффина.
– Вы только взгляните! – воскликнул он.
Рентген черепа выявил на левой стороне челюсти металлический шов.
– У «Человека из контейнера» сломана челюсть, – констатировал Раффин. – По такой примете вполне можно установить личность, верно, доктор Скарпетта?
– Если найти его старые снимки, – отвечала я.
– Да, всегда есть какое-нибудь существенное «если». – Понимая, что ему грозят крупные неприятности, Раффин вовсю старался отвлечь мое внимание от своей персоны.
Я внимательно изучила рентгеновский снимок, но никаких других деформаций черепа не заметила.
– Здесь и здесь пломбы, – объявила я, указывая на коренные зубы. – Похоже, он заботился о своих зубах. Давайте-ка его на стол.
Глаза мертвеца были выпучены, как у лягушки, волосы и борода отслаивались вместе с потемневшей кожей. Я обхватила его за колени, Раффин взял под мышки. Марино придерживал носилки.
– Я слышал, малыш, ты к нам намылился, – сказал он.
– Откуда такие вести? – Раффин насторожился.
Мы со стуком опустили тело на металлическую поверхность стола.
– Земля слухом полнится, – ответил Марино.
Я принялась фотографировать труп. Раффин молчал.
– Только учти, – добавил Марино. – Теперь правила изменились.
Заработал кондиционер, зашумела вода. Я набросала схему металлических швов.
– Красивые шмотки, – отметил Раффин. – «Ар-ма-ни». Никогда не видал их вблизи.
– Ботинки и ремень из крокодиловой кожи одни стоят не меньше тысячи долларов, – сказала я.
– Возможно, это его и сгубило, – прокомментировал Марино. – Жена сделала ему подарок на день рождения, а когда он узнал, сколько она заплатила, с ним случился инфаркт. Не возражаешь, если я закурю?
– Возражаю. Какая температура была в Антверпене в день отплытия корабля? Ты уточнял у Шоу?
– Утром – около десяти, днем – около двадцати, – ответил Марино. – Необычно теплая погода, как и везде.
Джинсы под ремнем были сосборены.
– Брюки велики на размер или два, – констатировала я. – Когда-то он был полнее. С учетом потери жидкости можно предположить, что при жизни он весил килограммов шестьдесят-семьдесят. На одежде какие-то странные волоски. Сантиметров пятнадцать длиной, бледно-желтого цвета.
Я вывернула левый карман джинсов и обнаружила в нем еще волоски, а также серебряные щипчики для сигар и зажигалку. Все это я осторожно переложила на чистый лист белой бумаги. В правом кармане лежали две пятифранковые монеты, английский фунт и пачка свернутых купюр неизвестной мне иностранной валюты.
– Ни бумажника, ни паспорта, ни драгоценностей, – подытожила я.
– Очень похоже на ограбление, – сказал Марино. – Но содержимое карманов сводит эту версию на нет. Вор по идее должен был их обчистить.
– Чак, ты вызвал доктора Боутрайта? – осведомилась я.
Я имела в виду стоматолога из Виргинского медицинского института, к услугам которого мы регулярно прибегали.
– Как раз собирался.
Раффин стянул перчатки и направился к телефону. Я услышала, как он выдвигает ящики стола.
