Стюарт Макбрайд - День рождения мертвецов
Я повернул налево, потом еще раз налево и заехал в заканчивающийся тупиком переулок, застроенный с одной стороны трехэтажными жилыми домами, а с другой — серыми одноэтажными домами с верандами. Серое зимнее утро понедельника, самое начало одиннадцатого, а окна большинства домов погружены во тьму. Лишь кое-где одинокие окошки освещают промозглый мрак.
Ах, твою мать!
— У нас компания.
У обочины стоял серый фургон «форд транзит» с эмблемой «СКАЙ Ньюз» на боку, крыша щетинилась антеннами и спутниковой тарелкой. Это была единственная передвижная вещательная станция, других не было, остальные машины были обычным дерьмовым набором из «фиатов» и «воксолов». А вот газетные репортеры и таблоиды предпочитали «форды».
Я припарковался напротив блока домов в форме латинской «L», в самом конце дороги. Под дождем, скрестив руки на выпирающем животе, стояла женщина-констебль в форме офицера полиции. Ее флуоресцентно-желтая куртка сияла от света, освещавшего входную дверь.
Я поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор. Протянул руку:
— Телефон.
Доктор Макдональд уронила мобильник мне на ладонь, как будто опасалась, что ее пальцы могут прикоснуться ко мне.
— Мэтт, скажи этому мальчишке-археологу, чтобы вытащил палец из одного места. Это расследование убийства, а не какая-то пижамная вечеринка,[17] мать его.
— Но…
Я вырубил телефон и бросил его обратно в карман:
— Как так получилось, что вы боитесь летать?
— Это не совсем так. Летать я не боюсь. — Доктор Макдональд сняла ремень безопасности и вылезла вслед за мной под мелкий холодный дождь. — Я боюсь разбиться. Что абсолютно логично, если об этом подумать, поскольку здесь в действие вступает механизм выживания, совершенно рациональный, потому что каждый из нас должен бояться разбиться в авиационной катастрофе, и было бы странным, если бы мы этого не боялись, и, вообще-то, вы — вот кто действительно странный.
Я пристально посмотрел на нее:
— Да, я-то уж точно странный.
Нам пришлось показать свои удостоверения промокшей под дождем дубине, стоявшей напротив небольшого блока из нескольких квартир. Из-под котелка[18] у нее торчала бахрома темной челки, прилепленной ко лбу дождем, мясистое лицо было растянуто навечно замороженной хмурой гримасой.
Я кивнул головой на группу журналистов. Никто не захотел выйти из замечательных теплых машин. Лишь один опустил стекло и выставил наружу телескопический объектив; за этим небольшим исключением все остальное являло собой рассадник апатии.
— Ну что, мешают они вам?
Констебль обнажила верхние зубы:
— Вы не поверите как. Войдете?
Нет, так и будем стоять здесь под дождем, херней заниматься. Я взглянул на здание из красного кирпича:
— Макмилланы там?
— Там, Осторожно только, у них там журналюга крутится. — Повернулась боком. — Да и мы, в общем-то, не самый большой подарок.
— Когда мы им вообще были?
Я открыл дверь и пригласил доктора Макдональд войти внутрь.
Она уставилась на меня:
— Кхмм…
— Это была ваша идея, помните? Я уже хотел возвращаться в Олдкасл, но — нет, вы сказали…
— Вы не можете войти первым?
— Хорошо.
Лестница воняла духами с мускусной нотой и жареным луком. Цветы в горшках медленно умирали на первом марше, ковер почти весь вытерся, распадаясь на отдельные нити. Откуда-то доносился рев телевизора.
Под моими ботинками лестничные ступени хрустели, как будто кто-то посыпал их песком, чтобы ковер не соскальзывал. Второй марш был в общих чертах похож на первый — снова умирающие растения в горшках, пара дверей, крашенных красновато-коричневой краской, на подоконнике — пачка нераспечатанных «Желтых страниц», все еще в родной полиэтиленовой упаковке.
Голос доктора Макдональд эхом отозвался откуда-то снизу:
— Там, наверху, безопасно? Можно подниматься?
— Безопасно? — Я осмотрел заплесневелые горшки с цветами. — Нет, тут целая толпа бешеных ниндзя. — Пауза. — Конечно, тут все в порядке, черт возьми! — Я схватился за перила и втянул себя на верхний этаж.
Пара дверей вела в отдельные квартиры. Перед одной лежал коврик — грязный прямоугольный кусок, вырезанный из протертого ковра. Над кнопкой звонка на деревянной дощечке неуклюжим детским почерком было написано слою «МАКМИЛЛАН».
