Борис Старлинг - Шторм
Во рту у Кейт сухо. Она болтает языком из стороны в сторону, чтобы там прибавилось хоть чуть-чуть слюны, и думает, не лучше ли бы ей снова оказаться на борту "Амфитриты".
Сняв с террариума крышку, она неуверенно тычет в свернувшуюся гадюку. Та не движется. Она тычет снова, более решительно. По-прежнему никакой реакции.
– Она не шевелится.
– Просуньте дубинку между ее кольцами и выпрямите ее таким образом.
Она снова тянется через стеклянную стенку и делает, как было сказано. Ее взгляд перебегает с дубинки на голову змеи, туда-сюда. Хвост начинает медленно разгибаться, как шутовской бумажный язык.
Убрав дубинку, Кейт переводит взгляд с одной змеи на другую. Если и есть какая-то разница, она ее не видит.
– Нет. Они обе выглядят одинаково.
– А как насчет выпуклостей?
– Они выглядят одинаково. Я не знаю, что есть норма, а что нет. Может быть, у нас с вами разные представления о том, что значит нарост или выпуклость.
Детективы смеются снова, но Кейт их веселья не разделяет. Она бросает взгляд на Реда. Он тоже не смеется.
– Ладно. Есть у вас там указка? Такая штуковина, которыми люди пользуются на лекциях? Чтобы показывать на слайды и тому подобное. Только нормальная деревянная указка, а не лазерная, с красной точкой.
Она обводит взглядом комнату. Указка есть, она прислонена к стене рядом с демонстрационной доской, покрытой полароидными снимками искалеченных тел Петры Галлахер и Элизабет Харт.
– Да. Питер?
Фергюсон подходит к указке.
– Хорошо. Есть у вас вода?
– Да.
– Намочите кончик, это будет вместо смазки.
Фергюсон подходит к бачку с холодной водой и подставляет указку под один из кранов.
Бестелесный голос Мэтисона продолжает руководить каждым их действием.
– Теперь вам нужно прозондировать под их хвостами. Но учтите, им это может малость не понравиться, поэтому проследите, чтобы их головы были крепко прижаты. Нужно прижать дубиной шею сразу за головой, тогда змея не сможет вас укусить.
Офицер, который дал дубинку, встает и подходит к Кейт. Та вручает ему его же дубинку, и он, склонившись над одним из стеклянных ящиков, в точном соответствии с указаниями Мэтисона крепко прижимает змеиную голову. Змея дергается. Он перемещает одну руку к другому концу дубинки, с тем чтобы змея прочно удерживалась с двух концов. Кейт берет указку у Фергюсона.
– Посмотрите на хвост, с брюшной стороны. Там есть линия, где он соединяется с телом.
– Я вижу ее.
– Засуньте туда указку. Просто просуньте под первую чешуйку. Держите ее под максимально узким углом.
– А что потом?
– Просуньте ее, только мягко, до упора. А потом сосчитайте, на сколько чешуек она вошла.
Кейт склоняется над стекляшкой. Кончик указки касается хвоста рептилии.
Она заставляет себя обхватить хвост свободной рукой. Чешуйки на ощупь холодные и твердые. Ей с трудом удается подавить желание вытереть руку о брюки.
– Может помочь, если вы, подавая указку вперед, будете плавно покачивать ее между большим и указательным пальцем, – советует Мэтисон.
У Кейт возникает нелепое ощущение, будто он находится в комнате и видит то, что она делает.
Она со всей возможной осторожностью следует его указаниям, продвигая указку, пока не ощущает сопротивление.
– Две чешуйки, может быть, три.
– Не больше?
– Нет.
– Сделайте то же самое с другой змеей.
Офицер, помогающий ей, забирает дубинку, успев отдернуть ее прежде, чем рассерженная змея на нее бросилась. Потом та же процедура повторяется со второй змеей – он прижимает ее, держа дубинку двумя руками поперек змеиной шеи, а Кейт берет змею за хвост и вводит под хвост указку.
– То же самое. Входит на две чешуйки.
Она убирает указку и руку. Офицер отпускает дубинку. Змея почти не шевелится.
– Вы уверены?
– Да, уверена.
– Значит, они обе самки.
Ред кивает, очевидно удовлетворенный.
– Определенно женского, – продолжает Мэтисон. – Если бы они были мужского пола, вы могли бы просунуть указку чешуек на пять.
– Замечательно. Большое вам спасибо. Желаем, чтобы конференция прошла интересно.
– Надеюсь на это.
Кейт отключает громкую связь и обращается к Реду:
– Ты так и думал?
– Да.
– И это значит...
– Значит, что во всем происходящем наличествует своя логика.