Я прислонился к стене и стал ждать.
Минуты через три из-за угла высунулась голова доктора Макдональд.
— Вы не должны быть таким саркастичным, понимаете, я ведь не то чтобы пытаюсь вам досадить, просто у меня есть некоторые… опасения… относительно незнакомых мне закрытых пространств.
Было просто чудом, что ее выпускали из дома без сопровождения.
Я постучал в дверь. Ее открыл полицейский, одетый в форменную рубашку с галстуком, которую каждый уважающий себя кои перестал носить много лет назад, сменив на черную униформу в стиле Дарта Вейдера.[19] Его длинный нос был покрыт «звездочками» кровеносных сосудов, под узким лбом блестели широко посаженные глаза. На черных эполетах сияли сержантские нашивки. Он внимательно осмотрел доктора Макдональд, йотом повернулся и принюхался ко мне:
— Это вы Хендерсон? Удостоверение предъявите.
Маленький надутый засранец. Я снова помахал своим удостоверением:
— Это вы здесь по связям с семьями?
Кивок:
— Все в порядке. Спасибо. Понимаете, здесь так много этих чертовых журналюг вертится — притворяются, что они живут в соседних квартирах, что они родственники, друзья семьи… — Ткнул согнутым большим пальцем себе за плечо: — Родители сидят в гостиной с какой-то мразью из бульварной газетенки.
— А он как сюда проник?
— Она. Это они ее пригласили. Ну, и ее чековая книжка. Собираются позволить ей опубликовать поздравительную открытку.
— Да твою ты… Она же проходит как улика в незакрытом деле! Почему вы ее не вышвырнули отсюда вон? Мне что, нужно…
— Мы не можем запретить семье жертвы приглашать людей к себе в дом — это их дом. — Офицер по связям с семьями потерпевших выпятил грудь. — И между прочим, детектив-констебль, мне наплевать, что ты — один из команды кайфоломов старшего суперинтенданта Дики. — Он похлопал себя по плечу, отчего черный погон с серебряными сержантскими нашивками дернулся: — Вот это видел? Это называется «Сержант», так что следи за словами. Вы, уроды из спецслужб, все одинаковы. Если вы все такие особенные, почему вы до сих пор Мальчишку-день-рождения не поймали? Тоже мне, кайфоломы. Вы не только кайф обломать, вы тележку из супермаркета сломать не сможете.
Молчание.
Я сжал кулаки, костяшки хрустнули и заскрипели. Врезать бы этому ублюдку. Ну и что, что он сержант, в первый раз, что ли…
В дверь вошла доктор Макдональд и встала прямо между нами:
— Вот это вот называется влипнуть, не так ли… ну, это, конечно, не в прямом смысле этого слова, что, без сомнения, было бы глупо, а скорее, метафорично — я имею в виду, что все мы работаем в одном направлении, но подвергаемся совершенно разным воздействиям, и у нас разные экспектации.[20] — Сержант попятился, а она мило ему улыбнулась. — Быть офицером по связям с семьями жертв преступлений — значит, вне всякого сомнения, подвергаться невероятно сильному давлению. Меня зовут доктор Элис Макдональд, я психолог-криминалист — в смысле, я не тот психолог, который совершает преступления — такое случается только в фильмах и в книгах, но не в реальной жизни, мне так кажется. Вы не будете против, если мы войдем?
И пока она произносила всю эту хрень, сержант пятился по коридору, стреляя глазами слева направо, как будто выискивая какое-нибудь безопасное место, в котором он мог бы укрыться от цунами безумного напора, гнавшего его спиной вперед по бежевого цвета ковру.
Он уперся спиной в дверь. Дальше бежать было некуда. Оставалось только погибнуть. Он повернулся и рывком открыл ее.
Гостиная была забита полками и корпусной мебелью, повсюду были расставлены вазы, разложены открытки, декоративное стекло, пачки конвертов, куски полированного камня… Мебель, похоже, была из ИКЕА, а весь остальной хлам, по всей видимости, был куплен на дешевых распродажах. В комнате трое — мужчина и две женщины.
Журналистку узнать было нетрудно — пробивная дама средних лет в недорогом костюме, брови нахмурены, рот сложен в мрачную гримасу. Я чувствую вашу боль, все это так ужасно, это такая трагедия… Но углы губ подергивались, как будто она очень старалась не ухмыльнуться. Такой эксклюзив не каждый день обламывается.
Сержант вошел в гостиную и откашлялся:
— Иэн, Джейн, это доктор Макдональд, она… психолог. Она хочет поговорить с вами о… э-э… — Он взглянул на нее.