* * *– Я тебе говорил, что знаю. Был уверен, что то ли читал, то ли слышал – где-то мне попадалось нечто подобное, хотя вспомнить, где, когда, в каком контексте, хоть убей, не удавалось. И только когда вы, – он кивает на Аткинса, – помянули древних греков, меня осенило. То, что делает Черный Аспид, соответствует древнегреческому ритуалу. Эллины отрубали убитым врагам кисти рук и ступни, чтобы лишить дух жертвы возможности преследовать убийцу, и привязывали их вокруг шеи трупа. Ну а потом я вспомнил о других аспектах ритуала Черного Аспида, и, конечно, первыми пришли на ум змеи, да и само данное ему вами прозвание. Научное название этих змей vipera berus, однако весь мир, да и вы, как жители Британии, чаще всего называете их гадюками. Подумайте об этом, и связь станет вам ясна.
Он обводит взглядом присутствующих. В глазах, встречающих его взгляд, читается непонимание. Очевидно, для них эта самая связь вовсе не так уж очевидна.
– Что из греческого наследия известно больше всего? Больше, чем непонятная многим философия? – спрашивает он.
– Мифология, – говорит Фергюсон.
– Именно. А какие мифологические фигуры более всего связаны со змеями?
– Медуза. Горгоны. Те, что обращают вас в камень, когда смотрят на вас.
– Да, но кто еще?
В комнате молчат.
– Фурии, – говорит Ред.
– Какое это имеет отношение к полу этих змеюк?
– Все в свое время.
Фергюсон буквально рычит. Ред начинает цитировать:
...вдруг взвились, для бешеной защиты,
Три Фурии, кровавы и бледны
И гидрами зелеными обвиты;
Они как жены были сложены;
Но, вместо кос, клубами змей пустыни
Свирепые виски оплетены"[15].
Он снова обводит взглядом собравшихся. Их скептицизм начинает таять.
– Дантов Ад. Как я уже говорил старшему инспектору Бошам, в последние годы у меня имелось достаточно свободного времени для чтения. Фурии жили в подземном мире, откуда поднимались на землю, чтобы преследовать обреченных. Безжалостные, неумолимые, они карали преступников и грешников тем, что доводили их до безумия. По существу, фурий можно считать символом неумолимости и беспощадности человеческой совести, которая никогда не спит и от которой не уйти.
Я говорил также, что Черный Аспид одержим маниакальным психозом. Так оно и есть: он считает, что его преследуют фурии. Именно фурий он усмотрел в Петре Галлахер и Элизабет Харт. Вот почему он убил их – чтобы избавиться от одержимости. И вот почему для него было так важно убить их в полном соответствии с ритуалом – отсеченные кисти и ступни не дадут их духам преследовать его после смерти. Что же до змей, то они как раз указывают на то, что это не кто иные как фурии. В этом контексте понятны и пытки: он мучил их, чтобы они испытали такие же страдания, какие доставляли ему.
– Но почему он выбрал именно их? – спрашивает Кейт. – И что он вообще сделал такого, чтобы, хотя бы в его воображении, навлечь на себя гнев фурий.
– Почему его внимание привлекли именно эти женщины, сказать трудно. Что-то они сделали, что-то представляли собой, что-то в себе воплощали... А вот насчет изначального преступления, насчет его непростительного греха – тут, мне кажется, я знаю, в чем дело. Вот почему я спросил, самцы это или самки. По поверьям древних греков, самки этого вида змей пожирали после спаривания самцов, а потом и сами пожирались своим потомством. А из всех преступлений, за которые могли карать фурии, особый пыл они приберегали для одного, самого страшного.
Ред выдерживает паузу. Он наслаждается моментом.
– Это убийство матери. Черный Аспид убил свою мать.
Вот теперь он полностью завладел их вниманием. Они слушают каждое его слово.
– Матереубийство – одно из самых страшных преступлений, самых непростительных злодеяний. Вспомните, какую роль играет мать в обществе. Когда вы видите, как ошалевшие фанаты скачут перед телекамерами на футбольных матчах, что они орут? "Привет, мама!" Кто заправляет всем хозяйством в большинстве домов, даже в наше время? Мать. Имя матери священно для всех, даже для преступников. Посмотрите на мафию, возьмите гангстеров Ист-Энда – людей, которые не задумываясь убьют любого соперника, но в жизни не скажут дурного слова своим матерям и не потерпят таких слов от кого бы то ни было. В Древней Греции дела обстояли точно так же. Убийство матери рассматривалось как преступление совершенно непростительное, независимо от обстоятельств. Кровь убитой матери автоматически навлекала на преступника гнев фурий. Черный Аспид убил свою мать. Вот с этого вам и надо начать. Что бы вы еще ни узнали о нем, насчет этого аспекта дела я уверен полностью.
